Карагонов, Илия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Илия Карагонов
болг. Илия Карагонов
Имя при рождении:

Илия Канев Карагонов

Род деятельности:

партизан, разведчик, военный преподаватель, участник антиживковского заговора, поэт

Дата рождения:

22 июля 1925(1925-07-22) (98 лет)

Место рождения:

Тыжа

Гражданство:

Болгария Болгария

Супруга:

Кунка Карагонова

Дети:

Веселин Карагонов, Канчо Карагонов

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Илия Канев Карагонов (болг. Илия Кънев Карагонов; 22 июля 1925, Тыжа) — болгарский военный и поэт. Активист коммунистической партии и партизанского движения 1940-х. Участник заговора 1965 с целью свержения Тодора Живкова. Автор лирических стихов и политических исследований.





Война и образование

Родился в крестьянской семье, учился в казанлыкской школе. В 18-летнем возрасте примкнул к коммунистическому партизанскому отряду. В 19441945 воевал в Венгрии в составе советских войск.

Военное образование получал в Университете имени Васила Левского и Академии Г. С. Раковски. В 1955 окончил Военную академию им. Ворошилова в Москве.

Служил в структурах военной разведки министерства обороны НРБ, сухопутных войск и ВМФ. По состоянию здоровья был переведён в преподаватели Академии Г. С. Раковски. Читал курсы оперативной разведки.

Участник заговора

Илия Карагонов придерживался ортодоксально-коммунистических взглядов и не принимал даже ограниченной либерализации режима, которую проводил Тодор Живков. После смещения Никиты Хрущёва в 1964 сталинистски настроенные функционеры БКП и армейского командования составили заговор с целью устранения Живкова. Илия Карагонов примкнул к этому заговору.

Сейчас тысячи людей кричат на улицах «в отставку!» и никто не обращает на них вниманя. А тогда требование отставки партийного и государственного лидера могло стоить жизни… Первыми на это решились товарищи из Врачанского края — член ЦК БКП Иван Тодоров, партизанский псевдоним Горуня, Цоло Крыстев, полковник Иван Велчев и генерал Цвятко Анев, который поведёт бойцов… Я должен был подготовить группу офицеров из Военной академии, где преподавал. Чтобы вместе с товарищами из армии и МВД прийти на пленум ЦК Коммунистической партии, потребовать устранения Тодора Живкова и некоторых из его соратников по Политбюро и выбрать новое руководство, чтобы изменить политический курс, компрометировавший социализм.
Илия Карагонов[1]

Заговор был раскрыт госбезопасностью, Тодоров-Горуня покончил с собой (Карагонов уверен, что был убит, но эта версия никак не подтверждена), остальные участники арестованы. Роль Карагонова в заговоре не была первостепенной, к суду он не привлекался, однако был подвергнут ряду санкций и взысканий, выселен из Софии и взят под наблюдение госбезопасности.

Критик реформизма

После отстранения Живкова от власти 10 ноября 1989 Илия Карагонов, как и другие участиники заговора Горуни, был реабилитирован. Однако он резко критиковал реформистское руководство БСП за отказ от коммунистической идеологии и социал-демократизацию политики. В частности, он осуждал идеолога социал-демократизации Александра Лилова:

«Стратег» Лилов, мир его праху, сказал, что начинаем строить «демократический социализм». И что, у нас сейчас демократия? Ещё Платон и Аристотель предупреждали, что бесконтрольная демократия превращается в анархию. Каковы результаты на сегодняшний день? Более двух десятилетий тотального разграбления национального богатства, геноцида нашего народа и хаоса!

В августе 2000 в дом Илии Карагонова была брошена самодельная бомба (100 граммов в тротиловом эквиваленте)[2]. Преступники разысканы не были. Сам Карагонов посчитал это терактом политических противников.

В литературе

Илия Карагонов — известный поэт, автор ряда произведений[3], член Союза независимых болгарских писателей. Опубликовал также историко-политическое исследование С вярата[4] о партизанском движении.

См. также

Напишите отзыв о статье "Карагонов, Илия"

Примечания

  1. [www.vdolina.com/index.php?option=com_content&view=article&id=1544:2013-10-11-12-28-19&catid=40:lichnosti&Itemid=60 Илия Карагонов: «Спомените ми са като лебеди — бели и черни»]
  2. [www.segabg.com/article.php?issueid=1852&sectionid=2&id=00012 Взривиха самоделка пред дома на поет]
  3. [catalog.libvar.bg/view/show_avt_data.pl?id=3398&SRV=true&LANG=bg Автор = Карагонов, Илия Кънев]
  4. [duma.bg/node/50284 Туй, което знаеш, разкажи…]

Отрывок, характеризующий Карагонов, Илия

– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.