Каракис, Иосиф Юльевич

Иосиф Юльевич Каракис
Иосиф Юльевич Каракис (1902 — 1988) (фото с доски почёта 1946 г.)
Основные сведения
Страна	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Дата рождения	29 мая 1902(1902-05-29)
Место рождения	Балта, Одесская область, Украина
Дата смерти	23 февраля 1988(1988-02-23) (85 лет)
Место смерти	Киев
Работы и достижения
Работал в городах	Киев, Бекабад, Кривой Рог, Винница, Харьков, Озёрное, Комсомольск, Луганск, Ворошиловград, Ташкент, Кишинёв, Краматорск, Запорожье, Житомир, Махачкала, Баку, Днепродзержинск, Бердянск, Ленинград
Архитектурный стиль	неоклассицизм, конструктивизм, барокко, модернизм, неоампир
Важнейшие постройки	Национальный исторический музей Украины; Центральный Дом офицеров Вооруженных Сил Украины; Ресторан «Динамо»; Музыкальная школа и концертный зал консерватории в Музыкальном переулке; Детский сад №1 «Орленок» завода «Арсенал»; «Kиевский небоскреб» 30-x (ул. Мазепы № 3); Фархадская ГЭС; Гостиница «Украина» в Луганске; более 2000 типовых школ в бывшем Советском Союзе.
Градостроительные проекты	Жилые посёлки Фархадской ГЭС на 1000 и 500 человек; постройка Соцгорода в Кривом Роге; застройка жилых кварталов по ул. Мазепы; проекты застройки жилого массива Русановка и Оболонь и др.
Нереализованные проекты	Курский вокзал в Москве; Правительственная площадь в Киеве; Речной вокзал в Киеве; Памятник Пушкину у Русского музея в Петербурге; Проект мемориала в память трагедии в Бабьем Яру в Киеве; Памятник Котовскому в Кишинёве и др.
Научные труды	За комплексную застройку; Яким повинно бути житло; Про план житлового осередку; Школи художнього виховання; Будівництво і проектування сільських шкіл на Україні; Архитектура жилья на Украине: 20 лет Великой Социалистической революции; Хозяйственные сооружения в системе двухэтажной жилой застройки; Экспериментальное проектирование жилых микрорайонов; Галерейные жилые дома; Типовое проектирование школ-интернатов и др.
Подпись

Ио́сиф Ю́льевич Кара́кис (29 мая 1902, Балта — 23 февраля 1988, Киев) — советский архитектор, градостроитель, художник и педагог, один из самых плодовитых украинских зодчих. Архитектор мирового класса, известный на территории бывшего Советского Союза и за рубежом как мастер короткой эпохи украинского конструктивизма и активный борец за сохранение исторических памятников. По мнению специалистов, множество новаторских идей автора жилых и общественных зданий 30-х годов ХХ века до сих пор свежи и актуальны, а замыслы архитектора значительно опередили своё время. Иосиф Каракис — автор десятков зданий, ставших впоследствии памятниками архитектуры и ряда типовых проектов реализованных в множестве городов СССР. В целом, по его проектам построено более 4500 школьных зданий (строительство продолжается и поныне).

Биография

Рождение, ранние годы

Иосиф Каракис родился 29 мая 1902 года в городе Балта в семье Каракиса Юлия Борисовича (1879—1943), служащего и совладельца сахарного завода в местечке Турбов, и Каракис (урождённая Гейбтман) Фриды Яковлевны (1882—1968). Иосиф был старшим сыном в семье. Его младший брат Давид Юльевич Каракис (1904—1970) выбрал карьеру военного врача, дослужился до полковника, во время Великой Отечественной войны был армейским эпидемиологом (начальником санэпидемотряда).

С 1909 по 1917 год Иосиф Каракис учился в Винницком реальном училище, одновременно посещая вечерние классы рисунка художника А. М. Черкасского. С 1918 года работал художником-декоратором в Винницком театре у Матвея Драка для труппы Гната Юры, Амвросия Бучмы и Марьяна Крушельницкого. В 1919 году добровольцем вступил в ряды Красной Армии. После года пребывания на польском фронте был оставлен при штабе 14-й армии военным агитатором, где служил художником агитпоезда. С 1921 года — художник Винницкого губполитпросвета в комиссии по охране памятников искусства и старины — формировал для городского музея галерею и библиотеку из собрания княгини Браницкой в усадьбе в Немирове.

В 1922 году поступает в Институт народного хозяйства на юридический факультет. Через год поступает в Киевский художественный институт на факультет живописи. Во время учёбы работает театральным художником (в 1925—26 годах под руководством Николая Бурачека). В то же время, в 1925 году, под влиянием Якова Штейнберга переходит с 3-го курса художественного факультета на первый курс архитектурного факультета.

Доктор архитектуры, заслуженный архитектор Украины и почётный академик архитектуры Юрий Асеев писал:

Учителя Иосифа Каракиса являлись видными зодчими. Академик А. М. Вербицкий, один из основателей высшего архитектурного образования на Украине, говорил: „Профессия архитектора — это стиль жизни, где нет второстепенного, все главное…“ Это стало девизом профессиональной деятельности И. Ю. Каракиса.

В 1926 году, во время учёбы, Иосиф Юльевич работает старшим техником на строительстве Киевского вокзала у своего учителя Вербицкого, затем помощником проектирования, а также реализации Академии Наук и первого жилого дома врача по ул. Большой Житомирской, 17 в Киеве. В 1927 году, тайком от родителей, Иосиф женится на студентке фортепианного отделения консерватории Анне Ефимовне Копман (1904—1993), считавшейся одной из киевских красавиц.

Начало творческого пути

В 1929 году И. Каракис оканчивает архитектурный факультет, на котором его учителями были:

• Архитектурное проектирование — П. Ф. Алёшин, А. М. Вербицкий и В. Н. Рыков
• История архитектуры — И. В. Моргилевский
• Начертательная геометрия — С. М. Колотов
• Статика сооружений — К. К. Симинский, практика — Ю. Д. Соколов
• Курс «Части зданий» — Н. А. Дамиловский
• Геодезия — П. П. Хаустов
• История искусств — С. А. Гиляров
• Курс «Интерьер жилых и общественных зданий» — В. Г. Кричевский
• Рисунок — В. А. Фельдман
• Формально-техническая дисциплина (ФорТех) — В. Е. Татлин

В том же 1929 году И. Каракис вступает в ОСАУ (укр. Товариство сучасних архітекторів України), возглавляемое Я. А. Штейнбергом. Также в 1929 году (совместно с Г. И. Волошиновым и под руководством П. Ф. Алёшина) участвует в проектировании своего первого здания, ставшего впоследствии памятником архитектуры, — здания «образцовой» школы № 71,  памятник архитектуры в Полевом переулке, 10, в Киеве. В 1930 году И. Каракис совместно с Е. В. Холостенко и Н. В. Холостенко, М. Г. Гречиной, П. Г. Юрченко и В. Г. Заболотным создал общество «Октябрь». Через год (1931—1932) автор (совместно с Л. Н. Кисилевичем) проектирует жилой дом для профессорско-преподавательского состава лесотехнического института в Голосеево, который строится в 1932—1933 годах. В январе 1931 года И. Каракис призван в армию в техническую часть УНР-13 на должность инженера-архитектора, а вскоре и в КЕО Украинского Военного округа.

Одновременно с военной службой, в 1931 году, И. Каракиса приглашают в основанный годом ранее Киевский инженерно-строительный институт (КИСИ) ассистентом А. М. Вербицкого, на кафедру проектирования гражданских сооружений. В том же 1931 году автор проектирует своё первое самостоятельное здание, ставшее памятником архитектуры, — Дом Красной Армии и Флота.

Центральный Дом офицеров Вооружённых Сил Украины

Центральный Дом офицеров Вооружённых Сил Украины  памятник архитектуры (изначально назывался Дом Красной Армии и Флота) по улице Грушевского, 30/1. B здании также расположен Центральный музей Вооружённых сил Украины (1931—1933 гг.). Здание было построено на месте невзрачной военной школы прапорщиков-авиаторов коробка которой была реконстструирована и расширена. Новое здание было построено в стиле неоампир, фасад выполнен в стиле классицизма. В Доме офицеров имеется более 150 комнат, большой концертный зал на 1000 персон, а также малый зал, два лекционных зала, библиотека из нескольких комнат и бар-ресторан.

В 1931 году за проект здания архитектор Иосиф Каракис был награждён кожаным пальто. В послужном списке Каракиса появилась следующая запись:

Премирован кожаным пальто за активное участие в проектировании и строительстве нового Дома Красной Армии и Флота (ныне — Дом Офицеров), — приказ командующего УВО И. Э. Якира от 25.10.1931 г.

Дом Офицеров (Дом Красной Армии и Флота)

Дом Красной Армии и Флота (фото 1934 года)	Дом Офицеров (фото 2011 года)

Всесоюзный конкурс Курского вокзала в Москве

В марте 1932 года И. Ю. Каракис (в соавторстве с П. Г. Юрченко и С. Татаренко) получает третью премию на Всесоюзном конкурсе за проект реконструкции Курского вокзала в Москве (построенного в 1896 году). Первая премия не досталась никому, вторую получил И. Явейн, автор более 100 вокзалов на территории СССР. В состав жюри конкурса входили: Г. М. Людвиг, Г. Б. Бархин, М. Я. Гинзбург, Л. В. Руднев и др. Однако в итоге здание вокзала было реконструировано Г. Волошиновым в 1938 году.

Довоенный период (1933—1941)

В 30-х годах Каракис работал в мастерских Горсовета и Военпроекта и был одним из самых востребованных архитекторов Киева. Вице-президент Национального союза архитекторов Украины, народный архитектор Украины Юрий Худяков описал данный период творчества архитектора следующим образом:

Жилые дома Каракиса, построенные в 30-е годы, интересны во многих отношениях и, прежде всего, учётом масштаба Киева, его силуэта, рельефа. Это высокопрофессиональные работы. Но кроме того, в них заложенны новаторские планировочные решения: входы в квартиры с разных уровней, очень широкий корпус, совершенно необычные планировки, которые актуальны даже сегодня. Это были открытия: ничего подобного до того не было, ведь киевские «доходные дома» имели совершенно другую структуру и планировку. Здания Каракиса можно и нужно изучать с точки зрения плана, пластики, силуэта, материала. В пределах возможностей того времени архитектор смог максимально реализовать свой талант.

С 1933 года из внештатного сотрудника КИСИ он был зачислен в штат, где скоро был признан одним из лучших преподавателей. Попасть на лекции к Иосифу Каракису считалось большой удачей. В том же году Каракис получает степень доцента.

Ресторан «Динамо»

Внешние изображения
	[relax.ua/wp-content/uploads/2009/03/karakis_dinamo.jpg Ресторан «Динамо»]

В 1932—1934 годах по проекту Каракиса при участии П. Ф. Савича строится ресторан «Динамо»  памятник архитектуры на Петровской аллее возле стадиона Динамо (ныне стадион Лобановского) в Киевe. В 1934 году ресторан был отнесён к зданиям, которые «несомненно отходят от архитектурного штампа и имеют художественную ценность».

Во время строительства здания было принято решение изменить конструкцию перекрытий — Каракис категорически возражал, но его протесты не были услышаны. Учитель И. Каракиса, архитектор Рыков В. Н., посоветовал Иосифу Юльевичу составить соответствующую докладную записку о грубом нарушении строительных норм. Каракис последовал его совету. Через пару лет после начала эксплуатации здания, вскоре после окончания банкета, на котором присутствовало высокое военное начальство, с потолка осыпалась штукатурка. В ту же ночь Каракиса арестовали, но через неделю отпустили, благодаря своевременной докладной записке и хлопотам командующего Киевским военным округом И. Э. Якира, который доказал, что в происшествии не было вины архитектора.

