Каратыгина, Александра Дмитриевна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александра Дмитриевна Каратыгина

Алекса́ндра Дми́триевна Караты́гина (16 (27) апреля 177725 мая (6 июня1859) — по сцене Каратыгина Старшая (в связи с её невесткой, женой сына другой Александрой Каратыгиной), урождённая Полыгалова (И. А. Дмитревским переименована в Перлову — по белизне кожи) — трагедийная русская актриса, ученица Дмитревского.

В 1794 году окончила Санкт-Петербургскую театральную школу под руководством И. А. Дмитревского и в том же году вышла замуж за Андрея Васильевича Каратыгина. Вместе с мужем выступала на Петербургской сцене императорских театров. Особый успех получила в драме и трагедии, замечательно исполняя роли Амалии (драма «Сын любви»), Берты (драма «Гуситы под Наумбургом» Коцебу), Эйлалии (драма «Ненависть к людям и раскаяние» Коцебу). В ролях любящих матерей не знала соперниц на русской сцене.

Напишите отзыв о статье "Каратыгина, Александра Дмитриевна"



Ссылки


При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).


Отрывок, характеризующий Каратыгина, Александра Дмитриевна

Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.