Караманлис, Костас

Костас Караманли́с Κωνσταντίνος Αλεξάνδρου Καραμανλής<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр Греции
март 2004 — сентябрь 2007
Предшественник:	Костас Симитис
Преемник:	Георгиос Папандреу
Премьер-министр Греции
сентябрь 2007 — сентябрь 2009
Рождение:	14 сентября 1956(1956-09-14) (67 лет) Афины, Греция
Партия:	Новая демократия (2004—)
Награды:

Ко́стас Караманли́с (полное имя Константи́нос Алекса́ндру Караманли́с, греч. Κωνσταντίνος Αλεξάνδρου Καραμανλής, родился 14 сентября 1956, Афины, Греция) — греческий политический деятель, депутат парламента Греции, премьер-министр Греции с марта 2004 по октябрь 2009 года. С 2004 по 2006 год также был министром культуры и спорта Греции, курировал проведение летних Олимпийских игр в Афинах в 2004 году. Его экономические реформы неоднократно подвергались критике, а в конце 2008 года привели к массовым протестам. Является членом политической династии, племянником Константиноса Караманлиса — видного политического деятеля Греции, неоднократно занимавшего пост премьер-министра и президента этой страны. Лидер партии «Новая демократия». Самый молодой в истории глава правительства Греции.

Биография

Константинос «Костас» Александру Караманлис (Konstantinos «Kostas» Alexandrou Karamanlis) родился 14 сентября 1956 года в Афинах. Национальность - караманлид. Его отец Алекос был родным братом Константиноса Караманлиса, который неоднократно занимал пост президента и премьер-министра Греции во второй половине XX века и был основателем консервативной партии «Новая демократия».

Караманлис учился в экспериментальной афинской школе, увлекался футболом. Он поступил на юридический факультет Афинского университета, который окончил в 1979 году. Также были сведения, что с 1977 по 1979 год Караманлис служил в греческой армии. C 1980 по 1984 год Караманлис обучался в магистратуре и аспирантуре Флетчеровской школы права и дипломатии Университета Тафтса (Fletcher School of Law and Diplomacy, Tufts University) в США, где получил степень магистра по политологи и экономике и докторскую степень по истории дипломатии.

Ещё в студенческие годы Караманлис стал функционером консервативной партии «Новая демократия». В период с 1974 по 1979 год он был активным деятелем молодёжного крыла «Новой демократии» и избирался его лидером, а в 1979 году был принят в члены партии.

С 1983 по 1985 год Караманлис параллельно учёбе в США преподавал историю дипломатии, корпоративное право и политологию в частном колледже Дери (Deree College) в Афинах. В 1986 году Караманлис был избран президентом Движения за разоружение, мир и безопасность в Европе (KIPAEA) и греческого центра за европейскую интеграцию «Europe 92». С 1984 по 1989 год работал юристом, его статьи публиковались в еженедельном журнале Oikonomikos Tachydromos.

В 1989 году Караманлис впервые получил место в парламенте Греции от «Новой демократии», победив на выборах в первом избирательном округе города Салоники. Он вошёл в парламентский совет партии и стал секретарем её отдела политического планирования. В 1994 году Караманлис вошёл в центральный комитет партии, а 21 марта 1997 года был избран главой «Новой демократии» на её IV конгрессе.

В 1999 и 2002 годах Караманлис дважды избирался на пост вице-президента Европейской народной партии (European People’s Party), в которую в рамках Христианско-демократического интернационала входила «Новая демократия», кроме того, в июне 2002 года он был избран вице-председателем Международного союза демократов (International Democrat Union). В 2003 году он был назначен главой Юго-восточного европейского форума (Southeast European Forum), ежегодно проводившегося в греческом городе Салоники.

7 марта 2004 года партия Караманлиса одержала победу на выборах над социалистами (партией Всегреческое социалистическое движение (ПАСОК)), набрав 45,36 процента голосов и обеспечив себе 164 из 300 мест в парламенте, вновь придя к власти спустя 11 лет. Караманлис стал самым молодым в истории Греции премьер-министром и министром культуры и спорта.

После прихода к власти Караманлис в качестве премьер-министра и министра культуры и спорта курировал проведение XXVIII Летних Олимпийских игр в Афинах. Караманлис оставил пост министра культуры и спорта Георгису Вулгаракису (Georgios Voulgarakis) в 2006 году.

Караманлис приступил к активным реформам экономики страны, направленным на исполнение директив Евросоюза. Были ускорены темпы приватизации, уменьшены дефицит бюджета и безработица (с 11,3 процента в 2004 до 7,7 процента в мае 2007 года). Однако его реформы, в особенности реформа образования, подразумевавшая приватизацию высших учебных заведений и повышение требований к дипломам, подвергались резкой критике и неоднократно вызывали уличные протесты. Во внешней политике Караманлис выступал за улучшение отношений с Турцией, в частности в отношении Северного Кипра. Караманлис поддержал присоединение Турции к Евросоюзу и стал первым за 49 лет греческим премьер-министром, который посетил Турцию.

