Каравелла

Караве́лла — тип парусного судна, распространённый в Европе, особенно в Португалии и Испании, во второй половине XV — начале XVI века. Один из первых и наиболее известный тип кораблей, с которых начиналась эпоха Великих географических открытий.

Образ каравеллы обычно представляется двух- или трёхмачтовым судном с косым латинским парусным вооружением (каравелла-латина). Хотя на каравеллах нередко использовалось и прямое парусное вооружение (каравелла-редонда).

Благодаря своему поэтичному названию, каравелла ассоциируется со всеми средневековыми океанскими путешествиями и открытиями новых земель, тем самым незаслуженно вытеснив более пригодные для морских походов и более распространённые в то время каракки. Хотя каравеллы и участвовали в океанских походах, это было на начальном этапе Эпохи Великих географических открытий, во время первых походов португальцев вдоль западного африканского побережья. Позже каравеллы играли второстепенную роль в составе эскадр, состоящих из каракк, в том числе в походах Христофора Колумба, Васко да Гамы, Фернана Магеллана.

Этимология

Слово португальского происхождения. Caravela (порт.), уменьшительное от caravo — небольшое парусное судно. Восходит к поздне-латинскому carabus — плетеная лодка, обшитая кожами. Латинское слово в свою очередь происходит от греческого χαραβος. К этому же греческому слову восходит русское «корабль» и поморское «карбас».

Существуют и другие версии этимологии слова «каравелла». Так есть утверждения, что в начале XIII века термин каравелла имел отношение к небольшим арабским судам с латинским парусным вооружением, называвшимся qârib. Впрочем, слово qârib тоже восходит к греческому χαραβος [en.wikipedia.org/wiki/Caravel].

В XIX веке существовала романтичная, но неверная «итальянская» версия происхождения слова «каравелла», связанная с красотой и изяществом судна — от итальянского cara bella — «милая красотка». Данная версия не имеет убедительных оснований.

Созвучность английского (и других западноевропейских языков) термина carvel (выполнение обшивки судна «вгладь») — в противоположность клинкерной обшивке clinker («внакрой») — с названием caravel не позволяет делать вывод о происхождении слова «каравелла» от названия технологии, так как появление термина carvel зафиксировано значительно позже, чем название судна.

История

XII век. Первое упоминания термина

Впервые название «caravellum» появляется в Генуэзских документах середины XII века, где оно относится к тендеру [en.wikipedia.org/wiki/Ship%27s_tender] — небольшому судну или лодке, применяемому для разгрузки больших судов. Нет никаких оснований считать, что это судно или лодка имело какое-то отношение к привычной нам конструкции каравеллы XV—XVI веков.

XIII век. Каравеллы — небольшие рыбацкие лодки Иберийского полуострова

Первое упоминание португальской каравеллы встречается в документе, связанном с событиями 1226 года, когда некая каравелла была насильно включена в состав Английского флота при его возвращении в Гасконь. Очевидно, что это уже более значимое, чем просто небольшая лодка, судно, которое было достойно упоминания о включении в состав флота, и которое было способно к плаванию в Бискайском заливе.

В законодательных документа португальского города Вила-Нова-ди-Гая («Foral Vila Nova de Gaia») от 1255 года каравелла упоминается как судно, с которого платится наименьшая входная пошлина. То есть каравелла на тот момент была наименьшим судном, среди упомянутых (barca seeyra, burcardus trincatus, burcia, pinaza). Подобный Кастильский документ 1255-1256 годов (Siete Partidas [en.wikipedia.org/wiki/Partidas] Альфонса X Мудрого) так же помещает каравеллу среди судов других типов («…balener, leno, pinaça, caravela e otros barcos (…каравелла и другие лодки)» [es.wikipedia.org/wiki/Pinaza]).

XV век

Суда с названием «каравелла» известны с XIII века. Но до XV века каравеллой называли небольшое португальское рыболовное парусное судно водоизмещением около 20 тонн.

Во второй половине XIII века Португалия стала первым иберийским королевством, завершившим Реконкисту и вступила в эпоху своего расцвета. С XIV века португальцы были заинтересованы в транссахарских морских путях, которые были нужны для развития торговли в обход арабских территорий в северной Африке.

В 1415 году португальцы захватили у арабов Сеуту, город на северном побережье Марокко прямо напротив Гибралтара, который стал форпостом португальцев для исследований западного побережья Африки.