Пятиэтажное, по-европейски экстравагантное здание ресторана построено в стиле конструктивизма. Это было клубное заведение, каждый этаж которого отличался от предыдущего. Здание в предпоследнем номере журнала Архитектура СССР было описано так:

Сегодня мы называем это здание одним из лучших образцов киевской архитектуры. Это сооружение интересно ещё и тем, что в нём впервые в полной мере проявляется пристрастие архитектора к проблемам колористики и синтеза искусств — новаторские приёмы для того времени, характеризующегося в целом серой аскетичностью провинциальных перепевов позднего конструктивизма.

Градостроительство района Соцгород в Кривом Роге

В то же время, с 1933 по 1936 год, Иосифом Каракисом (совместно с П. Г. Юрченко) проектируется и строится район в городе Кривой Рог — Соцгород.

В 1933—1934 годах И. Каракис совместно с П. Г. Юрченко осуществляет реконструкцию серии жилых домов в Кривом Роге (построенных по проекту архитектора В. К. Троценко годом ранее (1930—1932)).

Затем строятся новые жилые дома, клубное здание, детские учреждения и другие постройки. Также проектируется и пристраивается ряд торговых учреждений для металлургического завода «Криворожсталь».

Всеукраинский Дом Красной Армии им. Ворошилова

<center> К 30-м годам Иосиф Каракис уже имел хороший опыт строительства сооружений, предназначенных для нужд Красной Армии, и успел зарекомендовать себя отличным специалистом. В послужном списке (31 мая 1932 года) написано:

Отмечаю особенные заслуги т. И. Каракиса в деле проектирования культурно-бытовых зданий и сооружений Красной Армии… Персонал военных строек должен в своей повседневной деятельности брать пример со специалиста т. Каракиса. Выражаю уверенность, что в научной работе он будет образцом по воспитанию кадров молодых специалистов.

В 1932—1934 годах архитекторами И. Ю. Каракисом, А. А. Тацием, М. Ф. Покорным, А. М. Касьяновым и художником В. Г. Меллером проводятся реконструкция и расширение присутственного места на ул. Университетской (напротив Университетского переулка, на перекрёстке Пролетарской площади и спуска Халтурина). До реконструкции в здании располагались различные организации, в том числе Харьковский губком КП(б)У, губисполком, губернский комитет комсомольцев. После реконструкции и расширения здание стало Харьковским окружным домом Красной Армии им. К. Е. Ворошилова (ХОДКА). Здание также называлось «Всеукраинский Дом Красной Армии им. Ворошилова». В нём находился зрительный зал на 1200 мест. Здание простояло 9 лет и было разрушено во время войны в 1943 году.

Гарнизонный дом Офицеров

В 1936 году архитектором Иосифом Каракисом проектируется и строится Дом Красной Армии (ныне Гарнизонный дом Офицеров) в посёлке городского типа Озерное, находящемся в 10 км южнее Житомира. В 30-е годы ХХ столетия населённый пункт Озерное назывался Скоморохи, по названию расположенного рядом села Скоморохи, Житомирского района, Житомирской области. В те же годы возле посёлка Скоморохи были построены взлётно-посадочная полоса и аэродром «Скоморохи». С 1933 года по административному разделению несколько зданий военного гарнизона вошли в состав посёлка Скоморохи. В настоящие дни в Доме офицеров также открыт Музей боевой славы.

Этот проект также был реализован в пгт. Гуйва (здание не сохранилось) и в г. Новоград-Волынский (здание сохранилось).

Жилой квартал по ул. Мазепы № 3 и 5

В 1933—1936 годах Каракис проектирует два жилых квартала на улице Январского Восстания № 3 и № 5 в Киевe (ныне ул. Мазепы), которые строятся в 1934—1940 годах. Ныне здание является памятником архитектуры (№ 456-Кв, № 456/1, № 456/263) и охраняется законом. Каракис отстаивал идею ансамблевой застройки местности с учётом особенностей рельефа и среды, а не создания случайных, не подходящих друг к другу или к избранной местности зданий. Вот как описал свой замысел автор:

Со стороны Днепра дома нового жилого комплекса воспринимаются в виде живописного силуэта на фоне зелени и воды. Силуэт со стороны Днепра не имеет самодовлеющего характера и вписывается в пейзаж как его составная часть. И. Каракис

Архитектурной доминантой квартала является 10-этажный жилой дом в стиле конструктивизма на ул. Мазепы № 3 (Январского Восстания). «Одна из лучших новостроек столицы… Киевский небоскрёб», — сообщала в те годы одна из киевских газет. В книге «Советская архитектура за 50 лет» новостройки Украины 30-х годов иллюстрировал именно этот объект.

Юрий Асеев (доктор архитектуры, профессор, заслуженный архитектор Украины) отметил в 1989 году:

В большом жилом доме, выходящем фасадом на площадь Героев Арсенала и улицу Январского восстания, архитектор И. Каракис создал выразительную композицию высотных и горизонтальных объёмов, гармонирующую с застройкой Печерска и силуэтом киевских гор. Пластика фасадов с эркерами, лоджиями и галереями по верху здания подчеркнута ритмом невысоких колонок, насыщена игрой света и тени и вместе с двухцветной окраской штукатурки придает зданию нарядный современный вид. Во всей архитектуре здания виден яркий, индивидуальный почерк автора.

Игорь Шпара (президент Национального союза архитекторов Украины, академик) так отозвался об этом здании:

Каракис много построил на Украине. Его творчество наложило серьёзный отпечаток на облик Киева. В частности, целый ряд его жилых домов, построенных на Печерске, имеют ярко выраженную индивидуальность с характерными изысками в области монументального искусства, которые он активно использовал. Большой жилой комплекс на ул. Январского восстания, с известным криволинейным домом вдоль склонов Днепра, участвует в формировании не только образа улицы, но и силуэта Киева.

Вначале это здание составляло единый комплекс с детским садом «Динамо». С тыльной стороны были запроектированы два симметричных корпуса, органично привязанные к днепровскому ландшафту. Также планировалось 30-метровое озеленение со стороны реки. В полном объёме комплекс, запроектированный Каракисом, реализован не был. Из двух полукруглых корпусов построили только один, который, вместо задуманного озеленения, в дальнейшем был закрыт другими постройками, и зрительная связь между домом и детским садом была утрачена.

Впоследствии здание подверглось значительным перестройкам. По словам Игоря Шпары, президента Союза архитекторов: «Серьёзные „новации“ были сделаны в комплексе по ул. Январского Восстания. Лоджии на верхних этажах (любимый приём Каракиса) были застроены, и произошла потеря интересного завершения (пропала игра света и тени в лоджиях). Изуверство там ещё продолжается: без учёта особенностей всего решения комплекса к зданиям планируется пристроить ещё один дом».

21 ноября 2012 года часть здания была повреждена сильным пожаром

Жилой дома на ул. Мазепы № 3 (быв. ул. Январского Восстания)

Фрагмент жилого дома — центральная и правая часть (Строительство 1936 года, фото 2011 года)	Фрагмент жилого дома — окна и балконы (Строительство 1936 года, фото 2011 года)

В то же время автором осуществляется ряд построек:

• С 1934 до 1935 года строятся два кинотеатра на 1000 зрителей в городах Харьков, Кривой Рог и Винница. Проект был отмечен 1-й премией за типовой проект на Всесоюзном конкурсе.
• Возводится жилой дом на ул. Университетская, № 16—20 в Киеве (совместно с арх. Григорьевым) (1934);
• Проводится реконструкция клуба в Авиагородке на Чоколовке в Киевe (1933—1934);
• И. Ю. Каракис создаёт проект Правительственной площади в Киевe (1935—1936). Эта работа была единственной (из 4-х конкурсных, предусматривающих реконструкцию площади), в которой Михайловский Златоверхий собор сохранялся. Однако этому проекту не суждено было осуществиться. Был рекомендован и принят к осуществлению проект другого известного архитектора И. Г. Лангбарда.

В 1935 году И. Ю. Каракиса назначают заместителем руководителя архитектурно-планировочной мастерской № 1 Киевского горисполкома П. Ф. Алешина.

Жилые комплексы по ул. Институтская № 15-17 и 19-21

В 1935—1936 годах проектируется и в 1936—1937-х строится светло-голубой жилой дом УВО (Украинского военного округа) ( памятник архитектуры с 16 мая 1994 года) по ул. 25 Октября (ныне ул. Институтская) № 15-17. Изначально в доме жили семьи командного состава Красной армии, а в вестибюле дежурил постовой.

Отлично зная архитектуру киевских домов, Иосиф Каракис впервые в довоенном жилищном строительстве использует внутреннюю лестницу с верхним светом, традиционную для Киева в прошлом. Чтобы доказать правомерность такого решения, автор решил замерить освещение лестничной клетки в здании. Когда архитектор вошёл с громоздким люксметром и увидел охранника-красноармейца с винтовкой, запросто читавшего у лестницы письмо из дома, то понял, что необходимость каких-либо замеров отпала — света было достаточно.

Перед самой войной (1938—1941) по проекту Каракиса возводится ещё один жилой квартал на ул. Институтской, предназначенный для Госплана, расположенный по ул. 25 Октября (ныне ул. Институтская), № 19—21.

Эти здания, не пострадавшие в годы войны, пострадали уже после неё. В 2002—2004 к первому из двух зданий надстроили 2 этажа. По словам президента Национального Союза архитекторов Украины Игоря Шпары, надстройка «исказила архитектуру этого прекрасного жилого дома с его известными фризами с конницей».

В настоящее время в доме по ул. Институтская, 15-17 находится самая дорогая квартира в Киеве, которая расположена на последних двух этажах здания.

Этот дом несколько раз (например, на 60-й минуте) появляется в фильме «Истребители» (с Марком Бернесом в главной роли, 1939 года выпуска, лидер проката 1940 года).

Жилой комплекс по ул. Институтская, 15-17. (ранее ул. 25 Октября)

Жилой комплекс (Фото раскрашено автором ок. 1938 года)	Жилой комплекс после надстройки - пропорции здания нарушены (Фото 2011 года)	Жилой комплекс — реализованный проект	Барельеф над окнами	Барельеф над окнами

Жилой дом для высшего командного состава

В 1936 году (в соавторстве с А. В. Добровольским) проектируется и строится жилой дом для высшего командного состава по ул. Золотоворотской, 2 в Киеве.

Здание было очень сильно искажено после изначальной постройки (изменён верх здания, надстроен один этаж, застеклены ниши, изменены цветовая гамма и торцовые фрагменты и т. д.).

Жилой дом по ул. Золотоворотская, 2.

Фрагмент дома после искажений (достройки, удаления ниш и изменения цвета)	Фрагмент после искажений (достройки, удаления ниш и изменения цвета)	Фрагмент после искажений (достройки, удаления ниш и изменения цвета)

Жилой дом командного состава Киевского военного округа

<center>

Внешние изображения
	[karakys.narod.ru/ListBuildings/30/Build_Georgievskij/P3192830_1.JPG Жилой дом КВО (с башенкой)]

В 1936—1937 годах И. Ю. Каракис (в соавторстве с М. Я. Ручко и В. И. Сазанским) проектирует и строит жилой дом Киевского военного округа в Георгиевском переулке, 2. Во время войны дом сильно пострадал, и в 1951—1952 годах его отреставрировали. На седьмом этаже здания архитектор расположил элегантную башенку со шпилем, увенчанным пятиконечной звездой. Башенка гармонично сочеталась с куполами Софиевского собора.

