Каравайчук, Олег Николаевич

Олег Каравайчук
в августе 2015 года
Основная информация
Полное имя	Олег Николаевич Каравайчук
Дата рождения	28 декабря 1927(1927-12-28)
Место рождения	Киев, Украинская ССР, СССР
Дата смерти	13 июня 2016(2016-06-13) (88 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург, Россия
Страна	СССР СССР Россия Россия
Профессии	композитор, кинокомпозитор, пианист, дирижёр
Инструменты	фортепиано
Аудио, фото, видео на Викискладе

Оле́г Никола́евич Каравайчу́к (28 декабря 1927, Киев — 13 июня 2016, Санкт-Петербург) — советский и российский композитор, музыкант-импровизатор, автор музыки ко многим кинофильмам и спектаклям.

Биография

Родился 28 декабря 1927 года в Киеве в семье скрипача, которого арестовали, когда Олегу было два года. С самого раннего детства писал музыку.

Семья поселилась в Ленинграде до Великой Отечественной войны; отец работал в музыкальном отделе «Ленфильма», а мама — в школе.

Окончил музыкальное училище по классу фортепиано при Ленинградской консерватории в 1945 году. В марте 1943 года принял участие в концерте юных музыкантов в рамках празднования 80-летия консерватории в Ташкенте. В 1945—1951 годах учился в Ленинградской государственной консерватории (ныне Санкт-Петербургская государственная консерватория имени Н. А. Римского-Корсакова) по классу фортепиано (педагог Самарий Савшинский).

Первая работа для кино — музыка к фильму «Алёша Птицын вырабатывает характер» (1952), приглашён по рекомендации автора сценария фильма — Агнии Барто; наставником молодого композитора для этой работы выступил Моисей Вайнберг. Работая в кино, Каравайчук иногда снимался в эпизодических ролях, в некоторых фильмах выступал также и как дирижёр своих произведений, например, в «Поднятой целине», «Городе мастеров», «Коротких встречах». Свой метод, лёгший в основу поиска и создания музыки для кино Олег Каравайчук обрёл с помощью Виктора Некрасова, во время работы над фильмом «Солдаты», сценаристом которого был Некрасов.

В начале 1960-х годов состоялось единственное публичное выступление Каравайчука на сцене Ленинградского концертного зала (ныне Концертный зал у Финляндского), едва не закончившееся скандалом. Так что в следующий раз он смог выйти на сцену лишь два десятилетия спустя — 25 апреля 1984 года, выступил перед артистами ленинградских театров со сцены Дома актёра имени Станиславского, исполнив произведения Мусоргского и Бетховена.

Однако широкой публике вплоть до 1990 года был известен только как композитор театра и кино, его концерты запрещались, периодически преследовалась вся его семья, его сочинения изымались, до сих пор многие не выпущены и хранятся в архивах. Это привело к тому, что композитор начал вести замкнутый образ жизни.

Долгие годы жил на 15-й линии Васильевского острова с матерью, в доме между Средним и Малым проспектами, недалеко от сквера имени Веры Слуцкой. Местные жители часто видели его на улице и в близлежащих магазинах. Благодаря своей экстравагантной внешности и поведению (манера ходить и держаться, общаться с продавщицами, тёмные очки, берет и длинные волосы из-под него, зимой перчатки на резиночках) получил прозвище «сумасшедший композитор» и являлся, таким образом, местной достопримечательностью.

Во времена новой оттепели (после 1989 года) побывал в Великобритании, выступал на Русской службе BBC, в одной из передач свои впечатления о британской столице он выразил вокальным образом — напел звуки. Тогда в рамках передачи Бориса Нечаева «У нас на острове» было подготовлено пять программ с участием Олега Каравайчука.

Впоследствии композитору покровительствовала Марьяна Цой, вдова Виктора Цоя, до своей смерти в 2005 году.

Сотрудничал с Сергеем Параджановым, Василием Шукшиным, Ильёй Авербахом, Кирой Муратовой («Короткие встречи», «Долгие проводы») и другими. Каравайчук также сотрудничал с авангардистами, в частности с Сергеем Курёхиным.