С 1419 года принц Португалии Генрих Мореплаватель (1394—1460) начинает активно снаряжать экспедиции для исследования западного побережья Африки.

Первые исследователи атлантического побережья Африки использовали одномачтовые барки и более крупные «баринели». Но приблизительно с 1440-х годов развитие получают каравеллы.

Тип этих маневренных, приспособленных как для прибрежных, так и для морских плаваний, кораблей с латинским парусным вооружением формировался под влиянием кораблей Магриба. Арабы использовали суда с латинским парусным вооружением (багала, дау, кариб) для плаваний вдоль побережья своих земель, в том числе и на северо-западе Африки. Они были приспособлены для плавания на мелководье и использовались как для рыбного лова и каботажных плаваний, так и в качестве лёгких военных кораблей. Такие арабские багалы с латинским парусным вооружением известны с VII века.

Парусное вооружение каравеллы-латины очень похоже на латинское парусное вооружение арабских судов. Но в отличие от багалы, каравелла имеет меньшее удлинение — так, типичное соотношение длины к ширине для арабских багал и дау составляет 5:1 и больше, а для каравеллы характерно 4:1 и меньше. Такое решение лучше подходит для походов в океане, особенно в неизвестных водах, так как увеличивает остойчивость судна и повышает его грузоподъемность, что позволяет брать больше запасов воды и провизии для морского перехода неизвестной продолжительности.

В 1494 году Тордесильясский договор решением Папы разделил мир между Испанией и Португалией по «папскому меридиану», проходящему в 482 километрах западнее Азорских островов. Таким образом Испании достались все новые земли к западу от 49°32’56" западной долготы, а Португалии - все ещё не открытые земли к востоку от этого меридиана.

История этого решения, которое в дальнейшем повлияет на политику Европы и спровоцирует войны, начинается ещё в 1452 году. Такое разделение мира между Испанией и Португалией повлияло не только на европейскую и мировую политику, но и на конструкцию каравелл.

Так, в Португалии у каравелл сохранилось латинское парусное вооружение, как более подходящее для плаваний вдоль африканского побережья. А в Испании развитие получает каравелла-редонда с прямым парусном вооружением на фоке и гроте, которое более подходит для трансатлантических переходов.

К концу XV столетия в океанских походах каравеллу начинает заменять более крупная и более мореходная каракка. Так, в 1488 году Бартоломеу Диаш совершил поход к мысу Доброй Надежды на двух каравеллах. Но уже в 1492 году среди трех кораблей Христофора Колумба флагманом является каракка (называемая также нао или нау) «Санта-Мария» в сопровождении двух каравелл, «Пинты» и «Ниньи». В 1497 году Васко да Гама первым из европейцев достиг Индии морским путём, в его эскадре, состоящей из четырёх кораблей, было две каракки, только одна каравелла, а также малое вспомогательное судно. С самого начала XVI века Португалия регулярно снаряжает эскадры в Индию, а Испания - в Америку, которые в основном состоят из каракк. В первом кругосветном походе Магеллана-Элькано 1519—1522 годов участвовали четыре каракки и одна каравелла.

Каравеллы имели распространение до XVII века.

Разновидности каравелл

За долгий период существования, с XIV по XVII век, в источниках встречаются разные типы каравелл, отличающиеся друг от друга конструктивно.

Каравелла-латина (caravela latina). Небольшая, двух- или трехмачтовая каравелла с латинским вооружением на всех мачтах — конструкция, характерная для первых каравелл. Наиболее известный образ каравеллы. Именно такими были первые «каравеллы открытий» (каравеллы эпохи Великих географических открытий, точнее первого её этапа) — суда, на которых португальцы начали исследовать западное побережье Африки в начале XV века. Именно на таких каравеллах Бартоломеу Диаш достиг южной оконечности Африки и первым из европейцев достиг Индийского океана морским путём в 1488 году.

Каравелла-редонда (caravela redonda — от исп. redonda — прямой парус). Каравелла, вооруженная прямыми парусами на фок- и грот-мачте и латинским парусом на бизани.

Латинское парусное вооружение эффективно при хождении против ветра, что удобно для движения и маневрирования вдоль берега, поэтому каравелла-латина использовалась португальскими моряками при исследованиях западного африканского побережья и в качестве судна для каботажного и речного плавания в пределах своих территориальных вод.