По периметру одного из ярусов башенки были расположены вписанные в тонго барельефы работы И. П. Кавалеридзе, стену украшали изящные необарочные оконные наличники с геральдическими знаками.

Однако дому с башенкой суждено было простоять очень не долгий срок. В город приехала польская делегация, и Вацлав Гомулка, прогуливавшийся возле Софийского собора, спросил у Хрущёва — «почему в Киеве осталось столько церквей?»… На следующей неделе башню разобрали. Дом (без башенки) стоит и по сей день.

Здание шестиэтажное, построенное с элементами барокко, состоит из пяти секций. Первая, восьмиэтажная (ставшая семиэтажной после съёма башни) часть дома, шириной в четыре окна, возвышается над самим зданием. Вторая, пятиэтажная, широкая часть, длиной в восемь окон. Третья секция здания, центральная, семиоконная, завершена фронтоном. Четвёртая секция — соразмерна второй, пятая — первой, но уже без башни. Башенка в первой секции торцом выходила на Владимирскую улицу. Вот как описывают дом в архитектурной литературе:

Проектируя современный жилой дом с немалым объёмом площадей, зодчий сумел виртуозно решить сложный городской узел: перспектива ул. Золотоворотской, площадка уничтоженной именем «воинствующих безбожников» Георгиевской церкви и соседство с барочным Софиевском собором. Задача решена с честью, всем вызовам дан ответ. В перспективе Золотоворотской — византийский фронтон. На месте церкви — сквер. В рефрен с Софией — прозрачная барочная башенка, которая в знак непреходящей ценности и красоты Софии — безусловно! — должна быть восстановлена, невзирая на финансовые издержки.

Лариса Павловна Скорик, профессор, руководитель творческой мастерской Академии изобразительного искусства и архитектуры, член-корреспондент Академии искусств Украины, заместитель председателя Украинского общества охраны памятников истории и культуры, народный депутат 1-го созыва (1990—1994), защищала это здание от сноса:

Вообще, наблюдаемое в Киеве бесконечное псевдосоздание храмов уже носит параноидальный характер. Вы знаете, что столичные власти даже собирались снести дом архитектора Каракиса (замечательное сооружение, построенное в районе Софийской площади в реминисценциях украинского барокко) и соорудить на его месте Георгиевский собор? Зачем же уничтожать чистую и прекрасную архитектурную работу замечательного киевского зодчего?

Такой же точки зрения придерживался В. И. Ежов, главный архитектор Киева (1981—1987):

Стоит ли ломать Историю ради истории, а вместе с ней дом работы Каракиса? Вряд ли стоит применять насильственные приёмы воссоздания «старого», не выяснив ценности архитектуры сегодняшнего дня.

Жилой дом командного состава Киевского военного округа
До снятия башенки (здание расположено в левой части фотографии)	Здание после деформации (башенка была на левой стороне, фото 2011 года)

В том же Георгиевском переулке Иосиф Каракис проектирует здание Академии архитектуры УССР (1936—1937) в разрушенном во время войны здании. Однако в конце 40-х годов Киевский военный округ стал отвоёвывать принадлежавший ему до войны дом, и коробка здания была снова перепроектирована под жилье.

Внешние изображения
	<center>[karakys.narod.ru/Virtual/40/Academia/P1170419.JPG Здание Академии архитектуры УССР]

Музыкальная школа и Концертный зал консерватории

Внешние изображения
	<center>[karakys.narod.ru/ListBuildings/30/MusicalSchool/4.jpg Музыкальная школа]

Внешние изображения
	<center>[photohistory.kiev.ua/gal/gal/1930-1939/1935_1374.jpg Концертный зал консерватории]

На месте нынешнего дома № 6 по Прорезной улице до Великой Отечественной войны пролегал Музыкальный переулок. Здесь (ныне — внутри квартала) в 1936—1937 годах архитектором проектируются и строятся музыкальная школа и концертный зал консерватории. Обширное помещение для музыкальной школы с концертным залом располагается перпендикулярно к старому корпусу. 24 сентября 1941 года при взрыве Крещатика от консерватории остались только остов и наружные стены нового здания.

Национальный музей истории Украины

<center>

С марта 1937-го по 1938 год Иосиф Каракис был главным архитектором треста «Укргражданпроект». В 1937—1939 годах арх. Каракис проектирует и совместно с 1-й архитектурной мастерской Горсоветa строит первую в Украинской республике художественную школу — Киевская художественная средняя школа им. Т. Г. Шевченко — КХСШ (с 1968 года — Республиканская художественная средняя школа — РХСШ). Это здание принадлежит сейчас Национальному музею истории Украины и является памятником архитектуры (ул. Владимирская, 2, на Старокиевской горе).

Позднее, в 1950 годах, Каракис запроектировал и построил подпорную стену с лестницей и фонарями, ведущую к зданию школы.

Здание проектировалось для строительства на ул. Ленина, о чём свидетельствует запись, сделанная автором в 1980 году: "В начале тридцатых годов Киевским горисполкомом мне, как архитектору мастерской Горсовета, было поручено проектировать художественную школу на участке, где сейчас строится здание „"Киевпроекта"“ на улице Ленина, —несколько левее. Проект был сделан и утверждён всеми инстанциями". О планировании расположения строительства на улице Ленина было написано в газете «Большевик» в феврале 1936 года: «В центрі м. Києва на вул. Леніна обрано місце для будівництва школи, що виховуватиме художньо обдарованих дітей» («В центре г. Киева на ул. Ленина выбрано место для строительства школы, чтобы воспитывать художественно одарённых детей»).

Перед началом строительства, без согласия Главного архитектурно-проектного управления г. Киева и без согласования с автором проекта, место расположения школы решили изменить. Решение было принято в связи с указом секретаря ЦК КП(б)У С. В. Косиора разместить здание будущей школы на месте Десятинной церкви, которая, как и множество других памятников культуры и искусства, была уничтожена советской властью в 1928 году, а в 1936 году окончательно разобрана на кирпичи. В указе Косиора не была указана причина изменения места строительства. Возможно, это совпадение, однако в одном из домов, предназначенных под снос в связи со строительством школы на ул. Ленина, жил родной брат тогдашнего председателя Совнаркома Украины В. А. Балицкого.

Иосиф Каракис всегда избегал строительства на территориях заповедных мест, хотя в советские времена это было исключительно трудно. Как только он узнал о новом месторасположении школы, «он начал категорически возражать против перемены места, ссылаясь на его заповедную территорию». Была созвана высокопоставленная комиссия обсуждения строительства. В момент, когда Иосиф Юльевич отказался строить на месте храма, секретарь ЦК Украины П. П. Постышев наступил ему на ногу, прошептав: «Не сделаете вы, на этом месте поставит ту же школу кто-то другой».

Когда стало ясно, что избежать строительства на Старокиевской горе невозможно, Каракис проконсультировался с историками и предложил разместить здание школы в самом конце Десятинного переулка (о чём свидетельствует сохранившийся оригинальный генеральный план застройки с месторасположениями зданий и с последующими авторскими комментариями). Этот план также не был осуществлён в связи с большими затратами на строительство фундамента на крутом склоне горы. В конце концов «Каракису удалось отвоевать древние фундаменты, но школу на Старокиевской горе все-таки построили».

Искусствоведы современного путеводителя по Киеву так описывают здание:

Главный фасад решен в классических формах и раскрыт к площадке перед музеем, а тыл здания, просматривающийся в панораме Старокиевской горы, напоминает византийские монументальные сооружения.

К совершенным жемчужинам следует отнести Исторический музей… Точная посадка над Андреевский спуском не случайна. Его абрис делает из древнего холма настоящую Гору. Здание учтиво раскрыто в сторону площадки разрушенной Десятинной церкви. Членения, ритм, детализация и самый рисунок византийских капителей делает здание нерасторжимым со священным местом.

Помимо перемены места строительства проект подвергся и другим изменениям. Первоначально проект здания школы включал 14 скульптур: четыре скульптуры — на крыше со стороны фасада; с тыльной стороны здания — восемь скульптур над колоннадой, и две — по обеим сторонам крыши. В поле фронтона над центральным входом предполагался горельеф с античными фигурами. Впоследствии от фигур отказались, а горельеф в тимпане был заменен гербом Советского Союза (который позже тоже был демонтирован).

Национальный музей истории Украины (построен как Художественная школа)

Национальный музей истории Украины	Национальный музей истории Украины	Фрагмент фронтона и колоннады	Фрагмент фронтона и колоннады

Детский сад № 1 «Орлёнок» завода «Арсенал»

<center>

Внешние изображения
	[kyiv-vestnik.com.ua/upload/site1/images/12-4.jpg Детский сад № 1 «Орлёнок» (изначальный проект)]

Внешние изображения
	<center>[photohistory.kiev.ua/gal/gal/1930-1939/1940_06.jpg Детский сад № 1 «Орлёнок» (Главный фасад)]

Внешние изображения
	<center>[relax.ua/wp-content/uploads/2009/03/karakis_sad.jpg Детский сад № 1 «Орлёнок» (Задний фасад)]

В то же время (1937—1939) строится ещё одно здание, попавшее в «шкатулку» памятников архитектуры, — Детский сад завода «Арсенал»  памятник архитектуры на ул. И. Мазепы (Январского Восстания).

Здание открылось для своих посетителей 17 апреля 1940 года и стало первым детсадом города. Детский сад рассчитан на 140 детей, и каждому ребёнку отведена большая, чем обычно, площадь. Актовый зал (140 м²) имеет высоту 6,5 м — над ним расположен спортзал, перекрытый кессонированным сводом. По периметру здания проходят две парадные лестницы. Лестницы расположены на разных уровнях, что позволило Каракису увеличить высоту залов. В каждой детской группе — спальня и игровая комната, соединённые с верандой. Архитектор запланировал всё, включая авторскую мебель. Детский сад построен в стиле неоклассицизма, имеет три этажа, окрашен в нежно-голубой цвет, который придает особенную лёгкость всему строению. Как отметил Я. А. Штейнберг, «излишняя, может быть, классичность фасадов искупается мастерством выполнения и пониманием темы. Четырёхколонный портик лёгок, ажурен и хорошо запоминается». Гармоничность и сдержанность проекта получили ровные, но позитивные оценки критиков как сразу после постройки, так и в последующие годы.

В дальнейшем Детский сад более пяти раз был представлен на ВДНХ СССР, о нём многократно писали: «Правда», «Известия», журнал «Огонёк», «Радянська жінка», «Радянська освіта», «Прапор комунізму», «Дошкільна освіта», журнал «Советский Союз» и многие другие издания. Детский сад многократно посещали президенты разных стран. В 1967 году вышел документальный фильм о Детском саде.

Еврейский театр

В 1939 году проектируется и строится Еврейский театр на ул. Крещатик, № 27—29 в Киеве. Интересно отметить, что проект Еврейского театра Иосифа Каракиса по существу включал четыре различных проекта одного и того же театра. Два из них были реализованы. Главный фасад первого реализованного проекта, осуществлённого в 1932 году, был создан в стиле конструктивизма, стены оживлялась горельефной композицией и крупными буквами надписи на идиш: «Еврейский государственный театр». Вместимость зала составляла 1050 мест.

В 1934 году, когда Киев стал столицей Украины и пришли новые власти, строительство было прекращено, конструктивизм как стиль вышел из моды и подвергся осуждению. В 1935 году архитектору пришлось создавать новый проект в совершенно другом, противоположном первому, стиле. На сей раз здание стало подчёркнуто пышным: эффектный портик, капители с советской символикой, в нишах — скульптуры еврея и еврейки в национальной одежде, на венчающей башне-бельведере — две статуи, держащие щит с советским гербом. Размер зала увеличился на 110 мест. По мнению А. Пучкова:

Здание Еврейского театра могло стать подлинным украшением Крещатика: решенный в добротных формах характерного для творчества Каракиса 30-х годов позднего конструктивизма, этот объект несёт черты репрезентативности и монументальности, свойственный творчеству Мастера пространственный размах.