Последние годы творчества

1 апреля 2009 года принял участие в спектакле «Записки сумасшедшего» в ДК Ленсовета в Санкт-Петербурге, в честь 200-летия со дня рождения Гоголя, с участием Ренаты Литвиновой и Александра Баширова, на котором слушателям с импровизированным монологом.

До последнего года жизни иногда выступал в Петербурге, при этом, несмотря на финансовые трудности, отказываясь от всех коммерческих предложений и работая только в тех проектах, которые его интересовали творчески. Нередко участвовал в перформансах, синтезирующих его музыку, классический и современный балет, поэзию и видео. Его почерком стало эпатажное выступление с наволочкой на голове, игра на рояле лёжа или на коленях. Сам композитор объяснял это желанием сосредоточиться и остаться только со своей музыкой. Его основное направление работы — импровизационное сочинение: в присутствии зрителей он садится за рояль, сочиняя произведение по ходу самой игры. Два крупнейших театра Петербурга: «Александринский» и МДТ — «театр Европы» используют специально написанную музыку композитора к спектаклям: «Изотов» и «Бесы».

В июле 2014 года ностальгическая мелодия Каравайчука из фильма «Монолог» использована в мемориальном фильме телеканала «Культура» о народном артисте РФ, музыковеде Святославе Бэлзе «Незаданные вопросы».

В феврале 2016 года выезжал в Испанию на Международный наваррский фестиваль документальных фильмов «Точка зрения» (Punto de vista) в Памплоне, где состоялась премьера фильма о нём самом: «Олег и редкие искусства» (Oleg y las raras artes) режиссёра Андреса Дюке (Andrés Duque) (р. 1972, Венесуэла).

Скончался 13 июня 2016 года в Санкт-Петербурге. Прощание состоялось 18 июня 2016 года на второй сцене БДТ имени Товстоногова (Каменноостровский театр). Определил место своего захоронения на Репинском кладбище, однако выполнить его волю, несмотря на наличие фонда его имени, не получилось; композитор был похоронен на Комаровском кладбище.

Награды

• 2002 — премия «Золотой овен» за лучшую музыку к фильму «Тёмная ночь» (2001, режиссёр Олег Ковалов).
• 2009 — Премия Сергея Курёхина «За заслуги в развитии современного искусства», учреждённой Фондом и Центром имени Сергея Курёхина.
• 2010 — номинация на премию «Степной волк» в категории «Нечто».

Цитаты

• Олег Каравайчук, 2005:

Я легко играю, я виртуоз — сверх, а непринуждённость игры принимается людьми за высшую артистичность. Но я абсолютно безартистичен! Поэтому я надеваю на себя наволочку, чтобы внешний артистизм не соединяли с моей музыкой. Если у меня при этом будет открытое лицо, они мою мелодию по-другому воспримут. А мне важно, чтобы человек воспринимал не артиста, с гениальным артистизмом играющего гениально артистическую музыку, а чистые ноты.

• Борис Барабанов, 2012:

Человек-миф, полностью растворившийся в своей музыке, пианист, начавший карьеру в семь лет с концерта для Иосифа Сталина и выдавший на экзамене в консерватории собственную импровизацию за Баха, композитор, написавший невероятное количество гениальной киномузыки, питерский затворник, мудрец и фрик 85-летний Олег Каравайчук существует в природе как символ сверхъестественного начала, материализовываться перед публикой ему совершенно необязательно, легенды заменяют его физическое присутствие, и всё-таки иногда он снисходит до простых смертных. Олег Каравайчук выбирает для своих выступлений не академические концертные залы, а музеи, галереи, клубы.