Для хождения в открытом море и для трансокеанских переходов, где преобладают постоянные попутные ветра, более эффективны прямые паруса. Поэтому мореплаватели Бискайского залива, Северного моря, а позже испанцы, начиная с Колумба, при плаваниях из Европы в Америку и обратно использовали каравеллы-редонды.

Так, каравелла первой экспедиции Колумба «Нинья» перед походом была переоборудована из каравеллы-латины в каравеллу-редонду, при том, что каравелла «Пинта» и нао «Санта-Мария» изначально были с прямым парусным вооружением. Таким образом, все три корабля первого похода Колумба имели прямое парусное вооружение, так как ожидалось движение с постоянным попутным ветром (см. пассат).

Каравеллы-редонды были весьма распространены, особенно в дальних походах, хотя сейчас стереотипным для каравеллы того периода является изображение каравеллы-латины, несмотря на то, что с конца XV века они использовались в основном для прибрежного плавания.

Каравеллы исследований, каравеллы открытий, (порт. caravelas dos descobrimentos), (англ. caravels of the discoveries), (англ. caravels of exploration). Собирательное название каравелл начального период эпохи Великих географических открытий — второй половины XV века. Подразумевает небольшие, водоизмещением до 60 тонн, двух- или трёхмачтовые каравеллы-латины или каравеллы-редонды, в отличие от более поздних четырёхмачтовых caravelas de armada, получивших распространение в XVI веке и имевших большее водоизмещение и тяжелое артиллерийское вооружение.

В частности, такие каравеллы были в походе Барталомеу Диаша и в первом походе Христофора Колумба.

Три caravelas de armada среди кораблей индийской армады в иллюстрации XVI века

Caravela de Armada («каравелла армады»). С самого начала XVI века, после открытия в 1497—1499 годах Васко да Гама морского пути в Индию, Мануэл I каждый год начинает отправлять в Индию армады, состоящие из 10-20 кораблей. Помимо каракк, составляющих ядро этих армад, в их состав входят большие хорошо вооруженные четырехмачтовые каравеллы, которые в источниках называются «caravelas de armada».

Каравелла армады имела слегка наклоненную вперед фок-мачту, вооруженную двумя прямыми парусами — фоком и фор-марселем, грот, вооруженный латинским парусом, и, также вооруженные латинскими парусами, бизань и бонавентуру. Каравелла армады обретает поднятый бак (не такой высокий, как у каракки), что связано с прямым вооружением фок-мачты — не требуется свободного пространства бака для манипуляций с реем латинского паруса.

Водоизмещение каравеллы армады было относительно большим — 80-100 тонн, а иногда достигало и 160—180 тонн.

Для каравеллы армады XVI века характерно наличие пушечных портов, которых не было на каравеллах XV века. Вооружение корабля состояло из нескольких десятков орудий, иногда до 30-40, но это количество включало также лёгкие вертлюжные пушки и фальконеты.

Каравеллы армады использовались на протяжении всего XVI века.

Caravela Mexiriqueira, caravela de aviso («посыльная каравелла»). Другой тип каравеллы, упоминаемый в источниках и существовавший в XVI веке — caravela mexiriqueira — небольшие, относительно быстрые и маневренные каравеллы, использовавшиеся для передачи сообщений между кораблями и портами. Эти каравеллы совмещали скорость и маневренность небольших рыбацких каравелл и возможность нести лёгкое артиллерийское вооружение. Посыльные каравеллы отличались от каравелл армады размерами, вооружением и численностью команды, и в документах своей эпохи упоминались отдельно от других каравелл. Водоизмещение caravela mexiriqueira в документах XVI века упоминается как 20-25 тонн.

Caravelão. В португальских и бразильских источниках встречается также такая разновидность, как caravelão, в других языках — исп. carabelón, итал. carabellone. Во всех этих языках суффикс -o (-on) имеет значение увеличения, однако, судя по описаниям в источниках, caravelão — это суда небольшого водоизмещения, сравнимые с каравеллой-латиной и заметно меньшие, чем существовавшие в тот же период caravela de armada.