Через год началась война, и здание театра сгорело при пожаре Крещатика.

Всеукраинский театр Красной Армии

<center>

В 1938 году И. Ю. Каракисом осуществляется реконструкция Всеукраинского театра Красной Армии (Театр Киевского Особого военного округа), основанного в 1931 году, по ул. Меринговской (М. Заньковецкой) в Киеве.

Затем, в 1939—1940 годах, И. Каракисом проектируются и строятся жилой дом на ул. Стрелецкой, 12 г, и жилой дом на ул. Стрелецкой, 14-16 — сегодня это здание принадлежит посольству Финляндии на Украине. Также в 1939 году проектируется и строится жилой дом экспериментального завода на ул. Немецкой. Через год, в 1940 году, строится ещё один дом экспериментального завода по ул. Лабораторной.

С сентября 1940-го по июль 1941 года Иосиф Юльевич — главный архитектор Проектного Бюро Наркомпроса УССР.

Жилые дома галерейного типа

В 1939—1941 годах (и однажды — в 1949 году) архитектором Каракисом разрабатываются и строятся жилые дома галерейного типа. Первый такой дом на 50 квартир был сооружён по ул. Вышгородской (там, где Сокальская улица переходит в улицу Попова) в Киеве. Дом был предназначен для работников Киевской обувной фабрики № 4. До войны этот дом был построен в «черновом» варианте, позже реконструирован и декорирован Иосифом Каракисом. В доме была внедрена абсолютно нетипичная для Киева галерейная система, характерная для южных регионов. Лестничные клетки размещены по обеим сторонам корпуса, проход в квартиры — через открытую галерею. Такая планировка экономила около 15 % средств при сооружении здания. Дом состоит из одно- и двухкомнатных квартир.

Галерейные дома были востребованы в СССР и после войны. К примеру, они вошли в генеральный план 1956 года в Днепропетровске, где по типовому проекту (№ 101—1) дома галерейного типа, разработанного в Гипрограде (авторы — архитекторы И. Каракис, В. Куцевич и инженер-конструктор Г. Тер-Арутюнянц), было решено построить новые кварталы. Первый такой дом построен в квартале № 44 на проспекте Кирова.

Также в 1959—1961 годах был сооружён жилой дом картонажной фабрики на Некрасовской улице. Об архитектуре этого здания рассказано в одном из киевских журналов:

Такая же галерейная система, как и в довоенной постройке, только вместо «конструктивистского ампира» — переходный вариант между помпезной сталинской и функциональной хрущевской архитектурой. Лестничная клетка размещена по центру здания. На внешней стороне дома балконы расположены в шахматном порядке, что также нетипично для Киева. Содержит 1-2-3-комнатные квартиры стандартной площади.

Одним из последних похожих проектов архитектора был экспериментальный галерейный дом гостиничного типа для работников мебельной фабрики, построенный в 1983 году и расположенный на улице Ушинского, 30а на Чоколовке. Девятиэтажное здание с однокомнатными квартирами имеет «теплую» остекленную галерею, на которую выходят окна кухонь.

В 1940 году архитектор Каракис проектирует и строит механосборочный цех экспериментального завода в Киеве.

В том же 1940 году строит школу в Ворошиловграде. Также в этом году Каракис создал четыре проекта:

Музей Революции в Ворошиловграде

Дворец культуры им. Сталина (в соавторстве с Л. И. Юровским) в Краматорске — принят к строительству (однако данных о реализации проекта не найдено)

Дом Кооперации в Харькове (в соавторстве с В. И. Заболотным и П. Г. Юрченко)

Речной вокзал в Киеве (в соавторстве с Н. B. Холостенко) — проект премирован.

Жилой дом на Крещатике, 29

В 1941 году Иосиф Каракис строит жилой дом в самом центре Киева на углу площади Независимости (в то время площадь Калинина) по адресу Крещатик, 29 (согласно старой нумерации; ныне — Крещатик, 11). Строительство по проекту Каракиса проводится организацией «Метрострой». Дом имел шесть этажей, жилыми были верхние четыре этажа с 42-мя квартирами, со всеми удобствами, и лифтами, а на первых двух ярусах располагались торговые и общественные помещения. В то время была проведена так называемая «красная линия» Крещатика (так как улицу было решено расширить и передвинуть лицевые дома под номерами 23, 25 и 27). Это здание «красная линия» не затрагивала.

В конце сентября 1941 года, после захвата города немецко-фашистскими войсками, здание было взорвано с помощью радиоуправляемых мин, заложенных сапёрами 37-й армии под командованием начальника инженерного управления, полковника Александра Ивановича Голдовича.

Вторая мировая (1941—1945)

В 1941 году Иосиф Юльевич Каракис становится доцентом кафедры Архитектурного проектирования в КИСИ.

Ташкентский Абразивный завод

В августе 1941 года Иосиф Каракис направлен в Ростов где он занимался строительством заводов тяжёлого машиностроения в Ростанкопроекте. С архитектором едут его жена и дочь, а также родители (институт отца был эвакуирован из Киева). Затем архитектор направляется в Среднюю Азию, где вскоре становится одним из ведущих архитекторов Узбекистана. В 1942 году в Ташкенте по проекту Каракиса строится Ташкентский Абразивный завод и ряд других построек.

Фархадская ГЭС

<center>

Внешние изображения
	[karakys.narod.ru/ListBuildings/40/Asia_Dam/Asia_Dam.html Плотина, машинный зал, деривационный канал (2 км.), акведук Фархадской ГЭС]

Внешние изображения
	<center>[karakys.narod.ru/ListBuildings/40/Asia_Buildings/Asia_Buildings.html Жилые посёлки Фархадской ГЭС]

С февраля 1942 по 1944 год Иосиф Каракис становится главным архитектором и руководителем архитектурно-строительного бюро Фархадской ГЭС (Беговат, Узбекской ССР). Здесь по проекту Каракиса была возведена Фархадская ГЭС, которая включала: плотину, машинный зал, деривационный канал (2 км), акведук Фархадской ГЭС (1942—1944). Также в Беговате в срочном порядке Каракис разрабатывает проекты жилых городков для эксплуатационников, строителей, а также для переселённых народов и, в частности, для крымских татар. Однажды Иосифу Юльевичу пришлось принять участие в сооружении целой серии саманных домиков за одну ночь. Кроме того, архитектор строит индивидуальный жилой дом для инженерно-технического персонала Фархадской ГЭС (1943) и жилые посёлки Фархадской ГЭС на 1000 и 500 человек (1943—1944).

Должность была очень ответственной, строительство широко освещалось в центральной печати и по темпам сравнивалось разве что с ударными стройками первых пятилеток. Ровно через год после начала строительства, в феврале 1943 года И. П. Каминский (главный инженер и заместитель начальника строительства Фархадской ГЭС «Фархадстрой») написал председателю Комитета по делам архитектуры при Совнаркоме СССР академику архитектуры А. Г. Мордвинову следующее: «Главный архитектор Фархадстроя т. Каракис И. Ю. показал высокую эрудицию в области архитектуры и умение справляться с сложной архитектурной задачей — оформлением монументальных сооружений Фархадской ГЭС, крупнейшей гидроэлектростанции, ряд элементов которой превосходит по своим объёмам осуществлённые до сих пор в СССР и в Европе».

В своеобразный внешний вид и планировку Беговата, в его силуэт прекрасно вписывается Фархадская плотина, преграждающая стремительный бег Сырдарьи, голубая гладь водохранилища и здание электростанции. С плотины открывается панорама индустриального города, основная часть которого расположена на левом берегу Сырдарьи… На застройку Беговата большое влияние оказывают природные условия — сейсмичность, ветры и река Сырдарья, пересекающая город.

20 января 1944 года Президиум Верховного Совета Узбекской ССР «за активное участие в работах по перекрытию реки Сырдарьи и по открытию котлована здания Фархадской гидроэлектростанции» наградил Иосифа Каракиса Почётной грамотой.

В 1943 году архитектор также разрабатывает проекты домов для безлесных районов, освобождённых от оккупации в Ленинграде. За них Каракису была присуждена 1-я премия.

Послевоенный период (1945—1950)

В 1944 году Иосиф Каракис участвует в 1-м туре конкурса послевоенного восстановления Крещатика в Киеве — в группе с архитекторами Я. Штейнбергом, А. В. Добровольским, Б. Жежериным и Г. Копоровским.

После войны И. Каракис был переведён в Киев и назначен на должность руководителя архитектурно-планировочной мастерской № 5 в Институте Гипроград. Весной 1944 года Каракис с семьёй вернулся в Киев и первым делом пошёл на Старокиевскую гору посмотреть, сохранилось ли здание школы. Его первой художественной работой в послевоенном городе стал рисунок Андреевской церкви, с ободранными куполами и окнами. Вскоре, в 1945-м, продолжая работать в Гипрограде, он возвращается на преподавательскую работу в КИСИ.

В это же время Каракис создаёт ряд проектов, которые по тем или иным причинам не были реализованы:

• Памятник Котовскому в Кишинёве (в соавторстве со скульптором Л. Д. Муравиным), заказной конкурс (1947);
• Проект памятника Пушкину у Русского музея в Ленинграде [проект] (1947);
• Проект посёлка для рабочих завода «Красный Экскаватор» (ныне Машиностроительный завод АТЭК) на Нивках Киеве(50°27′16″ с. ш. 30°23′29″ в. д.50.45444° с. ш. 30.39139° в. д. / 50.45444; 30.39139 (Машиностроительный завод АТЭК)   ) [проект] (1947—1948 гг.).

Сороковые года в творчестве Иосифа Каракиса описанны академиком Игорем Шпарой:

И. Ю. Каракис относится к плеяде выдающихся архитекторов 40-х годов, связанных с расцветом конструктивизма. Иосиф Юльевич — один из талантливых зодчих, которые имели своё лицо и своеобразное видение архитектуры даже на фоне того расцвета в архитектуре Украины… В высшей степени эрудированный, умнейший человек, аристократического воспитания, очень тактичный и внимательный. Он был мастером и творцом, который думал иначе, чем большинство зодчих. И оригинальность его мышления, его мастерство вывели его после всех передряг и оставили на позициях передового архитектора. Он оставил яркий след в архитектуре не только Киева, но и всей Украины.

Памятник Великой Отечественной войны

В городе Сталино (сейчас территория Донецка, ограниченная проспектами Гурова, Театральным, улицами 50-летия СССР и Набережной) в 1947 году Иосиф Каракис (совместно со скульптором Муравиным) запроектировал памятник Великой Отечественной войны. Памятник был отмечен 1-й премией и рекомендован к строительству.

Проект, выигравший конкурс и получивший рекомендацию к строительству, не был реализован. Главный архитектор Донецка, Владимира Кишканя писал, что в конце 40-х Гипроградом, где работал Каракис, была проведена разработка дальнейшего формирования центра города Донецка. С северной стороны комплекс планировалось завершить площадью Победы, между бульваром Шев­ченко и студгородком. В верхней части площади, находящейся на оси улицы Артема, были запроектированы здание драма­тического театра и монумент Победы. По плану театр с фасадом, ориентированным на юг, и монумент, размещённый в центре площади, долж­ны были замкнуть перспективу улицы. Но после строительства драматического теат­ра на площади Ленина площадь Победы, а с ней и монумент, так и не были построена.

