Карамышево (Москва)

Карамышево — бывшая деревня, вошедшая в состав Москвы в конце 1940-х гг. Находилась на территории современного района Хорошёво-Мнёвники.

Происхождение названия

Деревня получила своё название от имени первого владельца. Фамилия Карамышевых происходит от татарина Карамыша, приехавшего в Москву в начале XV в. С тюркского языка фамилия переводится как «защитивший», а на гербе дворянского рода нарисован золотой щит на камне.

История

Первое упоминание о Карамышево относится к 1646 г., когда деревня входила в состав дворцовой Хорошевской волости, однако она возникла намного раньше.

В XVIII—XIX вв. Карамышево было небольшой деревней в 15 дворов с 87 жителями. Из-за близости к дворцовому селу Хорошево деревня являлась государевым владением.

Во время войны 1812 г. большая часть деревни пострадала от пожара, жители были вынуждены просить милостыню.

В 1852 г. по данным переписи в Карамышево было 19 дворов, где проживали 53 мужчины и 60 женщин. На территории деревни работала текстильная фабрика, принадлежавшая Матвею Леонтьевичу Штису. Позднее рядом с деревней построили чулочную фабрику «Гоппер и Ко». Местные крестьяне зарабатывали на жизнь извозом. На фабриках, расположенных рядом с деревней, работало всего 3 деревенских жителя.

К началу XX в. в деревне было 33 хозяйства и 145 жителей.

К 1930-м годам Карамышево практически слилось с соседней деревней Мневники, в 1931 г. был организован колхоз «Всходы».

В это же время началось строительство Карамышевского гидроузла, чтобы поднять уровень воды в Москва-реке на участке от соединения канала с рекой у Щукина и Карамышева. Правительство планировало построить комплекс сооружений, среди них — бетонная плотина с гидроэлектростанцией и спрямляющий канал с однокамерным шлюзом. Архитектором гидроузла был А. М. Рухлядев. Карамышеский гидроузел был введен в эксплуатацию в 1937 г.

При строительство пришлось перенести около 100 домов и хозяйственных построек. Их расположили на участках в 1,5 км от центра старого селения. Здесь впервые перевозили дома целиком с помощью тележек и саней.

В конце 1940-х гг. Карамышево вошло в состав Москвы и стало районом массовой жилищной застройки.

Память

Память о деревне Карамышево сохранилась в названиях:

• Карамышевская набережная
• Карамышевский проезд
• Карамышевский мост
• Карамышевская ГЭС

Отрывок, характеризующий Карамышево (Москва)

В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.