В трактате Livro Náutico 1580—1609) есть инструкции по строительству двухмачтовой caravelão, с латинским парусным вооружением, водоизмещением 40-50 тонн. Судно было рассчитано на команду из 25 человек и предусматривало вёсла в качестве вспомогательного движителя. Вооружение этой каравеллы составляли 2 фальконета и 4 лёгких казённозарядных вертлюжных орудия (versos).

Caravela pescareza (от порт. pescador — рыбак). Небольшие рыбацкие каравеллоподбные лодки, собственно предшественники каравелл, которые использовались рыбаками иберийского полуострова на протяжении веков, как до, так и в эпоху каравелл. Имели латинское парусное вооружение.

Небольшие рыбацкие каравеллы зачастую были беспалубными или частично беспалубными, в отличие от каравелл, использовавшихся для дальних походов.

Близкими современными наследниками этих лодок являются каики Алгарви.

Конструкция

Парусное вооружение. Каравеллы обычно имели 3 мачты. Наличие бушприта не характерно для каравеллы, хотя на некоторых изображениях можно встретить каравеллу с бушпритом (обычно каравеллу-редонду).

По типу парусного вооружения каравеллы разделяют:

• Каравелла-латина — косые латинские паруса на всех мачтах.
• Каравелла-редонда (от исп. redonda — прямой парус) — прямые паруса на фок- и грот-мачтах, и косой латинский парус на бизани.

Размеры и конструкция корпуса. Типичная длина каравеллы 15-35 метров, ширина 4-9 метров, осадка 2-4 метра, водоизмещение 50-80 тонн, иногда до 200 тонн.

Характерной чертой каравелл является длинный полуют — длинная, относительно высокая (но значительно меньше, чем у каракк и более поздних галеонов) надстройка на корме. Носовую надстройку (форкастль) каравеллы имели не всегда.

Вооружение. На ранних каравеллах XV века артиллерийское вооружение состояло из лёгких орудий и размещалось на верхней палубе или на планшире с помощью вертлюгов. Это были небольшие бомбарды (иногда можно встретить название «ломбарда», например, в дневниках первого путешествия Колумба в изложении Бартоломе де Лас Касаса), казённозарядные вертлюжные пушки, называемые испанцами «версос» (исп. versos) [en.wikipedia.org/wiki/Breech-loading_swivel_gun], лёгкие вертлюжные пушки. Также на вооружении команды были аркебузы, арбалеты, алебарды, мечи и другое индивидуальное оружие.

Каравеллы обычно не предназначались для морского боя с хорошо вооруженными кораблями противника, поэтому вооружение было характерным для экспедиционного корабля — артиллерия активно использовалась в десантных операциях — лёгкие бомбарды грузились на лодки и использовались на берегу.

Тем не менее бомбарды каравелл XV века обладали существенной разрушающей силой — Лас Касас в дневнике первого путешествия Колумба приводит пример применения артиллерии — в качестве демонстрации силы европейцы расстреляли из бомбард корпус севшего на мель нао «Санта-Мария».

Стреляли эти орудия каменными и свинцовыми ядрами или картечью. Свинцовые заряды изготавливались на борту корабля.

В XVI веке, с появлением пушечных портов и тяжелых корабельных орудий, caravela de armada получает на вооружение тяжелые орудия. Количество орудий на борту каравеллы армады достигает 40, но среди этого количества учитываются также и лёгкие ручные вертлюжные пушки.

Использование каравелл

До 30-40х годов XV века каравелла была небольшим рыбацким судном с немногочисленной командой и малым водоизмещением (до 20 тонн), зачастую частично беспалубным. Такие суда помимо рыбного лова использовались как небольшие торговые и транспортные суда.

Около 1440 года португальцы начали использовать каравеллы-латины для походов вдоль западного побережья Африки, хотя до этого для исследования использовались более примитивные суда — барки и баринели. С 1441 года португальцы начали использовать каравеллы для работорговли вдоль западного побережья Африки.

Во второй половине XV века каравеллы-латины, вытеснившие более примитивные барки и баринели, активно используются португальцами для обслуживания западного побережья Африки (в основном для работорговли) и для исследований, которые продвигаются всё дальше на юг. В 1487-88 годах Бартоломеу Диаш, эскадра которого состояла из двух небольших каравел-латин и вспомогательного судна с прямым парусным вооружением (вероятно, барк или баринель), совершает поход в Индийский океан, огибая мыс Доброй Надежды. По возвращению из этого похода, Бартоломеу предложил изменения в конструкции кораблей для таких дальних исследовательских путешествий — более высокие борта, более вместительный корпус, подобно средиземноморским караккам — таким образом, в походе Васко да Гамы (1497—1499 годов), в подготовке которого участвовал Диаш, принимают участие уже нау (иберийская разновидность каракк). Каравеллы в таких походах начинают играть второстепенную роль.