Работа в Институте художественной промышленности

С 1948 года Иосиф Каракис стал руководителем сектора Института художественной промышленности Академии архитектуры УССР и в это же время, по совместительству, преподавал в КИСИ.

Гостиница «Украина»

<center>

С 1944 по 1947 год Иосиф Каракис проектирует и в 1945—1952 годах строит гостиницу «Украина» по ул. Пушкина, 3, в Луганске  памятник архитектуры. Сначала она называлась гостиница «Октябрь». В гостинице 173 номера, объём здания 50 тысяч м³.

В 1940-х годах на месте будущей гостиницы был пустырь. На пустыре было несколько одно- и двухэтажных домов, разрушенных нацистами в феврале 1943 года. Гостиницу начали строить сразу после окончания войны в Луганске (тогда — Ворошиловград), в 1944 году. В 1947 году строительство было окончено, и в 1952 году гостиница приняла своих первых постояльцев. Вначале кодовое название проекта было «Москва», однако из-за того, что открытие состоялось накануне праздника Великого Октября, в последний момент её решили назвать «Октябрь». Всё же, чтобы сохранить в названии связь с регионом, ресторан на первом этаже гостиницы назвали «Украина».

Архитектурный и строительный проект, а также художественное оформление здания разработаны архитектором Каракисом. Среди населения города бытовало мнение, что гостиницу строили немцы. Возможно, в начале строительства использовался труд военнопленных, оставшихся на территории города после войны, которые выполняли различные строительные работы. Однако к концу 1947 года немецкие рабочие уже не могли быть заняты на стройке, так как лагерей, где содержались военнопленные, к этому времени на территории области уже не осталось.

Фасад здания украшает «мозаичный ковёр», а также вертикальные треугольные пилястры из белого силикатного кирпича. Пилястры поднимаются до самого верха, подобно кружевам окутывают здание гостиницы и контрастируют с красной стеной. Известно, что Иосиф Юльевич долгое время проводил специальные лабораторные работы, чтобы найти возможность сохранить прочность этого кирпича на долгие годы.

На «короне» фасада здания — пятиконечная стилизованная кирпичная звезда с часами, а по бокам — силуэты башенок. Некоторые считают, что гостиница является имитацией Кремлёвской стены — однако подтверждения этой версии в научных источниках не найдено. В. В. Чепелик отмечал, что созданный И. Каракисом орнамент преобразовывает плоскость стены в ковёр, выдержанный в тех художественных традициях, которые автор наблюдал в далёком детстве на Подолье. В этом узоре также прослеживается развитие орнаментальных традиций украинского модерна. С момента открытия гостиница была полностью телефонизирована, что было роскошью в те времена. Во дворе гостиницы планировался благоустроенный парковый сквер, однако к концу строительства комплекса, в связи с изменением обстоятельств, его не построили. Директор Музея истории Луганска О. В. Приколота описала здание так:

Это прекрасное здание стало настоящей визитной карточкой Луганска.

Между тем в настоящее время гостиница приходит в полный упадок.

Гостиница «Украина»

Фрагмент левого и центрального крыла	Фрагмент правого крыла	Вид со двора	Часы на гостинице «Украина»

Гипроград (1952—1963)

В 1950 году П. Ф. Алёшин, член Президиума и вице-президент Академии архитектуры УССР, выступая в Академии, отозвался о Каракисе: «Человек он одарённый», а через год, в сентябре 1951-го, в актовом зале КИСИ состоялось очередное собрание с привычной для тех лет идеологической «чисткой». В этом году добрались и до архитекторов, и в КИСИ ими оказались член-корреспондент Академии архитектуры УССР, профессор Яков Штейнберг и доцент Каракис. За проект недавно построенной в Луганске гостиницы «Октябрь» («Украина») Иосиф Юльевич Каракис был обвинён в украинском буржуазном национализме, а через некоторое время — и в космополитизме, проявлением которого в архитектуре считался конструктивизм. Архитектору Каракису припомнили также и здание в Георгиевском переулке, 2, с башенкой, которое лидер польской коммунистической партии принял за церковь. Штейнберг вынужден был «покаяться», а Каракис, вместо покаяния, сказал только, что жил и работал по совести. Штейнберга оставили, а Каракиса через семестр уволили и запретили преподавать (Эти действия были частью советской политики государственного антисемитизма, которая привела в конечном итоге к массовому отъезду евреев из страны).

Академик архитектуры В. И. Ежов вспоминает, что в одну из встреч на Русановских садах, когда они с Каракисом заговорили о позорном судилище, Иосиф Юльевич, улыбнувшись, ответил:

А ведь могло быть значительно хуже. Готовили Колыму. Я отделался лёгким испугом. И. Каракис (из книги В. И. Ежов. Полвека глазами архитектора. – К.: КНУСА, 2001. — С. 174. — 304 с.)

Однако, по словам архитектора, самым тяжёлым наказанием для него были «здания, не отбрасывающие тени» — разрушенные войной, прихотью чиновников, так и оставшиеся в нереализованных проектах. А самой высокой наградой — дома построенные. Те, которые «должны быть хорошими соседями для человека».

Как вспоминает А. Я. Хорхот, большинство студентов очень близко к сердцу восприняли увольнение И. Каракиса и не могли смириться с тем, что лучший педагог, с которым они были одной семьёй, больше не сможет преподавать. На комсомольском собрании прозвучало: «Лучшего преподавателя Каракиса больше среди нас нет». На что последовал ответ: «Так решила партия». Иосиф Юльевич очень болезненно воспринял увольнение — запершись в квартире, никуда не выходил. В то время Хорхот уже перешёл из КИСИ на должность директора Института градостроительства Академии архитектуры Украины. В один из дней ему позвонил некто и спросил, знаком ли он с Каракисом. На вопрос «Кто говорит?» ответили, что из ЦК. Хорхот сказал, что, конечно, знает Каракиса, и, когда собеседник попросил отозваться о нём, рассказал, как высоко он его ценит. В ответ услышал, что в таком случае говорить не о чём, а через несколько дней узнал, что Каракиса не приняли на работу в Институт градостроительства…

По словам ученицы Каракиса Тамары Владимировны Устенко, увольнение Иосифа Юльевича стало для студентов большим ударом. Было написано «письмо тринадцати», подписанное лучшими учениками, заявившими, что с уходом педагогов такого класса, как Каракис, пропадает школа. Руководил сбором подписей Михаил Будиловский. Была проведена серия партсобраний, но в конце концов всё заглохло. Записку об увольнении Каракис получил во время получения зарплаты. Ректор Н. Д. Плехов передал выписку из приказа об увольнении кассиру, не посчитав нужным лично выйти к И. Ю. Каракису, проработавшему в институте почти 20 лет.

Денег на жизнь не было, единственного дохода — пенсии мамы Иосифа Юльевича — не хватало на семью из четырёх человек. Дочь Каракиса, круглая отличница, тут же получила тройку по марксизму-ленинизму. На уроках учитель Марахов учил, что космополит Каракис строит в «городе Печерске» конструктивистские дома. Эта тройка лишила Ирму повышенной стипендии, а по закону и обычная стипендия не выдавалась из-за тройки. Жена Каракиса, Анна Ефимовна, по трафарету, изготовленному Иосифом Юльевичем, делала рисунки на скатертях для какой-то артели, чтобы можно было купить немного еды.

По прошествии нескольких недель к Каракису зашёл председатель правления Союза Архитекторов УССР В. Г. Головко и сказал:

Иосиф, я тебя не брошу. Вот помоги со станциями метро — работа будет оплачена. Ты такой талантливый человек — не пропадешь.

Иосиф Юльевич стал делать проекты станций метро, а Головко поздними ночами приходил их забирать. По прошествии нескольких лет директор института Художественной промышленности Академии Архитектуры УССР Нина Давидовна Манучарова рассказала, кто именно выдвинул кандидатуру Каракиса на звание «архитектурного космополита Украины», из-за чего И. Каракис был уволен из института. Этим человеком оказался всё тот же… Головко. Иосиф Каракис до последних дней жизни не мог в это поверить… По прошествии нескольких месяцев, 18 ноября 1952 года, Владимир Иванович Новиков, директор Гипрограда, заслуженный строитель УССР, не побоялся пригласить опального «космополита» в Гипроград.

Обвинения в космополитизме обернулись не только увольнением с работы — были и другие притеснения. Когда в печатных изданиях упоминались работы Каракиса или размещались фотографии его объектов, они публиковались без указания имени архитектора.

Мосты и гидротехнические сооружения

В период с 1951 по 1952 год, наряду с проектированием жилья и общественных зданий, Иосиф Каракис вёл лекционный курс в Киевском инженерно-строительном институте по истории и теории проектирования, а также по инженерным сооружениям «Мосты и гидротехнические сооружения». Каждая из лекций включала постановку практических задач, связанных с планированием мостов. Задачи относились к таким темам, как: определение величины пролётов, перекрывающихся сводами; вычисление доступной пологости сводов; выбор надлежащего вида оснований под опоры моста; различные приёмы облегчения нагрузок на свод; а также расчёт по длине пролёта в зависимости от конкретно поставленных условий. В частности, рассматривалось соотношение поперечного сечения быков мостов к величине пролёта, а также к форме сводов, прилегающих к быкам, зависимость от величины подвижной нагрузки и высоты быка. Большая часть лекций была по арочным мостам, имеющим проезжие части как внизу, так и посредине. Лекции сопровождались многими десятками иллюстраций, выполненных автором с примерами различных видов, стилей, материалов и размеров.

С 1952 года Иосиф Каракис работает в Гипрограде на типовом проектировании. В это время автором осуществляется большое количество проектов. Среди них ряд типовых школ в Киевe между 1953 и 1955 годом

Школа № 75 по улице Луи Пастера

В 1954 году архитектором проектируется и строится школа по улице Луи Пастера № 4 в Харькове. Построенная школа была также отмечена первой премией конкурса на лучшие здания. Над главным фасадным входом видны барочные элементы и эмблема школы, чуть пониже виден год постройки, а между окнами первого и второго этажа знак с номером школы.

Экспериментальная средняя школа № 80

Внешние изображения
	<center>[relax.ua/wp-content/uploads/2009/03/karakis_druzb.jpg Школа № 80]

В 1958—1960 годах Иосифом Каракисом (при участии арх. С. Н. Совы, Н. Г. Савченко и инженера Г. И. Тер-Арутюнянцa) проектируется и строится экспериментальная средняя школа № 80 на бульваре Дружбы Народов, 12 б в Киеве. Школа рассчитана на 920 учеников, находится на расстоянии 130 м от бульвара и отделяется от бульвара сквером с фонтаном. Классы школы сориентированы на юг для повышенного освещения, кроме того, школа дополнительно освещена добавочным светом со стороны рекреационного зала. В школе использовалась технология поперечных несущих стен.

Экспериментальная школа в Краматорске

В 1962 году архитектором (при участии арх. В. Савченко, совместно с художниками В. Русяевым и Э. Рогановой) строится Экспериментальная школа в Краматорске. По аналогичному проекту с 1962 по 1967 год по всей территории Советского союза было сооружено множество школ.

Через три года, в 1965 году, И. Каракисом строится ещё одна нетиповая школа с квадратными классами в Краматорске.

Некоторые примеры школ, построенных по типовым проектам И. Каракиса

Школа № 75 по ул. Луи Пастера (фото 2011 года)	Школа № 24, Краматорск (построена в 1962 году, фото 2011 года)	Школа № 25, Краматорск (построена в 1965 году, фото 2011 года)

КиевЗНИИЭП (1963—1976)

В 1963 году Иосифа Каракиса пригласили возглавить новый отдел проектирования школьных зданий в КиевЗНИИЭПе. Каракис переходит в КиевЗНИИЭП, и с ним переходит ряд сотрудников. Проектирование школ в Гипрограде с уходом Каракиса прекращается, и все школы проектируются теперь в КиевЗНИИЭП. С 1963 по 1976 год Иосиф Юльевич — руководитель отдела проектирования школьных зданий КиевЗНИИЭП.

