Карантания

Карантания
VII — IX века
Столица	Крнски Град
Язык(и)	славянский
Династия	Борута
Преемственность
← Государство Само Франкское государство →

Каранта́ния (словен. Karantanija, Korotan) — государство славян в восточных Альпах в VII—IX веках.

Образовано в начале VII века на землях распавшегося государства Само с кельто-романским населением и пришедшими в VI веке славянами. Располагалось на территории современной Каринтии, Штирии и Словении. Историческое ядро — Госпосветское поле со столицей в Крнски Граде.

В VIII веке Карантания приняла христианство. В середине того же века, ослабленная войнами с аварами, попала в вассальную зависимость от Баварии; в начале IX века вошла в состав Восточной марки Франкского государства.

Возникновение

Славянские племена расселились на восточных склонах Альп и в верхнем течении Муры, Дравы и Савы в конце VI—начале VII века. Уже под 595 год в «Истории лангобардов» Павла Диакона упоминается Славянская провинция (лат. provincia Sclaborum). Славянское население этого региона практически сразу же попало под власть Аварского каганата. Однако в 622 году, воспользовавшись войной аваров с Византией, славяне подняли восстание, во главе которого встал князь Само, который разгромил в 623 году аварские войска, а в 631 году отразил набег франков. Таким образом было создано независимое славянское государство, охватывающее территорию современной Моравии, Нижней Австрии, Штирии, Каринтии, Словении и части западной Венгрии.

Государство Само представляло по сути союз славянских племён. Уже в 631 году упоминается некая Вендская марка (лат. marca Vinedorum), которая, вероятно, представляло собой автономное княжество хорутан (карантанцев) в составе государства Само. После смерти Само в 658 году его держава распалась. Карантанское княжество получило независимость.

С другой стороны название древнего кельтского племени, проживавшего в этом регионе, — карнов (лат. carni) — вероятно, восходит к кельтско-иллирийскому слову carn (скала). В любом случае название Карантания, по всей видимости, характеризует горный характер земель, населённых предками словенцев.

Территория

Ядром Карантании являлась территория современной федеральной земли Каринтия (верховья Дравы), где располагалась столица княжества — Крнски град (Карнбург на Госпосветском поле, к северу от Клагенфурта). В периоды наибольшего расширения территория Карантании включала, помимо Каринтии, Штирию, Восточный Тироль, восточные регионы Зальцбурга, часть территории Верхней и Нижней Австрии. Вероятно также, что в состав Карантании входили земли современной Словении.

Этнический состав и социальная структура

Большинство населения Карантании составляли славяне, переселившиеся в этот регион в VI веке. Сохранилось также романизированое кельтское население, а также потомки римлян (главным образом, в городах). На ранней стадии истории страны, вероятно, существовали поселения аваров. Правящий класс был практически полностью славянским. «Повесть временных лет» упоминает древнеславянский народ хорутане рядом с сербами и белыми хорватами.

В Карантании достаточно быстро произошла социальная дифференциация. Оформился слой зависимого крестьянства и словенской феодальной знати. Сложилась особая прослойка косезов (лат. kosez) (потомки дружинников князя), сохранивших своё привилегированное положение и право избрания князя даже после вхождения Карантании в состав Священной Римской империи. Косезы были лично свободными, имели право ношения оружия, могли быть судимы только равными и обладали исключительным правом возведения князя на престол. Князья Карантании были выборными, однако вскоре сложилась традиция избрания князя из представителей одной семьи. При возведении на престол князь подтверждал права и привилегии косезов и карантанской знати.

Обряд избрания князя

Карантания наиболее известна благодаря своему древнему ритуалу избрания и коронации князей этого государства. Эта традиция сохранилась и после падения славянского княжества и создания немецкого герцогства Каринтия. Последним монархом, коронованным согласно карантанскому обряду был в 1414 году герцог Эрнст Железный из династии Габсбургов.

Церемония избрания князя проходила на словенском языке на особом Княжеском камне, представляющим собой остаток древней кельтской колонны, недалеко от Крнского града. Правом избрания князя пользовались все свободные землевладельцы Карантании. На их собрании избирался один представитель—судья, который подвергал кандидата на княжеский престол ритуальному опросу, а затем спрашивал согласия народного собрания на его избрание. Собрание могло отвергнуть кандидатуру князя, что случалось даже в период герцогства Каринтии в середине XI века. Если собрание соглашалось на избрание князя, последний должен был принести особую присягу, причём делал он это сидя на каменном Княжеском троне, установленном на Госпосветском поле (современный Цольфельд, Каринтия).

Этот обряд был описан в книге Жана Бодена Six livres de la Republique. Существует точка зрения, что поскольку эту книгу читал Томас Джефферсон, карантанский обряд избрания князя повлиял на процедуру избрания президента и текст Декларации независимости США, разработанные Джефферсоном.