Каравеллы никогда не предназначались для морских сражений, хотя были отмечены участия каравелл не только в экспедиционных операциях против заморских дикарей, но и в европейских морских боях. Так, в летописях отмечено, что Жуан II (король Португалии в 1481—1495 годах) впервые поместил большие артиллерийские орудия на маленькие каравеллы, и таким образом несколько таких каравелл могли вынудить большие суда сдаться, так как их маневренность не позволяла взять их на абордаж, а мощная артиллерия представляла серьёзную угрозу для противника. Другие исторические записи показывают, что в 1476 году португальцы использовали вооруженные каравеллы против Кастилии, а через год Кастилия применила свои вооруженные каравеллы против португальцев в Африке.

С начала XVI века на сцену выходят более серьёзно вооруженные четырёхмачтовые caravelas de armada, водоизмещение которых в 2-3 раза больше, чем у каравелл исследований XV века. Они участвуют в походах индийских армад, которые Португалия снаряжает в первой половине XVI века, но главную роль в этих эскадрах играют более крупные каракки. Каравеллы армады принимали активное участие в колониальных войнах Португалии против Османской империи, Египта, Персии и правителей Индии.

В прибрежных районах, не только Европы, но и в колониях, небольшие каравеллы использовались как рыбацкие лодки, как транспортные и торговые суда, как посыльные корабли. Небольшая осадка и хорошая маневренность делала малые каравеллы удобными судами на мелководье и для хождения по рекам. Роль универсального судна небольшие каравеллы играли с XIII по XVIII век.

Исторические источники информации о каравеллах

До нас дошло на удивление мало материалов, по которым можно было бы достоверно восстановить конструкцию каравелл XV—XVI века. В отличие от каракк, когов, дракаров и даже древнеегипетских лодок, нет ни одного, хотя бы частично сохранившегося, корпуса каравеллы. Также, в отличие от каракк, каравеллы практически не изображались в живописи той эпохи. Первые технические описания конструкции кораблей (в том числе, отчасти, каравелл) появились лишь в конце XVI века, в пору заката этого типа судов и расцвета галеонов. Чертежи кораблей появились ещё позже.

Письменные источники

О Livro da Fábrica das Naus. Неоконченный трактат, датируемый 1580 годом и написанный Отцом Фернандо Оливейрой, продолжение трактата Ars Náutica (1570) того же автора. Ценный источник XVI века по средневековому кораблестроению, особенно иберийскому.

Это одна из первых книг по кораблестроению. До этого мастерство передавалось устно и с помощью только практических навыков. Сам Оливейра в трактате говорит, что кораблестроение не преподавалось в прошлом, и было скрыто от масс, поэтому автор решил создать этот трактат как руководство по кораблестроению.

Трактат написан в конце XVI столетия, когда каравеллы уже не были основным исследовательским судном. Основной тип судна, конструкция которого рассматривается в трактате — нао — судно более крупных размеров, чем каравелла открытий. Но общие сведения о кораблестроении, пропорции корабля, подбор материалов дают представление и о строении каравелл того периода.

Instrucción Náuthica para el Buen Uso y Regimiento de las Naos, su Traza y Govierno. Испанский манускрипт доктора Диего Гарсия де Палацио, изданный в 1587 году.

Naos, su Traza y Govierno

Livro Náutico

Livro Primeiro da Architectura Naval

Livro de Traças de Carpintaria

Изображения каравелл

Изображения в живописи, в книжных иллюстрациях, на гравюрах, на морских картах и в других источника кораблей той эпохи, когда не существовало ни чертежей, ни другой технической документации, дают ценный материал для восстановления внешнего вида и конструкции этих кораблей. К сожалению, каравеллы изображались реже, чем другие основные типы судов и до нас дошло не много графических изображений каравелл.

Самое раннее известное нам изображение португальской каравеллы датируется 5 декабря 1488: судовладелец João de Lião составил заказ на обеспечение его судна провиантом и оставил подпись с изображением его каравеллы. Подобные изображения, присутствуют среди имен испанских рыбаков, в документах, датированных началом XVI века. Все изображенные каравеллы одномачтовые.

