Карачай

Карача́й (карач.-балк. Къарачай) — историческая территория формирования и проживания карачаевцев в горах северной части Большого Кавказа, являющаяся ныне частью Карачаево-Черкесской Республики (субъекта Российской Федерации).

История

Во время Кавказской войны, в 1828 году после Хасаукинского сражения, Карачай оказался под протекторатом царской России. Окончательное присоединение произошло в 1834 году,(де-юре) после переговоров.

С 1914-1922  Карачай был независимый(де-факто). 1 апреля 1918  был частью Кубанской Советской Республики, с 28 мая 1918 — частью Кубано-Черноморской Советской Республики, с 5 июля 1918 по декабрь 1918 — частью Северо-Кавказской Советской Республики, с 20 января 1921 — частью Горской Автономной Советской Социалистической Республики (де-юре), c 12 января 1922 — частью Карачаево-Черкесской автономной области (КЧАО) в составе Юго-Восточного (с 1924 года — Северо-Кавказского) края.

26 апреля 1926 постановлением ВЦИК КЧАО была разделена и образована Карачаевская автономная область (в составе Ставропольского края) с центром в новом городе Микоян-Шахар (затем Клухори, ныне Карачаевск).

Указом Президиума Верховного Совета СССР Карачаевская автономная область ликвидирована 12 октября 1943 года, а карачаевцы были объявлены пособниками фашистских войск и 2 ноября 1943 года были депортированы в Среднюю Азию и Казахстан. Южная часть Карачая отошла к Грузии (как Клухорский район), а большая часть была присоединена к Ставропольскому краю.

9 января 1957 года, в связи с реабилитацией карачаевцев, Карачай вновь стал частью воссозданной Карачаево-Черкесской автономной области в составе Ставропольского края. При этом, соединение в одном субъекте черкесов и карачаевцев имело целью взаимное сдерживание национализма. Этот же принцип использовался при создании Чечено-Ингушетии и Кабардино-Балкарии.

Во времена парада суверенитетов и распада СССР 30 ноября 1990 КЧАО вышла из состава Ставропольского края и стала Карачаево-Черкесской Советской Социалистической Республикой (КЧССР) в составе РСФСР, что утверждено постановлением Верховного Совета РСФСР 3 июля 1991.

В октябре 1989 и июне 1990 созванные карачаевским национальным движением «Джамагъат» съезды народа Карачая обратились к руководству РСФСР с просьбой о восстановлении отдельной автономии Карачая.

18 ноября 1990 на съезде карачаевских депутатов всех уровней была провозглашена Карачаевская Советская Социалистическая Республика в составе РСФСР, что не было признано руководством РСФСР.

13 июля 1991 на съезде карачаевских депутатов вновь подтверждено решение создать отдельное государственное образование Карачаевская Республика в составе РСФСР, что не было признано руководством РСФСР. Карачаевская Республика провозглашена 17 октября 1991 на съезде депутатов Карачая всех уровней.

С 17 ноября 1991 на многодневном митинге движения «Джамагъат» и 3 декабря 1991 в постановлении Верховного Совета Карачаево-Черкесии вновь были приняты обращения к федеральному центру о признании Карачаевской Республики. 3 декабря 1991 года постановлением Верховного Совета Карачаево-Черкесии было принято обращение к федеральному центру о признании отдельных республик.

В январе 1992 Президент России Б. Н. Ельцин готов был признать разделение Карачаево-Черкесии и внёс на рассмотрение в ВС РСФСР проекты законов «О восстановлении Карачаевской автономной области и Черкесской автономной области в составе Российской Федерации».

После референдума 28 марта 1992 года, на котором большинство населения Карачаево-Черкесии высказалось против разделения, разделение узаконено не было, и Карачай остался частью Карачаево-Черкесии (с 16 октября 1992 — Карачаево-Черкесская Республика).

Ссылки

• [www.hrono.ru/heraldicum/russia/subjects/karacaj.htm Карачаево-Черкесия на hrono.ru]
• Смирнова Я. С. [web.archive.org/web/20070311025440/millet.narod.ru/smirnova2.html Карачаево-Черкесия: этнополитическая и этнокультурная ситуация] // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. — ИЭА РАН, 1992. — № 48.

Отрывок, характеризующий Карачай

Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.