Каракитайское ханство
| Каракитайское ханство Хар Хятан | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
 Каракитайское ханство в 1200 г. | ||||
| Столица | Баласагун (Хусыфдо) | |||
| Язык(и) | киданьский язык, китайский язык | |||
| Религия | христианство, конфуцианство, буддизм, ислам, язычество | |||
| Площадь | 2,500,000 км² (1210) | |||
| Преемственность | ||||
| ← Караханидское государство Монгольская империя → | ||||
Каракитайское (Кара-киданьское) ханство (монг. Хар Хятан) — средневековое феодальное государство, существовавшее в Средней и Центральной Азии в 1140—1212 гг. Было основано киданьским принцем Елюем Даши в 1125 году после падения империи Ляо. Мусульмане называли страну Каракитайским (Кара-киданьским) ханством, китайцы — Западным Ляо (кит. трад. 西遼, упр. 西辽, пиньинь: Xī Liáo, палл.: Си Ляо); правитель носил сразу два титула — император и гурхан. Столицей ханства был город Хусыфдо (Баласагун) на реке Чу. Империя занимала территорию от Амударьи и Балхаша до Куньлуня и нагорий Бэйшаня. В 1211 году ханство было покорено найманами во главе с Кучлуком. В 1218 году оно было завоёвано Чингисханом и вошло в состав Монгольской империи.
Содержание
Политическая история
После разгрома чжурчженями в союзе с южнокитайской династией Сун империи Ляо, киданьский принц Елюй Даши, не дожидаясь окончательного разгрома, вместе с группой сторонников ушёл на запад, откуда в будущем планировал нанести удар по чжурчжэням и возродить империю Ляо, и основал там новое государство. Его поддержали 18 племён. В 1124 году Елюй Даши принял титул гурхана и стал правителем новой державы. В 1134 году он отвоевал у государства Караханидов Баласагун, сделав его своей столицей. Его силы вскоре пополнились киданями, ранее проживавшими на территории Караханидской державы. В 1137 году кидани наносят поражение Западному караханидскому ханству. В битве при Катване в 1141 году Елюй Даши в союзе с карлуками наносит сокрушительное поражение войскам сельджуков султана Санджара и караханидов. Вскоре Елюй Даши подчинил Мавераннахр и Хорезм. В 1141 году Елюй Даши принял титул императора. Но при этом его империя была самозванной, так как, по восточноазиатской традиции, она не была признана равными — то есть другими императорами. Елюй Даши умер в 1143 году.
После смерти Елюя Даши власть перешла к его вдове как регентше при малолетнем сыне Илии. Илия вступил на престол в 1151 году и правил 10 лет. После его смерти в 1161 году на престол вступила его младшая сестра Елюй Пусувань, правившая до 1177 года. Убив мужа по просьбе любовника, она (как и её любовник) вскоре стала жертвой воинов, возмущённых отцом убитого. На престол вступил сын Илии — Чжулху. Империя была ослаблена постоянными восстаниями и междоусобными войнами, что сделало возможным быстрое завоевание империи найманами во главе с ханом Кучлуком, свергнувшим Чжулху в 1211 году. Поэтому М. В. Воробьев полагал, что Си Ляо прекратила своё существование в 1212 году. В 1218 году монголы вторглись в Каракитайскую империю и разгромили Кучлука, который вскоре погиб. На этом завершилось существование ханства как самостоятельного государства.
Управление
Ханство управлялось из столицы (Баласагун). Под непосредственным управлением гурхана находились земли южной части Семиречья, Кульджинский край, северо-восточная часть Сырдарьинской области. Остальные территории, составлявшие большую часть ханства, находились под управлением автономных вассальных княжеств и народов (карлуки, Хорезм, Гаочан, и др.) Многие элементы управления были заимствованы из бывшей империи Ляо. Большая часть названий чинов администрации была заимствована у Китая. Несмотря на это, имелись и мусульманские титулы, такие, как «везир». В ханстве господствовала китайская система подворного налогового обложения населения. Гурхан выпускал собственную монету киданьского образца, но почти не вмешивался в управление и экономику своих земель, ограничиваясь сбором налогов и дани. В знак покорности гурхану местные правители обязаны были носить на груди серебряную дощечку. Гурхан не раздавал уделов своим родственникам и сподвижникам, опасаясь роста их власти и могущества, и не отдавал под командование отряды более чем в 100 воинов (за исключением крупных военных кампаний). В ханстве господствовали феодальные отношения с пережитком родового строя. В войске поддерживалась строгая дисциплина. Воинам впервые стали выплачивать жалование. Военное дело каракиданей находилось под сильным влиянием Китая.
Притеснение сборщиками податей населения, презрение киданей к местным правителям и оскорбление религиозных чувств мусульман создавали определённые проблемы, которые впоследствии вылились в масштабные войны и восстания мусульманского населения.
Обычаи, религия и культура
Многие каракидани сохраняли старые кочевые обычаи, о чём свидетельствовала традиционная одежда и религиозные верования. В ханстве получили распространение буддизм, христианство несторианского толка, ислам, а также традиционные киданьские верования, заключавшиеся в принесении жертв небу, земле и предкам. Христианство было достаточно широко распространено. Большая часть населения были покорённые мусульмане. Процент кочевого населения повысился со времени вторжения кочевников-найманов. Каракитаи были скотоводами и пасли скот в речных долинах Таласа и Чу. Другими их занятиями были охота и рыбная ловля. В их среде наблюдались пережитки родового строя. Большую власть и широкие права имели женщины. Постепенно каракитаи смешались с местными тюркскими племенами. Каракитаи сохраняли язык монгольской группы. Их литературные произведения, записанные советником Чингисхана Елюем Чуцаем, отличаются большими художественными достоинствами. Несмотря на это, памятники культуры каракитаев до сих пор почти не изучены.
Гурханы
- Елюй Даши (1124—1143)
- Табуян (1143—1151)
- Елюй Илия (1151—1161)
- Елюй Пусувань (1161—1177)
- Елюй Чжулху (1177—1211)
- Кучлук (1211—1218)
В кинематографе
- Закат эпохи Западного Ляо фигурирует в китайском 30-серийном сериале «Чингисхан» (серии 21-24).
Напишите отзыв о статье "Каракитайское ханство"
Литература
- Biran, Michal. The Empire of the Qara Khitai in Eurasian History: Between China and the Islamic World, Cambridge, CUP, 2005 (Cambridge Studies in Islamic Civilization), 298 pp., ISBN 0-521-84226-3
- [gumilevica.kulichki.net/SIK/ Л. Н. Гумилёв «Поиски вымышленного царства»]
- [sspa.bashtel.ru/facultets/history/his/DIV/Bartold/kara_china.htm#_32 В. В. Бартольд «Очерки истории Семиречья»]
- Г. Г. Пиков «Западные кидани» — Новосибирск: Издательство Новосибирского государственного университета, 1989. ISBN 5-7615-0020-5
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Каракитайское ханство
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