Несмотря на политический кризис, связанный с критикой действий правительства в борьбе с лесными пожарами в августе 2007 года, в сентябре «Новая демократия» снова одержала победу на парламентских выборах, набрав 42 процента голосов и заняв 152 места в парламенте. Караманлис был переизбран на второй срок.

Ещё до победы на выборах 2004 года Караманлис заявил о том, что готов бороться с коррупцией в стране. Однако осенью 2008 года в разгар мирового экономического кризиса вспыхнул скандал, связанный с известием о том, что высшие должностные лица в правительстве Караманлиса были уличены в коррупции и растрате сотен миллионов евро при махинациях с землей накануне проведения Олимпийских игр в 2004 году.

В декабре 2008 года в Греции вспыхнули беспорядки. Их спровоцировала гибель 15-летнего школьника Александроса Григоропулоса, которого, по сообщениям очевидцев, застрелил полицейский, однако власти утверждали, что пуля попала в школьника случайно, рикошетом. В ответ на это молодёжь, в основном из анархистских организаций, устроила столкновения с полицией в Афинах, Салониках и других городах: эти столкновения сопровождались поджогами и ограблениями магазинов, были атакованы посольства Греции за рубежом. Международные правозащитные организации отмечали жестокость подавления этих протестов полицией. Караманлис назвал зачинщиков беспорядков «врагам демократии» и пообещал жертвам погромов возместить ущерб компенсациями размером от 10 до 200 тысяч евро.

Позже студентов поддержали представители профсоюзов, которые потребовали повышения зарплат и пенсий, а также греческие коммунисты и социалисты, назвавшие действия правительства по преодолению последствий мирового финансового кризиса в Греции неадекватными. По их мнению, правительство Караманлиса утратило контроль за ситуацией в государстве и должно подать в отставку. Была объявлена всеобщая забастовка, опросы общественного мнения также показали рекордно низкие рейтинги поддержки Караманлиса (менее 35 процентов), однако глава правительства предложение коммунистов проигнорировал и в отставку уйти отказался.

Несмотря на то, что «Новая демократия» сохраняла большинство в парламенте, ей не хватало голосов для проведения структурных реформ по сокращению дефицита бюджета и повышению конкурентоспособности, о которых Караманлис договорился с Европейской комиссией. Также в стране задерживалось выделение средств на пенсии и прочие социальные нужды, а в конце августа 2009 года правительство Караманлиса критиковали за то, что оно не смогло скоординировать усилия пожарных служб и быстро справиться с лесными пожарами, которые затронули восточные пригороды Афин. В связи с этим 2 сентября 2009 года Караманлис объявил о роспуске парламента и назначил досрочные выборы. Как показывали опросы общественного мнения, «Новая демократия» отставала от социалистов на 6 процентов голосов опрошенных, однако рейтинг оппозиции был меньше 40 процентов, и даже в случае победы социалистам могло не хватить парламентских мандатов для формирования однопартийного правительства.

4 сентября 2009 года в Греции прошли досрочные парламентские выборы. Несмотря на прогнозы, Всегреческое социалистическое движение во главе с Георгиосом Папандреу набрало около 44 процентов голосов против 34 — у «Новой демократии». Этого количества голосов оппозиции оказалось достаточно, чтобы сформировать однопартийное правительство. После того, как были обнародованы предварительные результаты голосования, Караманлис объявил о том, что уходит с поста главы «Новой демократии». 6 октября 2009 года Папандреу сменил его на посту премьер-министра Греции.

В связи с поражением «Новой демократии» на выборах Караманлис отказался и от лидерства в партии: 30 ноября 2009 года «Новую демократию» возглавил Антонис Самарас. При этом, однако, Караманлис продолжил работать депутатом греческого парламента.

Караманлис женат на Анастасии «Наташе» Пазайти. Они поженились в 1998 году, по образованию Анастасия — врач, она известна своей благотворительной деятельностью. У супругов есть дети-двойняшки 2003 года рождения: сын Александрос (Alexandros) и дочь Алики (Aliki). Караманлис интересуется историей, занимается плаванием. Кроме греческого он свободно владеет английским, французским и немецким языками.

Ссылки

• Караманлис, Костас — статья в Лентапедии. 2012 год.

• При написании этой статьи использовался [www.lenta.ru/lib/14193532/ материал] (текст в Викитеке) из «Лентапедии», доступный по лицензии Creative Commons [creativecommons.org/licenses/by-sa/3.0/deed.ru BY-SA 3.0 Unported].

Отрывок, характеризующий Караманлис, Костас

– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.