• Борис Мессерер о совместной работе над балетом «Клоп» в Кировском театре:

Каравайчук был известен в музыкальном мире своими скандальными выходками. Исключительно талантливый композитор, но страшно неорганизованный, всегда нарушавший сроки сдачи работ. И в связи с тем, что он не сдал партитуру в срок, Якобсон предложил композитору Фиртичу завершить эту работу. И на афише возникли две фамилии: «О. Каравайчук и Г. Фиртич». Когда за несколько дней до премьеры Олег узнал об этом, он был безумно возмущён и прислал в театр телеграмму с требованием продлить работу над спектаклем. В своё время я читал эту телеграмму, а сейчас воспроизвожу её по памяти: «Роден четыре раза откладывал сдачу своего Бальзака. Я требую отложить премьеру „Клопа“ на четыре месяца. О. Каравайчук». Театр не мог выполнить это требование, спектакль должен был выйти в назначенный срок. В результате конфликта Олег Каравайчук решил заменить свою фамилию псевдонимом Ф. Отказов. По его требованию на афише спектакля появились фамилии композиторов: Ф. Отказов и Г. Фиртич.

Избранная фильмография

Музыка для кино

Всего более 150 документальных и игровых лент, в том числе:

• 1953 — Алёша Птицын вырабатывает характер
• 1955 — Два капитана
• 1956 — Солдаты
• 1958 — Под стук колёс
• 1958 — Город зажигает огни
• 1958 — День первый
• 1959 — Поднятая целина
• 1960 — Люблю тебя, жизнь!
• 1962 — Никогда
• 1965 — Город мастеров
• 1967 — Короткие встречи
• 1969 — Мама вышла замуж
• 1969 — Люди земли и неба
• 1969 — Внимание, цунами!
• 1970 — Городской романс
• 1970 — Секундомер
• 1971 — Долгие проводы
• 1971 — Драма из старинной жизни
• 1971 — Красный дипломат. Страницы жизни Леонида Красина
• 1972 — Монолог
• 1972 — Игрок
• 1972 — Принц и нищий
• 1974 — Врача вызывали?
• 1974 — Ксения, любимая жена Фёдора
• 1975 — Чужие письма
• 1977 — Женитьба
• 1977 — Гарантирую жизнь
• 1979 — Взлёт
• 1979 — Впервые замужем
• 1980 — Чёрная курица, или Подземные жители
• 1982 — Шурочка
• 1985 — Переступить черту
• 1986 — Фуэте
• 1988 — Муж и дочь Тамары Александровны
• 1990 — Провинциальный анекдот
• 1991 — Нога
• 1992 — Река Оккервиль
• 1994 — Год Собаки
• 1997 — Бабушка
• 2001 — Тёмная ночь

Актёрские работы

• 1960 — Люблю тебя, жизнь! — гость на вечеринке (эпизод)
• 1965 — Город мастеров — эпизод
• 1967 — Житие и вознесение Юрася Братчика — юродивый (эпизод)
• 1967 — Большие хлопоты из-за маленького мальчика — кинорежиссёр детского фильма (эпизод)
• 1970 — Секундомер — продавец в магазине «Старая книга»

Озвучивание

• 1988 — Муж и дочь Тамары Александровны — голос писем ЕЕ, анонимного друга главной героини

Ссылки

• [www.karavaichuk.com/ Официальный сайт Олега Каравайчука]
• Олег Каравайчук (англ.) на сайте Internet Movie Database
• Дормидонтов Н. [web.archive.org/web/20070525115103/www.expert.ru/printissues/northwest/2004/36/36no-skylt1/ Шандец роялю] // Эксперт Северо-Запад. — 2004. — 27 сент.
• «Па-де-де — это когда пах не эротика, а окно» [www.timeout.ru/journal/feature/30407/?city=3 Интервью Олега Каравайчука] // Time Out — 2013. — январь.
• [www.interviewrussia.ru/music/oleg-karavaychuk-freyd-nauchil-iskat-patologicheskie-prichiny-genialnosti Фрейд научил искать патологические причины гениальности: Олег Каравайчук]. Interview (21 января 2015). Проверено 24 января 2015.
• Copyright © 2016 Би-би-си. [www.bbc.com/russian/features-37589339 "Голоса из архива"-4: Анна Политковская и Олег Каравайчук]. — Дата обращения: 16.10.2016. (В четвертом выпуске нового видеопроекта Русской службы Би-би-си легендарный ведущий Сева Новгородцев представляет голоса из архива радиопрограмм прошлых лет (07.10.2016). Интервью О. Каравайчука русской службе Би-би-си в 1990 г.)

Отрывок, характеризующий Каравайчук, Олег Николаевич

Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.