Кара Уильямс
| Кара Уильямс | |
| Cara Williams | |
 Студийная фотография 1960 года | |
| Имя при рождении: |
Бернайс Камиат |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1941—1978 |
Кара Уильямс (англ. Cara Williams, род. 29 июня 1925) — американская актриса.
Биография
Кара Уильямс, урождённая Бернайс Камиат (англ. Bernice Kamiat), родилась в Бруклине в Нью-Йорке. Её отец был иммигрантом из Австрии, а родители матери переехали в США из Румынии. Актёрскую карьеру она начала в 1941 году и первоначально была известна под псевдонимом Бернис Кэй. В 1959 году за роль в фильме «Не склонившие головы» Кара была номинирована на «Оскар» как лучшая актриса второго плана.
На телевидении она известна по роли в ситкоме «Пит и Глэдис» (1960—1962), за которую в 1962 году она была номинированна на «Эмми», а в 1964—1965 годах на канале «CBS» у неё было собственно комедийное шоу — «Шоу Кары Уильямс». В 1960-е годы руководители того же канала мечтали сделать из Кары Уильямс вторую Люсиль Болл, но этим планам так и не удалось осуществиться.
В 1952 году актриса вышла замуж за актёра Джона Дрю Берримора (позже отца Дрю Бэрримор), а в 1959 году они развелись. Их сын Джон Близ Берримор тоже стал актёром.
Избранная фильмография
- Белый бизон (1977) — Кэсси Оллинджер
- Не склонившие головы (1958) — мать Билли
- История Хэлен Морган (1957) — Долли Эванс
- Стучись в любую дверь (1949) — Нэлли Уоткинс (в титрах не указана)
- Ловко устроился (1948) — секретарь (в титрах не указана)
- Бумеранг! (1947) — Айрин Нельсон
- Тем временем, дорогая (1944) — Руби Мэй Сайер
Напишите отзыв о статье "Кара Уильямс"
Ссылки
- Кара Уильямс (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Кара Уильямс
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