Проекты включают множество школ, в том числе в 1963 году в городах Одесса и Бердянск строятся экспериментальные школы для детей, переболевших ДЦП (1963).

Экспериментальная школа № 5 — Культурно-спортивный центр

<center>

В послевоенное время, в Донецке, многие школы строились по типовым проектам, разработанным И. Ю. Каракисом (при участии Н. Г. Савченко), рассчитанным на 280—400 учеников. Эти проекты характерны компактностью и единым размером в плане, вместительность зданий может быть увеличена или уменьшена за счёт количества этажей. Экстерьеры школ имеют свой уникальный характер: небольшие барочные фронтоны, по всей высоте здания декорированы пилястрами. Один из лучших примеров школ этой проектной серии, с вариацией вместимости на 400 мест, находится в посёлке шахты Мушкетовская-Заперевальная.

Позднее, в 1960-е годы, в Донецке, предпочтение в строительстве отдавалось большей вместительности, и школы теперь строились по типовому проекту на 960 учеников (И. Ю. Каракис, при участии Н. Г. Савченко). Проект включает разномасштабные объёмы для группирования классов, лабораторий, актовых и спортивных залов; вестибюль с гардеробами и застеклённым переходом соединяет помещения. Школа на улице Арте­ма в районе Шахтёрской площади, школа на проспекте Ильича и школа на бульваре Шахтостроителей — вот несколько примеров школ, построенных по этому проекту.

В 1966 году в Донецкe Иосифом Юльевичем Каракисом (глав. арх. — И. Ю. Каракис, привязка к местности — арх. В. И. Волик, А. П. Страшнов, П. И. Вигдергауз, мозаичные композиции — худ. Г. И. Синицы, В. И. Зарецкого и А. А. Горской) проектируется и строится Экспериментальная школа № 5 — Культурно-спортивный центр. Здания экспериментальной школы укреплены, а общая вместительность зданий павильонного типа рассчитана на 2032 учащихся. Месторасположение школы — на берегу реки Кальмиус (в квартале № 9 на территории бывшей Семёновки).

Проект школы состоит из комплекса учебных павильонов, которые объединены актовым залом, спортзалом и переходами. Комплекс включает восемь одноэтажных павильонов с пятью классами в каждом, всего 40 классов. Каждый павильон имеет свой внутренний дворик, который предназначается для отдыха на переменах, а также для учёбы в летнее время. Перед главным фасадом располагается двухэтажный учебный блок, в котором находятся мастерские, лаборатории, кабинеты, административные помещения и столовая. Два двухэтажных здания находятся в центре восьми одноэтажных зданий, объединяя комплекс в цельный объёмно-пространственный организм.

Здания школы планировочно разделяются на отдельные секции, исходя из возрастных групп учащихся. Окна разных классов выходят в свой собственный дворик, изолированный от другого. В этой школе впервые занятия были организованы так, чтобы продолжительность уроков была различной для учащихся младшего и старшего возраста.

Далее автором осуществляется проект застройки Подола в Киевe (1966 год). Затем проектируются и строятся экспериментальные здания школ большой вместимости сразу в ряде городов: Махачкале, Баку, Ворошиловграде, Днепродзержинске (1966—1969).

Проект мемориала в Бабьем Яру

Внешние изображения
	[karakys.narod.ru/Virtual/60/Kiev_Babinjar/Kiev_Babinjar.htm Проект мемориала в Бабьем Яру]

В 1966 году И. Ю. Каракис (в соавторстве с художником З. Ш. Толкачёвым, скульпторами Я. С. Ражбой и Е. Жовнировским) создаёт проект мемориала в память о трагедии в Бабьем Яру, в Киеве. Группой Иосифа Каракиса было представлено три варианта. Проект был самым обсуждаемым. Основной идеей проекта было осознание того, что Бабий Яр — это огромная братская могила, по которой нельзя ходить. Следовательно, к скульптуре, которая представлялась авторам высотой в 15—20 метров, должна вести навесная дорога (пандус), причём так, чтобы на всём пути приближения скульптура читалась на фоне неба, открывающегося просторно и вниз — к Куренёвке. Приближаясь, авторы издали видели облик скорбящей Матери. Чем ближе, тем явственней проступали в камне статуи рельефы: сцены расстрела на дне Яра. Пандус уходил вниз, под уровень Яра. Небольшие по высоте, широкие ступени словно бы сами по себе замедляли шаг. Человек как бы уходил в Яр. Это создавало, по замыслу авторов, то траурное состояние, в котором находится каждый в этом страшном месте.

Проект Иосифа Каракиса представлял собой семь символических оврагов Бабьего Яра. Между оврагами планировались мостики. Это было сделано для того, чтобы «сохранившаяся часть Бабьего Яра превратилась в заповедное место, куда не должна ступать нога человека». Дно яра покрывается маками и камнями в напоминание о пролитой крови советских граждан. Для центральной части мемориала Иосиф Юльевич предложил три различных варианта:

• Первый вариант был представлен статуей скорби по погибшим людям со врезанными в неё незаживающими ранами и изображениями героических сцен;
• второй вариант — бетонный памятник стены, пробитой силуэтом человека. По правой стороне пандуса, на бетонной подпорной стене, размещено мозаичное панно из гранитов, раскрывающее тему трагедии Бабьего Яра;
• третий вариант был группой каменных человеческих тел в виде дерева, которое раскололось, и в нём — два внутренних яруса, покрытых фресками Зиновия Толкачева.

По левую сторону от входа, за оврагом, планировался мемориальный музей, частично врытый в землю.

Проект И. Каракиса и Е. Жовнеровского победил, планировка была признана одной из лучших, однако Жовнеровскому и Каракису предложили улучшить проект и сделать второй вариант. Второй вариант также не соответствовал «требованиям». Затем памятник был заказан властями другому скульптору, не участвующему в конкурсе.

В то же время архитектор И. Каракис участвует во Всесоюзном конкурсе по жилью для семей из трёх поколений под девизом «Батыева гоpa» в Киеве. Автором разрабатываются проекты новых типов жилых домов с пространственной организацией для Батыевой горы: дома пирамидального типа, уступообразные дома с лоджиями, дома с выносными балконами, дома — вавилонские башни, дома с внутренним двориком на рельефе.

Школа № 110 имени Т. Г. Шевченко

Внешние изображения
	<center>[mytashkent.uz/wp-content/uploads/2009/12/2009-12-14_225501.jpg Школа № 110 имени Т. Г. Шевченко]

Внешние изображения
	<center>[mytashkent.uz/wp-content/uploads/2009/12/Shkola-110_1200x900.jpg Школа № 110 имени Т. Г. Шевченко (фрагмент)]

В 1969 году в Ташкенте архитектором И. Каракисом (при участии архитектора П. Ф. Савича) и инженером А. З. Седовым проектируется и реализуется школа № 110 имени Т. Г. Шевченко на 2600 учащихся в микрорайоне «Украинский» (1969). Школа состоит из комплекса 12 блоков, соединённых остеклёнными галереями, и затенённых деревьями внутренних двориков. Мебель в школе реализована исходя из роста и возраста учащихся.

Типовое проектирование

С 1953 по 1975 год на Украине, в РСФСР и в других республиках под руководством Каракиса и совместно с коллективом сотрудников было разработано свыше 40 типовых проектов общеобразовательных школ разной вместимости, школ-интернатов и музыкальных школ, по которым построено более 4000 зданий.

Проекты, в частности, включали следующее:

<center>Номер проекта	<center>Описание проекта	<center>Годы реализации	<center>Место постройки	<center>Количество построенных зданий
ТП № 2-02-19, 2-02-20, 2-02-24, 2-02-25	Типовые проекты зданий школ на 280 и 400 учащихся	1953—1954 гг.	Строительство осуществлялось главным образом в УССР, частично в РСФСР и других республиках СССР	<center>Всего построено свыше 600 зданий
ТП № 2-02-73 — на 920 учащихся, ТП № 2-02-73/II — на 960 учащихся, ТП № 2-02-520 — на 520 учащихся, ТП № 2-02-560/8 — на 560 учащихся	Типовые проекты среднеобразовательных школ. Разработаны на основе конкурсного проекта, получившего на Всесоюзном конкурсе в 1956 году 1-ю премию	1957-1963 гг.	Строительство осуществлялось главным образом в УССР, частично в РСФСР и других республиках СССР	<center>Всего построено свыше 3000 школ.
ТП № 2-02-99, 2-02-240, 2-02-330	Школы-интернаты на 240, 330, 660 воспитанников	разработка 1957—1958 гг., строительство в 1958—1963 гг.		<center>Построено около 250 зданий.
ТП № 2-02-960 у, 2-02-964 у (1280—1320), 2-02-536 у, 2-02-320	Серия типовых проектов общеобразовательных школ-одиннадцатилеток	Разработка 1960—1961 гг. Строительство с 1961 г. —		<center>Построено свыше 500 зданий (на момент 2002 года, в котором строительство продолжалось).
ТП № 2-02-960 у, 2-02-964 у (1280—1320), 2-02-536 у, 2-02-320	Типовой проект музыкальной школы на 300 учащихся	Разработка 1960 г. Строительство в 1961—1963 гг.	Осуществлён в Чернигове, Днепропетровске, Полтаве и других городах в 1961—1963 гг.

Проекты застройки жилых массивов

В 1976 году И. Ю. Каракис предложил интересный проект застройки жилого массива Русановка в Киеве, а также застройку жилого массива Оболонь. Проект застройки предусматривал концептуальные проектные предложения. Также был спроектирован школьный городок на Оболони.

В 1977 году Иосиф Юльевич по инициативе В. Е. Ясиевича был временно зачислен в штат Киевского научно-исследовательского института истории, теории и перспективных проблем советской архитектуры, где разрабатывал тему «Жилище ближайшего будущего», посвящённую перспективам застройки Киева.

Последние годы жизни

Девять последних лет жизни Иосиф Каракис посвятил труду на своём садовом участке на Русановских садах, на котором соорудил множество самодельного: перголы-беседки, миниатюрный «японский дворик» из бутового камня, выложенный вокруг принесённого днепровским наводнением авиационного бака, под посаженной им ивой.

Иосиф Каракис скончался 23 февраля 1988 года. Похоронен на Байковом кладбище рядом с матерью, памятник которой собственноручно выполнил из мрамора и сам установил.

Сегодня практически все здания, созданные Иосифом Каракисом, являются памятниками архитектуры республиканского значения и находятся под охраной государства.

