Карашар
| Посёлок
Карашар (Яньци)
可可托海 (焉耆)
|
Яньци (кит. упр. 焉耆, пиньинь: Yānqí) или Карашар (кит. упр. 喀喇沙尔 ; Санскрит अग्निदेस Агнидеша) — посёлок в Яньци-Хуэйском автономном уезде Баянгол-Монгольского автономного округа Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР, административный центр уезда.
Карашарские правители старались поддерживать дружественные отношения с соседними оазисами, чтобы вместе противостоять как степнякам, так и китайцам. Через их город проходил северный маршрут Великого Шёлкового пути, приносивший значительные экономические выгоды. В VII в. Карашарское княжество вошло в состав в Танской империи, а местные жители (индоевропейцы-юэчжи) растворились в среде тюркоязычных соседей.
Содержание
История
Древний буддийский город-государство Карашар (что значит «чёрный город») или Яньци (焉耆) — стоял у северной кромки пустыни Такла-Макан, в 24 км от озера Баграшкёль, между оазисами Гаочан (восточнее), Куча (западнее) и Корла (южнее). Столица — город Наньхэ (南河), князь живёт севернее города. Население 15 000 семейств, 52 000 человек, из них 20 000 воинов. Город легко оборонять из-за горный перевалов. Рядом большое солёное озеро — Хайшуй (Баграшкёль)
В 75 году карашарцы присоединились к турфану для убийства китайского наместника Сиюя Чэнь Му (陈睦) и 2000 человек его свиты. В 94 году н. э. удар по Карашару нанёс ханьский военачальник Бань Чао. Князь Карашара был обезглавлен. Новым князем был поставлен Юаньмэн (元孟). Карашар снова отпал от Хань в 87 году и был вновь присоединён усилиями Бань Юна в 124 году. Юаньмэн предпочёл сдаться и отдать сына в заложники.
К V-му веку к власти в Карашаре пришла семья Лун (龍). Известен ван Лун Цзюшибина (鳩屍畢那, иначе Гюхубина). Он жил во дворце в две ли окружностью, ему подчинялось 9 соседних городов. Фасянь посетил государство Уи, которое отождествляется с Карашаром на пути в Индию. Он нашёл там 4000 необычайно усердных монахов хинаянского направления. Жителей же он нашёл весьма грубыми и часть спутников Фасяня покинула Карашар и отправилась в Гаочан. Фасянь нашёл покровителя - Фу Гунсуня, у которого остановился в гостевой келье. Проведя там свыше двух месяцев, Фасянь отбыл в Хотан.
В сер. V веке настроенные против буддизма китайцы нанесли новый удар по Карашарскому княжеству, как о том повествует Л. Н. Гумилёв:
В ту эпоху Карашар был княжеством, включавшим в себя девять оазисов. Владетель его носил титул лун. Карашарцы были не прочь ограбить китайские посольства, но, самое главное, были настоящими буддистами. Появление войск заклятого врага буддизма грозило им весьма тяжелыми последствиями, и они решились на сопротивление. Сначала Ван Ду-гуй взял крепости Цзохо и Халгаамань и осадил Юанькюй. Лун Гюхубина собрал 50 тыс. человек (явное преувеличение) и попытался организовать оборону. Ван Ду-гуй решился на лобовой удар. В рукопашной табгачи одержали полную победу. Карашарцы рассеялись, столица сдалась, а лун Гюхубина ускакал в Кучу.[gumilevica.kulichki.net/HIC/hic08.htm]
Китайско-табгачкие войска получили богатую добычу и много скота, поскольку Карашар был хорошо прикрыт от недругов и его давно не грабили. Тоба Дао приказал помиловать и умиротворить жителей. Ван Цзюшибина укрылся в Куча у зятя.
При династиях Бэй Чжоу (564-ом) и Суй (610-м) карашарцы присылали посольства с дарами. В то время у князя было всего 1 000 воинов.
В 632 году князь Лун Туцичжи (龍突騎支) отправил посла к Ли Шиминю с целью налаживания сообщения и торговли. Вскоре Карашар стал конфликтовать с Гаочаном, который контролировал дорогу в Китай. В Карашаре скрылся Мохэше (en:莫贺设, он же Бага шад или Бага-джабгу-хан), который не поделил власть с Нишу Дулу ханом. Нишу атаковал Карашар. С Ышбара-Толис-шад ханом карашарцы наладили хорошие отношения.
В 638 году на Карашар напали войска Гаочана, и западных тюрок (точнее бывшие юэбань чуюэ и чуми). В плен попало 1500 человек, пострадали 5 городов. В 640 году Туцичжи послал войска на помощь танцам, когда был извещён о падении Гаочана.
Вскоре Туцичжи выдал дочь за западно-тюркского аристократа Цюйличуо (屈利啜, Кули-чур), что укрепило союз Карашара и западного каганата. Дождавшись когда от Туцичжи сбежали его младшие братья - Цзэби (頡鼻), Липочжунь (栗婆準), Ябгу, император Тан назначил Го Сяоке (zh:郭孝恪) командующим и отправил против Карашара. Туцичжи надеялся на хорошую природную защищённость своей столицы. Го Сяоке, подойдя ночью, выкопал каналы и отвёл воду озера, защищавшую город с одной стороны (остальные три были неприступны из-за скал). После короткого столкновения карашарские старейшины бежали и Туцичжи попал в плен и и был доставлен в Лоян, где помилован. Липочжунь, помогавший войска отыскать дорогу, был поставлен ваном. Цюйличуо, подойдя после ухода танцев, арестовал Липочжуня. После кратковременного правления тюркского наместника-тутуня, карашарец Сэпо Аначжи (薛婆阿那支) провозгласил себя ваном. Липочжунь был отправлен в Куча и казнён.
В 648 году Ли Шиминь отправил Ашина Шени zh:阿史那社尔 против Куча и Карашара. Аначжи был схвачен и казнён. Ваном Шени назначил Погали (婆伽利) - младшего брата Туцичжи. Карашар был лишён независимости и превращён с генерал-губернаторство (焉耆都督府, Яньци-дудуфу). После смерти Погали, император согласился на просьбы старейшин Карашара и вернул им Туцичжи, но он быстро умер.
Слудующим князем был назначен Лун Нэньту (龍嫩突) в его правление экономические силы Карашара совершено истощились. Он умер в 719 году, ему наследовал Яньтуфуянь (焉吐拂延).
Обычаи
Жители были бедны, законы не соблюдались. Волосы постригали, одежду носили шерстяную. Любили длинные прогулки. Из вооружения были луки, дао, латы и копья. Брачные обряды схожи с китайскими. Покойников сжигают и погребают. Траур 7 дней. Мужчины бреют голову, а из волос делают парики. Пользуются «брахманским письмом». Почитают небесного бога и Будду. Соблюдают буддийские посты. Главные праздники 8-й день 2-ой и 8-ой день 4-ой луны. Любят музыку.
Хозяйство
Несмотря на холодный (относительно) климат, земля плодородна. Есть оросительные каналы. Выращивают рис, просо, бобы, пшеницу. Делают вино. Держат верблюдов и коней. Есть тутовый шелкопряд, но не делают ткани, только вату и нити. Ловят рыбу и добывают соль.
Население
К началу эпохи Тан население оазиса оценивалось в 4000 семей при 2000 воинов.
Напишите отзыв о статье "Карашар"
Литература
- Бичурин Н. Я. "Собрание сведений..."
Отрывок, характеризующий Карашар
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
