Карагандинский угольный бассейн

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Караганди́нский у́гольный бассе́йн — один из крупнейших в мире угольных бассейнов. Расположен на территории Казахстана, в пределах Казахского мелкосопочника.

По запасам угля занимал третье место в СССР после Кузбасса и Донбасса. Но благодаря сравнительно мелкому залеганию угольных пластов и большой их мощности, а также высокому техническому уровню угледобычи стоимость карагандинских углей была ниже стоимости углей других бассейнов страны.

Площадь около 4 тыс. км2. В угленосных отложениях карбона мощность до 20 км — до 30 рабочих пластов мощностью 0,2—18 м. Угли в основном каменные, марок ГЖ, Ж, КЖ, К, ОС. Теплота сгорания на рабочее топливо 21 МДж/кг. Запасы свыше 90 млрд т. Добыча главным образом подземным способом.

Основные центры добычи — города Караганда, Сарань, Абай, Шахтинск.

Потребителями коксующихся углей являются металлургические заводы Казахстана и России, энергетических — железнодорожный транспорт, электростанции и промышленные предприятия.

В прошлом Карагандинский угольный бассейн являлся одной из составных частей Урало-Кузнецкого промышленного комплекса и был топливной базой группы предприятий Магнитогорского и Орско-Халиловского металлургических гигантов.





История освоения

Первооткрывателем Карагандинского угольного месторождения считается пастух Аппак Байжанов, который в 1833 году нашёл куски каменного угля в урочище Караганды, в 25 километрах южнее реки Нуры. Земля эта издревле принадлежала двум казахским родам — Сармантай и Мурат.

В 1856 году месторождение было куплено за 250 рублей петропавловским купцом Н. Ушаковым, который и начал добычу карагандинского угля.

Первая горная выработка была заложена в 1857 году. Она называлась «Ивановским разрезом».

В 1868 году уголь добывали на глубине 8—14 сажен, работало 78 человек. Уголь добывали для нужд небольшого Спасского медеплавильного завода.

К концу XIX века наследники Ушакова и компании, долгое время хозяйничавшие на Карагандинских угольных копях, пришли к полному разорению и сдали в аренду эти предприятия Жану Карно (сыну президента Франции Сади Карно). Весной 1905 года Жан Карно стал официальным владельцем, заплатив хозяевам 766 тысяч рублей.

В 1907 году эти предприятия перешли во владения «Акционерного общества Спасских медных руд», основанным в Лондоне Джимом Гербертом.

11 мая 1918 года В. И. Ленин подписал постановление СНК РСФСР о национализации Спасского медеплавильного завода и других предприятий.

В наследство от англичан Караганде достались взорванные и затопленные шахты, разрушенные шахтные постройки.

В 1920 году геологический комитет ВСНХ командировал в Караганду группу специалистов во главе с крупным учёным-геологом профессором А. А. Гапеевым для проведения геологических исследований.

В 1929 году в Караганде создаётся трест «Казахстройуголь», в задачу которого входило строительство и эксплуатация шахт Карагандинского бассейна.

В 1930—31 были заложены первые эксплуатационно-разведочные шахты.

Геологоразведочные работы в бассейне получили широкое развитие в годы Великой Отечественной войны 1941—45 и в послевоенный период.

К 1945 году почти удвоенна довоенная суточная выработка.

К 1954 была произведена полная геолого-промышленная оценка бассейна.

Геологическая информация

Карагандинский угольный бассейн представляет собой асимметричный синклинорий, вытянутый в широтном направлении; северное крыло пологое (10—30°), южное — крутое (до опрокинутого). Много разрывов, продольных и поперечных к общему направлению складок. Формирование геологической структуры бассейна связано в основном с герцинской складчатостью. Важную роль в создании современной структуры сыграли киммерийские движения, выразившиеся в крупных широтных надвигах (взбросах) палеозойских пород на юрские отложения вдоль южной окраины бассейна.

Каменные угли бассейна приурочены к нижнему карбону. Отложения карбона характеризуются промышленной угленосностью в четырёх свитах — ашлярикской, карагандинской, долинской и тентекской. Вмещающие породы сложены песчаниками, аргиллитами и алевролитами.

Угленосность юрских отложений связана с образовавшимися в континентальных условиях озёрными осадками.

Добыча угля

В 1980-е годы крупнейшими по добыче были шахты имени Костенко, имени 50-летия Октябрьской революции и имени Ленина[1]

Ныне добычей угля занимаются шахты угольного департамента АО «АрселорМиттал Темиртау» и АПУП «Гефест». Разработкой Верхнесокурской группы месторождений бурого угля (восточное крыло Карагандинского угольного бассейна), расположенных к востоку от города Караганды, занимаются разрезы компаний ТОО «Разрез „Кузнецкий“» и АО «ГРК „SAT Komir“».

  • АО «АрселорМиттал Темиртау» — 11,07 млн тонн (2013)[2]
  1. Шахта имени Ленина
  2. Шахта «Тентекская»
  3. Шахта «Казахстанская»
  4. Шахта «Шахтинская»
  5. Шахта имени Кузембаева
  6. Шахта «Саранская»
  7. Шахта «Абайская» (бывшая им. Калинина)
  8. Шахта имени Костенко
  • АПУП «Гефест»
  1. Шахта «Западная»
  2. Шахта «Кировская»
  3. Шахта «Батыр» (бывшая «Северная»)
  4. Шахта имени Байжанова
  • ТОО «Разрез „Кузнецкий“»
  1. Разрез «Кузнецкий»
  • АО «ГРК „SAT Komir“»
  1. Разрез «Кумыскудукский»

См. также

Напишите отзыв о статье "Карагандинский угольный бассейн"

Примечания

  1. Нургалиев, 1986, с. 558.
  2. Венера Гайфутдинова. [forbes.kz/finances/investment/kakie_planyi_u_arcelormittal_na_kazahstankie_aktivyi Аукнется ли в Казахстане уход ArcelorMittal из России]. Forbes.kz (21 января 2015). Проверено 26 февраля 2016.

Литература

Ссылки

  • [miningwiki.ru/wiki/Список:Аварии_на_шахтах_Казахстана Аварии на шахтах Казахстана]

Отрывок, характеризующий Карагандинский угольный бассейн

Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.