Участие в конкурсах

За свою жизнь И. Каракис многократно участвовал в конкурсах. Вот некоторые из них:

• Конкурс на проектирование в Киеве так называемой «образцовой школы» (в соавторстве с П. Ф. Алёшиным и Г. И. Волошиновым). 1929 год, Первая премия.
• Типовой проект школы (в соавторстве с П. Ф. Алёшиным и Г. И. Волошиновым), 1929 г., Третья премия.
• Дом Кооперации в Харькове (в соавторстве с В. И. Заболотным и П. Г. Юрченко), 1930-е гг.
• Курский вокзал в Москве (в соавторстве с П. Г. Юрченко и С. И. Татаренко), 1932 г., Третья премия (Первая премия присуждена не была, вторую получил И. Явейн, построивший за свою жизнь более 100 вокзалов).
• Оперно-драматический театр в Запорожье, 1932 год
• Типовой кинотеатр на 1000 мест, 1934 год, Первая премия. Осуществлён строительством в Харькове, Кривом Роге, Виннице.
• Универмаг в Киеве на углу Крещатика и улицы Б. Хмельницкого, № 38 / 2. (в соавторстве с Н. B. Холостенко и Л. Кисилевичем) предусматривал появление крупномасштабных скульптур или скульптурных групп, 1930-е гг.
• Универмаг в Бауманском районе Москвы (в соавторстве с Г. И. Волошиновым), 1930-е гг.
• Правительственная площадь в Киеве, 1935—1936 гг.
• Речной вокзал в Киеве (в соавторстве с Н. B. Холостенко), 1936 г., Премия.
• Санаторий для рабочих горнорудной промышленности в Сочи, 1936 год, Премия.
• Проект планировки и застройки центральной площади Николаева 1939 год, Первая премия (Война помешала осуществлению этих планов).
• Дворец культуры в Краматорске (в соавторстве с Л. И. Юровским), 1939 г., Принят к строительству в 1940 году.
• Музей Революции в Ворошиловграде, 1940 год, Принят к строительству, не осуществлён из-за начала войны.
• Индивидуальный жилой дом для строителей Фархадской ГЭС, 1943 г., Первая премия.
• Проекты домов для строительства в районах, освобождённых от оккупации, 1944 г., Первая премия.
• Первый тур конкурса на застройку улицы Крещатик в Киеве, 1946 г.
• Памятник А. С. Пушкину у Русского музея в Ленинграде (совместно со скульптором Л. Д. Муравиным), 1947 г., Вторая премия заказного конкурса.
• Памятник победы в Великой Отечественной войне в г. Сталино (совместно со скульптором Л. Д. Муравиным), 1947 г., Первая премия, рекомендован к строительству.
• Памятник Г. И. Котовскому в Кишинёве (совместно со скульптором Л. Д. Муравиным), 1948 г.
• Всесоюзный закрытый конкурс на типовые проекты 3-, 4-, 5-этажных жилых домов, 1956 г., ( вторая премия за серию жилых домов с лоджиями).
• Всесоюзный открытый конкурс на типовые проекты общеобразовательных школ, 1956 г., ( первая премия за школу на 960 учащихся).
• Мемориал в память трагедии в Бабьем Яру в Киеве (совместно с художником З. Ш. Толкачёвым, скульпторами Я. С. Ражбой и Е. Жовнировским), 1966 г., три варианта. «Лучшими были признаны проекты известных киевских архитекторов И. Каракиса и А. Милецкого».

Кроме своего участия в конкурсах, по словам Игнащенко А. Ф. (одного из учеников Каракиса), Каракис всегда приучал своих учеников стремиться к совершенствованию и участвовать в международных конкурсах:

Если вы не принимаете участия в соревнованиях, как спортсмен в Олимпийских играх, то вы не сможете знать наверняка, первый вы или последний… И. Каракис

Критика

Несмотря на международное признание и позитивную оценку творчества Каракиса, архитектор часто подвергался и критике. Примером служит статья Генриха Сикорского под названием «Как из Киева сделали советский город», в которой журналист критиковал Каракиса за то, что тот якобы построил здание музея истории Украины на месте Десятинной церкви. Другим примером была статья Александра Анисимова под названием «Стыдно, живя в Киеве, не знать элементарного». В своей статье автор пишет: «В Киеве стоял Георгиевский храм, заложенный в 1115 году. Он был разрушен, и на его месте построили здание для нужд Наркомата связи. Архитектор Каракис (ленинградский зодчий, который не совсем понимал, что он делает в Киеве) все свои дома, которые в архитектурном смысле, может быть, и представляют ценность, построил на месте павших храмов».

В газете «Хрещатик» 22 января 1999 года, стр. 6, в разделе «История современности» вышла статья журналистки Светланы Гартманн: «Постышев по-варварски преобразовал мещанский город в современный». С. Гартманн рассказывала о переносе столицы Украины в Киев и о проведённом в 1939 году конкурсе на проект Правительственного центра в Киеве. В частности (объединив два разных проекта двух авторов в один), она писала:

Юрченко и Каракис запланировали разместить его на месте Михайловского Златоглавого монастыря и Трёхсвятительской церкви. Проектом предполагался снос Киевской Софии, памятника Богдану Хмельницкому и присутственных мест… Архитектор Иосиф Каракис возводил свои «шедевры» на местах храмов.

16 марта 1999 года прошло специальное заседание совета президиума Национального Союза Архитекторов Украины, на котором присутствовали президент Союза Шпара И. П., вице-президент Союза Худяков Ю. Ф., члены совета: Панченко Т. Ф., Устенко Т. В., Шпилевский И. И., Килессо С. К., Кульчинский М. И., Колесников О. В., Левчук М. А., Залуцкий В. В., Дёмин Н. М., Стукалов О. К., Жежерин В. Б., Хорхот Г. А., Левитан Я. Б., Муляр Л. Х., Ежов В. И., Штолько В. Г., Довженко Т. Г., Цветков А. В., глава РК САУ: Таенчук В. А., секретарь совета: Косарева О. И. Были приглашены: Каракис И. И., Лебедев Г. А.

Итогом была статья кандидата искусствоведения Георгия Лебедева, вышедшая в газете «Хрещатик» за 18 ноября 1999 года в разделе «Резонанс» на странице 14. Статья начиналась с рамки «Постышев по-варварски преобразовал мещанский город в современный», «Хрещатик», 22 января 1999 г. и называлась: «Перекручивать историю не хорошо!». В опровергающей статье, в частности, говорилось:

Иосиф Каракис считал, что Правительственный центр следует построить на Михайловской площади и прилегающей к ней школе, не трогая Михайловского монастыря.

Творческое наследие Иосифа Каракиса

Творческое наследие Иосифа Каракиса включает реализованные и не реализованные проекты архитектора, публикации и множество учеников. По мнению президента украинского комитета IKOMOC (комитета по вопросам памятников и достопримечательностей при ЮНЕСКО), Леонида Прибеги:

Объекты Каракиса ярко обозначены творческой манерой архитектора и вместе с тем отражают исторический период, эпоху конструктивизма. И конечно, его совершенные произведения должны быть отнесены к памятникам архитектуры. Некоторые из них находятся в местном, но не в государственном реестре. Вообще у нас мало памятников архитектуры XX века, в основном предоставлены памятники XII—XVII столетий. Принятая в мире историческая дистанция, которая требуется от создания объекта архитектуры до его объективной оценки, составляет 50 лет. Уже есть объективное основание внести ряд произведений И. Ю. Каракиса к памятникам архитектуры государственного значения.

Избранные публикации Иосифа Каракиса

Литературное наследие Каракиса включает следующие публикации:

• И. Ю. Каракис. За комплексную застройку // Архитектурная газета. — 1936. — № 32 (8 июня).
• И. Ю. Каракис. Яким повинно бути житло // Більшовик. — 1936. — № 181 (5 августа).  (укр.)
• И. Ю. Каракис, И. Дубов. Про план житлового осередку // Соціалістичний Київ. — 1936. — № 6.  (укр.)
• И. Ю. Каракис. Школи художнього виховання // Соціалістичний Київ. — 1937. — № 2.  (укр.)
• И. Ю. Каракис. Жилий квартал над Дніпром // Соціалістичний Київ. — 1937. — № 4.  (укр.)
• И. Ю. Каракис. Жилой дом на Украине // Архитектурная газета. — 1937. — № 22 (18 апреля).
• И. Ю. Каракис. Архитектура жилья на Украине: 20 лет Великой Социалистической революции // Архитектурная газета. — 1937. — № 69 (8 октября).
• И. Ю. Каракис. Будівництво і проектування сільських шкіл на Україні // Радянська школа. — 1938. — № 4.  (укр.)
• И. Ю. Каракис. Колгоспний клуб // Архітектура Радянської України. — 1941. — № 6.  (укр.)
• И. Ю. Каракис. Экспериментальное проектирование жилых микрорайонов // Вестник ГИПРОГРАДа. — К. — 1946.
• И. Ю. Каракис. Москва радянська // Вісник Академії архітектури УРСР. — 1947. — № 2.  (укр.)
• И. Ю. Каракис. Хозяйственные сооружения в системе двухэтажной жилой застройки // Техническая информация / ГИПРОГРАД. — К. — 1952. — № 3.
• И. Ю. Каракис. Здание гостиницы в г. Ворошиловграде // Техническая информация / ГИПРОГРАД. — К. — 1952. — № 14.
• И. Ю. Каракис. Экспериментальный проект жилого дома галерейного типа на 72 квартиры // Техническая информация / ГИПРОГРАД. — К. — 1956. — № 1.
• И. Ю. Каракис. Галерейные жилые дома // Архитектура СССР. — 1957. — № 4.
• И. Ю. Каракис. Типовое проектирование школ-интернатов // Строительство и архитектура (Будівництво і архітектура). — 1957. — № 3.
• И. Ю. Каракис. К вопросу проектирования новых типов школьных зданий (Из опыта типового проектирования ГИПРОГРАДа) // Проектирование и строительство школьных зданий. — К. — 1958.
• И. Ю. Каракис. Средняя школа на 400 учащихся: Некоторые конструктивные и планировочные особенности школьных зданий, проектируемых из крупных стеновых блоков // Проектирование и строительство школьных зданий. — К. — 1958.
• И. Ю. Каракис, Х. Заривайская. Однокомнатные квартиры в галерейном доме // Строительство и архитектура (Будівництво і архітектура). — 1958. — № 1.
• И. Ю. Каракис. Типовой проект семилетней музыкальной школы на 200—300 учащихся // Техническая информация / ГИПРОГРАД. — К. — 1958. — № 7 (134).
• И. Ю. Каракис. Пути улучшения экономических и бытовых качеств жилья // Техническая информация / ГИПРОГРАД. — К. — 1958. — № 8-9 (135—136).
• И. Ю. Каракис. Новые типовые проекты // Техническая информация / ГИПРОГРАД. — К. — 1958. — № 10.
• И. Ю. Каракис. Жилые дома галерейного типа для строительства в VII и VIII пятилетках // Техническая информация / ГИПРОГРАД — К. — 1958 . — № 10.
• И. Ю. Каракис. Типовой проект семилетней музыкальной школы на 200—300 учащихся // Техническая информация / ГИПРОГРАД — К. — 1958. — № 7.
• И. Ю. Каракис. Новые типовые проекты: О домах галерейного типа // Жилищное строительство. — 1958. — № 11.
• И. Ю. Каракис. Пути улучшения планировки жилья // Строительство и архитектура (Будівництво і архітектура). — 1959. — № 11.
• И. Ю. Каракис, Н. Савченко, А. Волненко. Жилой корпус на 600 воспитанников [школы-интерната] в Киеве // Строительство и архитектура. — 1959. — № 2.
• И. Ю. Каракис. Номенклатура домов галерейного типа для строительства в Украинской ССР // Жилищное строительство. — 1959. — № 2.
• И. Ю. Каракис. Нова, незвична… // Київський будівельник. — 1960. — № 24 (16 июня).  (укр.)
• И. Ю. Каракис, В. Городской. От эксперимента — к массовому строительству: Комплексная серия типовых проектов школ и школ-интернатов // Строительство и архитектура. — 1960. — № 11.
• И. Ю. Каракис. Экспериментальная школа в Киеве // Жилищное строительство. — 1961. — № 4.
• И. Ю. Каракис. Кооперирование и размещение школ и школьных городков в современной жилой застройке. — М // Архитектура учебно-воспитательных зданий в жилой застройке. — 1976.
• Жилище ближайшего будущего (Научно-творческое поисковое исследование) // Отчет о НИР. — К.: Киевский научно-исследовательский институт теории, истории и перспективных проблем советской архитектуры (ныне — НИИТИАГ), 1977. — Т. Инв. № 1071. — С. 29.
• и многие другие.

