Карбонарии

Карбонарии (итал. carbonaro) — члены тайного, строго законспирированного общества в Италии в 1807—1832 гг.Карбонарий по-итальянски означает «угольщик». Это название, возможно, связано с тем, что в обществе карбонариев наряду с другими обрядами существовал ритуал сожжения древесного угля, символизировавший духовное очищение членов общества. Ранее этот обряд использовался во Франш-Конте в братстве угольщиков, поэтому возникновение карбонариев наряду с местными интеллигентами, помогавшими «бандитам» — местным повстанцам, протестующих против такого провозглашённого французскими оккупантами в 1806 году «упразднения феодализма», когда помещики перестали соблюдать свои обязанности перед крестьянами, и крайняя нищета заставила крестьян взяться за оружие — связывают также и с французскими республиканцами, оказавшимися в оккупационной армии, но сочувствовавшими итальянцам и перешедшими на сторону бандитов и их союзников-карбонариев. Выдвигаются версии о происхождении карбонариев от средневековых гвельфов, боровшихся с гибеллинами и прятавшихся в хижинах угольщиков. Есть версии о возникновении во времени французского короля Франциска I во Франции, есть об основании в Швейцарии святым Теобальдом (Шаблон:Святой Теобальд) в XI в., поскольку так утверждалось во время обряда посвящения во французские карбонарии. Карбонарии могли получить это название и тогда, когда они вместе с бандитами скрывались от преследования Мюрата в горах Калабрии и Абруццо, где был развит промысел угольщиков. В начале XIX в. карбонарии, начинающие в своих воззваниях свою современную историю с Партенопейской республики, начинают борьбу против тирании неаполитанских Бурбонов. Поэтому назначенный Наполеоном неаполитанский король Мюрат признавал за подобными мистическими обществами большое культурное значение, и они быстро распространились в Неаполитанском королевстве и пустили глубокие корни в народе. Узнав о сношениях карбонариев с Фердинандом I, находившимся тогда в Сицилии при поддержке англичан, где он перед англичанами играл роль конституционного короля, и о замысле их свергнуть владычество французов, Мюрат стал преследовать их. Тогда-то под начальством своего вождя, Капо-Бьянко, карбонарии вынуждены были удалиться в горы Абруццо и Калабрии, организовались здесь и начали вести борьбу против Мюрата; но Капо-Бьянко был арестован и казнен. В 1814 году карбонарии опять выступили против французов, надеясь, что Фердинанд введёт конституцию.

Структура общества Карбонариев в основных чертах повторяла структуру масонской организации с её иерархией, сложной обрядовостью и символикой. Вначале имелись две главные степени посвящения — «ученик» и «мастер», впоследствии число степеней возросло до 9. Низшие ячейки карбонариев — «дочерние венты» — подчинялись «материнским вентам», которыми, в свою очередь, руководили высокие венты, находившиеся в наиболее крупных городах Италии. Заседание венты сопровождалось множеством символических обрядов: например, при приёме новых членов разыгрывалась яркая эмоциональная сцена принесения в жертву агнца-Христа, считавшегося покровителем карбонариев, борющихся с «волками».

Политическая программа карбонариев включала борьбу за конституционные преобразования. Важнейшим пунктом этой программы было требование национальной независимости, а также единства Италии. Чёткой программы объединения страны у карбонариев не имелось. Одни из них намеревались захватить власть путём военного переворота. Другие видели основное препятствие к объединению страны в австрийском владычестве и предлагали сосредоточить усилия на борьбе с ним. В годы наполеоновского господства карбонариям помогали англичане, которые снабжали их оружием. Однако после возвращения Бурбонов на первых порах движение карбонариев, теперь уже отдельное от «бандитизма», не встретило широкой поддержки у населения. Движение карбонариев активизировалось в 1820-х гг., когда каждый 25й житель Неаполитанского королевства был карбонарием. Карбонарии возглавляли революции 1820—1821 гг (когда отличился Гульельмо Пепе) и партизанское движение 20х годов (Братья Капоццоли) в Королевстве обеих Сицилий и в Пьемонте, участвовали в революции 1831 г. в государствах Центральной Италии. В начале 30х годов карбонарии Апеннин влились в ряды движения «Молодая Италия» и другие организации революционного направления без подобных мистических обрядов. Но в это же время в Сицилии до конца 40х годов действовало «неокарбонарское» движение.

Организации карбонариев (со своими специфическими целями) существовали также во Франции, где их возглавлял Лафайет, там покровителем считался святой Теобальд, и там оно было массовым, а также в Швейцарии, Германии, Испании и на Балканах.

В литературе

В комедии Александра Сергеевича Грибоедова Павел Афанасьевич Фамусов говорит о Чацком:

Ах Боже мой! Он карбонарий!

Он вольность хочет проповедать!

Интересные факты

В 1820 году по ложному обвинению об участии в заговоре карбонариев в тюрьме на острове Мурано провёл семь месяцев будущий итальянский сенатор Джованни Арривабене.

Ссылки

• Карбонарии // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Тайные общества // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Карбонарии

Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?