Карафа

Карафа (итал. Carafa, Caraffa) — знатный неаполитанский род, к которому принадлежали папа Павел IV и ещё 14 кардиналов, включая нескольких его племянников.

Семейство Карафа происходило из Неаполя. В XIII-XIV вв. оно достигло положения одного из влиятельнейших феодальных родов Неаполитанского королевства. Диомед Карафа снискал известность как писатель. В 1467 году Оливьеро Карафа стал первым из 15 кардиналов, вышедших из этого семейства. Благодаря этому род Карафа сумел закрепиться в Риме, а также постепенно добиться влияния и в других областях Италии. Этому также способствовало родство Карафа с Фомой Аквинским, что получило отображение на фреске работы Филиппино Липпи в капелле Карафа в римской церкви Санта-Мария-сопра-Минерва (где был похоронен О.Карафа).

Племянник Оливьеро, Джанпьетро Карафа, в 1555 году под именем Павла IV занял папский престол. Павел IV проводил активную внешнюю политику, выступив союзником Франции в её войне против Испании на итальянской территории, что привело к занятию испанскими войсками герцога Альбы территории Папского государства. В то же время он усиливает влияние святой инквизиции, во главе которой находился ещё до избрания папой.

После смерти Павла IV в организованном против него городом Римом процессе папа был приговорён к смертной казни. Представлявшая его статуя была обезглавлена и сброшена в Тибр. Одновременно (в 1561 году) были осуждены и казнены два его племянника — кардинал Карло и Джованни, участвовавшие в военных операциях Павла IV и нажившие на этом состояния. Кардинал Антонио Карафа в 1561 г. был вынужден бежать из Рима.

Впрочем, через несколько лет казнённые Карафа были реабилитированы, конфискованные имения были возвращены их потомкам. Однако прежнего влияния на политическую жизнь Италии они уже не оказывали. В последующие столетия представители семьи Карафа занимали архиепископскую кафедру в Неаполе.

В конце XVI столетия Карафа в результате брачного союза вступили в родство со знатным албанским родом Кастриоти-Скандербег, образовав линию Карафа-Кастриоти-Скандербег (в 1581 году). Из постренессансных представителей рода наиболее известен имперский фельдмаршал Антонио Карафа (1642—1691), прославившийся в войнах с турками и венгерскими повстанцами.

Литература

• Volker Reinhardt: Carafa, in: Volker Reinhardt [Hrsg.]: Die großen Familien Italiens, Stuttgart (Kröner) 1992, ISBN 3-520-48501-X

Отрывок, характеризующий Карафа

Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.