Основные неосуществлённые архитектурные проекты

Кроме реализованных в натуре зданий, творческое наследие Иосифа Каракиса состоит из множества проектов, которые по тем или иным причинам не были построены. Вот некоторые из них:

• 1929 — Типовой проект школы (в соавторстве с П. Ф. Алёшиным и Г. И. Волошиновым). Третья премия.
• 1932 — Курский вокзал в Москве (В соавторстве с П. Г. Юрченко и С. Татаренко) Премия.
• 1935—1936 — Правительственная площадь в Киеве.
• 1935—1936 — Здание Академии архитектуры УССР по Георгиевскому пер. в Киеве.
• 1940 — Дворец культуры им. Сталина (в соавторстве с Л. И. Юровским) в г. Краматорске. Принят к строительству.
• 1940 — Музей Революции в г. Ворошиловграде.
• 1940 — Дом Кооперации (в соавторстве с В. И. Заболотным и П. Г. Юрченко) в г. Харькове.
• 1947 — Речной вокзал (в соавторстве с Н. Холостенко) в г.Киеве. Премирован.
• 1947 — Памятник Пушкину у Русского музея в г. Ленинграде.
• 1947 — Проекты домов для безлесных районов, освобождённых от оккупации в г. Ленинграде. Первая премия.
• 1947 — Проект памятника Великой Отечественной войны в г. Сталино. Первая премия, рекомендация к строительству.
• 1947 — Памятник Котовскому (в соавторстве со скульптором Л. Д. Муравиным) в Кишинёве. Заказной конкурс.
• 1947—1948 — Проект посёлка для рабочих завода «Красный Экскаватор» на Нивках в Киеве.
• 1956 — Всесоюзный закрытый конкурс на типовые проекты 3-, 4-, 5—этажных жилых домов. Вторая премия за серию жилых домов с лоджиями.
• 1966 — Проект мемориала в память трагедии в Бабьем Яру (в соавторстве с художником З. Толкачёвым и скульпторами Я. Ражбой, Е. Жовнировским) в Киеве. Три варианта.
• 1970—1980 — Разработки новых типов жилых домов с пространственной организацией.

Ученики

Учениками И. Каракиса считают себя многие: по большому счёту, к их числу могут быть отнесены студенты, занимавшиеся у него с 1933 по 1952 год. Среди этих имён есть громкие: Анатолий Владимирович Добровольский, Авраам Моисеевич Милецкий, Юрий Сергеевич Асеев, Валентин Иванович Ежов, Вадим Константинович Скугарев, Борис Петрович Жежерин, Анатолий Федорович Игнащенко, Виктор Васильевич Чепелик, Зоя Васильевна Моисеенко, Борис Михайлович Давидсон (один из аспирантов Иосифа Юльевича), Юрий Иванович Химич, Михаил Петрович Будиловский, Юрий Абрамович Паскевич, ставшие писателями Виктор Платонович Некрасов и Леонид Семенович Серпилин и многие другие, которые всегда отзывались о нём тепло и с любовью. Дочь Иосифа Юльевича — Ирма Иосифовна — стала кандидатом архитектуры, старшим научным сотрудником, долгое время работала заведующей сектором интерьера КиевЗНИИЭП, проектного института, куда впоследствии вместе с отделом типового проектирования попал её опальный отец.

Адреса

1943—1988 — Рыльский Переулок дом № 5 в г. Киевe, Украина.

Мемориальной доски на доме не установлено:

Настало время, чтобы имя этого замечательного человека, выдающегося зодчего было увековечено в Киеве установлением мемориальной доски с барельефом на доме по Рыльскому переулку, 5, где в 1944—1988 гг. он жил и творил.

Увековечение памяти

Внешние изображения
	<center>[karakys.narod.ru/News/telecard_s.jpg Телефонная карточка]

Внешние изображения
	[karakys.narod.ru/News/envelop.jpg Почтовый конверт]

Внешние изображения
	[karakys.narod.ru/News/Poster_Kar.jpg Мемориальный плакат]

90-летие

К девяностолетию со дня рождения И. Каракиса была приурочена выставка работ мастера, фотографий, рисунков и чертежей. Выставка экспонировалась в Республиканском Доме Архитектора (ул. Б. Гринченко, 7) в Киеве и проходила с 29 мая до 12 июня 1992.

100-летие

К столетию со дня рождения Иосифа Юльевича прошла выставка в Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры. К этой дате были сделаны:

• Телефонные карточки различных дизайнов с портретом и работами И. Каракиса. Дизайн карточек включает портрет архитектора и годы жизни, а также размещены по три фотографии проектов мастера. Тираж кажого из трёх видов — 50 000 экземпляров, отличие в различных денежных номиналах.
• Почтовые конверты с портретом архитектора и его работами.
• Иллюстрированный каталог работ автора. Каталог включает биографические данные мастера, описание проектов (ISBN 966-95095-8-0).
• Библиографический справочник публикаций о И. Каракисе из серии «Видные зодчие Украины».
• Стипендия Каракиса. Именная стипендия планировалась к вручению ежегодно лучшему студенту архитектурного факультета КНУСА.
• Мемориальные плакаты, развешенные на автобусных и троллейбусных остановках г. Киева.
• Интернет-сайт с работами автора.

Главный архитектор города Киева, член-корреспондент Академии искусств Украины, заслуженный архитектор Украины Сергей Бабушкин, следующим образом отозвался о 100 летии И. Каракиса:

Отмечаемое 29 мая 2002 года столетие со дня рождения Иосифа Юльевича Каракиса — выдающегося украинского зодчего двадцатого века — знаменательная дата в истории архитектуры. Не только по числу созданных им произведений, но и по их вневременной современности, по новаторскому характеру Каракис входит в первый ряд зодчих. Трудно назвать архитектора, который бы на протяжении полувекового служения Архитектуре столь тесно был связан с нашим прекрасным Киевом. Постройки Каракиса не только официально явились памятниками архитектуры, но и заслужили всенародную любовь и уважение. Более того, они знаковы, символичны и несут яркую печать мастерства их автора. Работы Каракиса, построенные почти в каждом крупном городе бывшего СССР и охватывающие период с конца 20—х до начала 70—х гг., — прекрасный пример всецелой отдачи себя созиданию на благо народа и служения архитектуре как широкому социальному явлению. Нелегкая судьба Иосифа Каракиса, необходимость преодолевать административные препоны, противостоять обстоятельствам, диктовавшимся спецификой того непростого времени, не сломили, не ожесточили его, но сделали более филигранным самый метод творчества.

110-летие

• В Государственной научной архитектурно-строительной библиотеки имени В. Г. Заболотного прошла книжная выставка «Украинский архитектор Иосиф Юльевич Каракис (1902—1988): к 110-летию со дня рождения».

Примечания

Комментарии

Источники

Ссылки

• [karakys.narod.ru Архитектор Каракис — сайт, посвященный судьбе и творчеству Иосифа Юльевича Каракиса, составленный по материалам его архива, бережно хранимого его дочерью Ирмой Иосифовной]. Проверено 14 августа 2011. [www.webcitation.org/651QgLVT5 Архивировано из первоисточника 28 января 2012].
• [www.vokrugsveta.com/body/kld/kld_11.htm Выдающемуся архитектору Иосифу Юльевичу Каракису — 100 лет]. Проверено 13 января 2011. [www.webcitation.org/651Qgs5Zh Архивировано из первоисточника 28 января 2012]. 29 мая в Национальной академии изобразительного искусств в Киеве состоялся торжественный вечер, посвящённый 100-летию выдающегося архитектора Иосифа Юльевича Каракиса
• [baltatown.narod.ru/person/2.htm Балтский биографический словарь]. Проверено 13 января 2011. [www.webcitation.org/651Qj7od3 Архивировано из первоисточника 28 января 2012].
• [web.archive.org/web/20070927214519/www.uaa.iatp.org.ua/Biography/Bio_Karakis_ua.htm Академия архитектуры — Иосиф Юльевич Каракис]. Проверено 13 января 2011.
• [relax.ua/art/karakis/ Иосиф Юльевич Каракис (29 мая 1902 — 23 февраля 1988)]. Проверено 13 января 2011. [www.webcitation.org/651KgGxja Архивировано из первоисточника 28 января 2012].
• [shusek.livejournal.com/19799.html Миф о гостинице «Октябрь».]. Проверено 13 января 2011. [www.webcitation.org/651QGgHQf Архивировано из первоисточника 28 января 2012].
• [relax.ua/2007/12/15/dom_oficerov/ Центральный Дом офицеров Вооруженных Сил Украины]. Проверено 13 января 2011. [www.webcitation.org/651QlECAr Архивировано из первоисточника 28 января 2012].
• [photohistory.kiev.ua/articles.php?a=1-1 История детского сада №1 «Орлёнок»]. Проверено 19 апреля 2011. [www.webcitation.org/651QmPKMP Архивировано из первоисточника 28 января 2012].
• [www.donjetsk.com/retro/807-pedagogicheskaya-poema-iosifa-karakisa.html Педагогическая поэма Иосифа Каракиса]. Проверено 21 апреля 2011. [www.webcitation.org/651QnN3tB Архивировано из первоисточника 28 января 2012].
• [www.segodnya.ua/history/14263216.html 1 июля: День архитектуры]. Проверено 2 июля 2011. [www.webcitation.org/651QptBUu Архивировано из первоисточника 28 января 2012].
• [dnabb.org/modules.php?name=Pages&go=page&pid=137 Архітектор Йосип Юлійович Каракіс (1902—1988)]. Проверено 3 июня 2012. [www.webcitation.org/651QsiuoA Архивировано из первоисточника 28 января 2012].  (укр.)
• Йосип Юлійович Каракіс (1902-1988): Бібліографічний покажчик. Проверено (недоступная ссылка).  (укр.)
• [webkamerton.ru/2012/06/pamyat-nashix-ulic Память наших улиц…]. Проверено 3 июля 2012. [www.webcitation.org/69ehWB9Jp Архивировано из первоисточника 4 августа 2012].

Отрывок, характеризующий Каракис, Иосиф Юльевич

– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
Несмотря на то, что прежде у нее была досада на Наташу за то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и не думала об этом, и всей душой, по своему, желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protegee.
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]
Наташа багрово покраснела услыхав эти слова.
– Как краснеет, как краснеет, ma delicieuse! [моя прелесть!] – проговорила Элен. – Непременно приезжайте. Si vous aimez quelqu'un, ma delicieuse, ce n'est pas une raison pour se cloitrer. Si meme vous etes promise, je suis sure que votre рromis aurait desire que vous alliez dans le monde en son absence plutot que de deperir d'ennui. [Из того, что вы любите кого нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствии выезжали в свет, чем погибали со скуки.]
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барыня,] такая милая и так видно всей душой любит меня, думала Наташа. И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
К обеду вернулась Марья Дмитриевна, молчаливая и серьезная, очевидно понесшая поражение у старого князя. Она была еще слишком взволнована от происшедшего столкновения, чтобы быть в силах спокойно рассказать дело. На вопрос графа она отвечала, что всё хорошо и что она завтра расскажет. Узнав о посещении графини Безуховой и приглашении на вечер, Марья Дмитриевна сказала:
– С Безуховой водиться я не люблю и не посоветую; ну, да уж если обещала, поезжай, рассеешься, – прибавила она, обращаясь к Наташе.


Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.
M lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по французски какие то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.
– Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно, божественно, чудесно!] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего то.
После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]


Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.