Археологические находки

Кораблекрушение на рифе Моласиз (англ. Molasses Reef) [en.wikipedia.org/wiki/Molasses_Reef_Wreck], территория островов Тёркс и Кайкос. Остатки испанской каравеллы конца XV — начала XVI века, обнаруженные в 1976, и исследованные и поднятые научными экспедициями в 1980—1986 годах. Поднятые археологические объекты хранятся в Национальном музее островов Тёркс и Кайкос [tcmuseum.org/culture-history/molasses-reef-shipwreck/].

На основании найденных объектов, время кораблекрушения относят к 1510—1520 годам. Это старейший известный европейский корабль, затонувший у берегов Америки.

От корабля сохранилась очень незначительная часть: около 1 % корпуса, орудия (небольшие бомбарды) и заряды для них, глиняная посуда, чаши и кувшины, столярные, портняжные и хирургические инструменты, четыре комплекта оков, металлические части такелажа, разные дельные вещи, два якоря, 42 тонны каменного баласта.

Судно было длиной 19 метров, шириной 5-6 метров, осадкой два метра, или чуть больше.

Артиллерийское вооружение каравеллы состояло из двух небольших казеннозаряжаемых бомбард (исп. versos[en.wikipedia.org/wiki/Breech-loading_swivel_gun]) и 15 вертлюжных пушек, устанавливаемых в поворотное шарнирное крепление (вертлюг) на планширь. Также на вооружении команды были аркебузы. Отдельно от бомбард и вертлюжных пушек хранились каморы — железная цилиндрическая зарядная камера, заполненная порохом, которая устанавливалась как казенная (задняя) часть орудия непосредственно перед выстрелом. Заряды для орудий изготавливались на борту судна — среди остатков корабля были обнаружены большие свинцовые листы, из которых кузнец нарезал кусочки, плавил их и заливал в бронзовую форму, также обнаруженную среди останков, получая круглое ядро. С помощью меньших форм делались заряды для аркебуз. Также были обнаружены гранаты — овальный полый чугунный шар, который через отверстие заполнялся порохом, которое потом запечатывалось запалом.

Личное оружие экипажа состояло из кинжалов и мечей. Найдено было всего одно лезвие меча и части четырёх эфесов. Отсутствие личного оружия позволяет сделать вывод, что экипаж успел покинуть тонущий корабль. Из вооружения также были обнаружены остатки арбалетов.

Кораблекрушение на рифе Хайборн (англ. Highborn Cay), Эксума, Багамские острова. Каравелла, затонувшая на рифе в районе Эскумы (Багамские острова) в начале XVI века, ориентировочно в 1520 году. Останки были обнаружены в 1965 году дайверами-спортсменами. Раскопки и подъем остатков были начаты в 1986 году.

Небольшая часть набора и обшивки корпуса сохранилась благодаря тому, что были покрыты баластом. Толщина обшивки составляла 6 см. Все деревянные элементы корпуса были сделаны из дуба. В качестве баласта использовались камни размером более 50 см.

Длина киля 12,6 метров, общая длина около 19 метров, ширина 5-5,7 метров.

По конструкции это судно схоже с каравеллой, погибшей на рифе Моласиз. Возможно, это один из кораблей, потерянных Пинсоном в 1500 году.

Известные каравеллы

• «Святой Христофор» (англ. Saint Christopher, порт. São Cristóvão) и «Святой Пантелей» (порт. São Pantaleão) — каравеллы Бартоломеу Диаша в его походе 1488 года, когда он первым из европейцев достиг южной оконечности Африки, мыса Доброй Надежды.
• «Пинта» и «Нинья» — каравеллы Колумба, которые вместе с караккой (нао) «Санта-Мария» участвовали в его первом походе в 1492 году.
• «Беррио» (англ. Berrio) — каравелла, которая вместе с более крупными каракками «Сан-Габриэл» и «Сан-Рафаэль» и небольшим вспомогательным судном входила в состав эскадры Васко да Гамы во время его первого похода 1497—1498 годов к берегам Индии.