Политическое развитие

С самого начала существования Карантанского княжества оно вело практически непрерывную борьбу за существование со своими соседями: Аварским каганатом, лангобардами, баварами. Особенно усилилось аварское давление в начале VIII века. Карантанцы были вынуждены искать помощи у баваров. В 745 году после особенно разорительного набега аваров карантанский князь Борут обратился за поддержкой к герцогу Баварии Одило, а взамен за помощь признал сюзеренитет Баварии над Карантанией.

Религия

Христианизация славянского населения Карантании началась ещё в 630-х годах миссией франкского монаха Св. Аманда. Около 700 года при дворе карантанского князя появился Св. Руперт, будущий основатель Зальцбургского епископства. Зальцбург стал и главным центром христианизации славян Карантании, которая резко усилилась во второй половине VIII века, после установления баварского сюзеренитета. Князь Борут отослал своих сыновей Горазда и Хотимира в Баварию, где они приняли христианство и воспитывались в немецких традициях. После вступления Хотимира на карантанский престол, он основал в княжестве несколько монастырей, ввёл подать в пользу церкви и пригласил проповедовать христианство среди славян Св. Модеста, ставшего апостолом словенцев. После смерти Хотимира в Карантании вспыхнуло восстание против христианства и немецкого влияния, но в 772 г. оно было подавлено и в стране окончательно утвердилась христианская религия. Таким образом Карантания стала одним из первых славянских государств, принявших христианство из Рима.

В 788 году Бавария была разгромлена франками и, вместе с Карантанией, вошла в состав империи Карла Великого.

Падение Карантании

После вхождения в состав франкской империи Карантания сохранила свою автономию. Карантанский князь Войномир в 796 году по повелению герцога Фриуля Эрика предпринял поход на аваров, одержал победу и разгромил столицу Аварского каганата. В 803 году аварская держава перестала существовать. Князьями Карантании при франках оставались славяне, однако постепенно усиливалось немецкое влияние, прежде всего со стороны Фриульской марки, которой юридически подчинялось карантанское княжество. Германизация вызвала в 819 году восстание славян Нижней Паннонии, долины Савы и части Карантании во главе с Людевитом Посавским. Восстание было вскоре разгромлено, чем воспользовались франки, сместив в 820 году славянского князя Карантании и разделив её территорию между несколькими немецкими маркграфами. Славянская знать была отстранена от власти, немецкие колонисты, дворяне и церковь получили значительные земельные владения.

В результате Карантанское княжество перестало существовать. Оно вошло в состав Баварского герцогства, а в 976 году было сформировано новое государственное образование — герцогство Каринтия, в состав которого вошли территории бывшей Карантании и часть северо-итальянских земель.

Литература

• France Bezlaj, Etimološki slovar slovenskega jezika (Slovenian Etymological Dictionary). Vol. 2: K-O / edited by Bogomil Gerlanc. — 1982. p. 68. Ljubljana: Mladinska knjiga, 1976—2005.
• Rajko Bratož, ur., Slovenija in sosednje dežele med antiko in karolinško dobo : začetki slovenske etnogeneze = Slowenien und die Nachbarländer zwischen Antike und karolingischer Epoche : Anfänge der slowenischen Ethnogenese, 2 zv. Ljubljana, 2000;
• Paul Gleirscher, Karantanien — das slawische Kärnten. Klagenfurt, 2000. ISBN 3-85378-511-5
• Bogo Grafenauer, Ustoličevanje koroških vojvod in država karantanskih Slovencev : Die Kärntner Herzogseinsetzung und der Staat der Karantanerslawen. Ljubljana, 1952;
• Hans-Dietrich Kahl, Der Staat der Karantanen: Fakten, Thesen und Fragen zu einer frühen slawischen Machtbildung im Ostalpenraum, Ljubljana, 2002.
• Peter Štih, «Karantanci — zgodnjesrednjeveško ljudstvo med Vzhodom in Zahodom», Zgodovinski časopis 61 (2007), s. 47-58;
• Peter Štih, Ozemlje Slovenije v zgodnjem srednjem veku: osnovne poteze zgodovinskega razvoja od začetka 6. stoletja do konca 9. stoletja, Ljubljana, 2001.

См. также

• Карантанцы
• Хорутане
• Каринтия (герцогство)
• История Словении
• Блатенское княжество

Ссылки

• [www.aeiou.at/aeiou.encyclop.h/h541237.htm;internal&action=_setlanguage.action?LANGUAGE=en Коронация герцога Каринтии(с англ. — « »яз.)]
• [www.carantha.net/the_installation_of_the_dukes_of_carantania.htm Избрание князя Карантании (с англ. — « »яз.)]

Отрывок, характеризующий Карантания

Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.