Реплики (современные полноразмерные копии) каравелл

• В музее Бартоломеу Диаша в Мосселбай (ЮАР) установлена полноразмерная реплика каравеллы 1488 года. Копия была построена и подарена музею правительством Португалии в 1987 году к 500-летию открытия мыса Доброй Надежды Диашем. Своего места назначения каравелла достигла своим ходом.
• «Нинья» и «Пинта» — реплики каравелл Колумба, построенные к 500-летию открытия Америки в 1988 и 1992 году соответственно.
• «Boa Esperança» — португальская реплика каравеллы эпохи Великих географических открытий. Построена в 1991 году в Лагуше (Португалия) для привлечения туристов.
• «Vera Cruz» — португальская реплика каравеллы эпохи Великих географических открытий. Построена в 2000 году к 500-летию открытия Бразилии европейцами.
• «Notorious» — реплика каравеллы XV века, построенная австралийским энтузиастом Грэмом Уили (англ. Graeme Wylie) в 2012 году (начата в 2002 году).[en.wikipedia.org/wiki/Notorious_(ship)]

• Carabela Niña Palos.jpg

  «Нинья»

• LaPinta.jpg

  «Пинта»

• Caravela Boa Esperança - Lagos.JPG

  «Boa Esperança»

• Caravela Vera Cruz no rio Tejo.jpg

  «Vera Cruz»

• Notorious from bow.jpg

  «Notorius»

Ссылки

• [www.diasmuseum.co.za/ Сайт музея Бартоломеу Диаша в Мосселбай (ЮАР)] (англ.)
• [www.safarinow.com/destinations/mossel-bay/GalleriesAndMuseums/Maritime-Museum.aspx Фото реплики каравеллы Бартоломеу Диаша в музее в Мосселбай] (англ.)
• [www.heraldsun.com.au/news/victoria/replica-portuguese-caravel-the-notorious-sails-into-corio-ba/story-fn7x8me2-1226248772480 Реплика каравеллы XV века «Notorius» (Австралия)] (англ.)
• [tcmuseum.org/culture-history/molasses-reef-shipwreck/ Национальный музей о-вов Тёркс и Кайкос, кораблекрушение каравеллы начала XVI века на рифе Molasses] (англ.)
• [nautarch.tamu.edu/NAPwiki/index.php/Highborn_Cay_Shipwreck,_Bahamas_(c._1520) Кораблекрушение на рифе Хайборн (Highborn Cay) на сайте Nautical Archaeology Program Wiki] (англ.)
• [inadiscover.com/projects/all/central_america_caribbean/highborn_cay_wreck/introduction/ Кораблекрушение на рифе Хайборн (Highborn Cay) на сайте Inctitute of Nautical Archaeology (INA)] (англ.)

Литература

• G.R.Schwarz. [anthropology.tamu.edu/papers/Schwarz-MA2008.pdf The History and Development of Caravels.]  (англ.). — Texas A&M University, 2008. — С. 225.

• M.M.Elbl. [books.google.ru/books?id=ySKb3ZalO3wC&pg=PA539&lpg=PA539&dq=Elbl+Caravel&source=bl&ots=IkwlKAX_CN&sig=jUe4J7ax-8qcrMW7Z_sl1AB75Ds&hl=ru&sa=X&ei=7oSCUMTNF7CQ4gS07oDwAg&ved=0CDEQ6AEwAg#v=onepage&q=Elbl%20Caravel&f=false The Portuguese Caravel and European Shipbuilding: Phases of Development and Diversity]. — Revista da Universidade de Coimbra, 1985.

• Cogs, Caravels and Galleons. The Sailing Ship 1000-1650. — Conway Martitime Press, 1994. — 188 с. — (Conway's History of the Ship). — ISBN 0-7858-1265-2.

• C.R.Edwards. Design and Construction of Fifteenth Century Iberian Ships: A Review.. — 1992.

• G.R.Schwarz. The Iberian Caravel: Tracing the Development of a Ship of Discovery.

• Генрих Винтер. Суда Колумба 1492 г. = Heinrich Winter. Die Kolumbusschiffe Von 1492. 1968. — Ленинград: Судостроение, 1975. — 64 с. — 48 000 экз.

• под.ред. И.П.Магидовича. Путешествия Христофора Колумба (дневники, письма, документы). — 2-е. — Москва: Географическая литература, 1952. — 527 с. — 20 000 экз.

Отрывок, характеризующий Каравелла

Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.