Карго-культ

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ка́рго-культ, или культ ка́рго (от англ. cargo cult — поклонение грузу), также религия самолётопоклонников или культ Даров небесных — термин, которым называют группу религиозных движений в Меланезии. В культах карго верят, что западные товары созданы духами предков и предназначены для меланезийского народа. Считается, что белые люди нечестным путём получили контроль над этими предметами. В культах карго проводятся ритуалы, похожие на действия белых людей, чтобы этих предметов стало больше. Карго-культ является проявлением «магического мышления».





Краткий обзор

Культы карго фиксировались с XIX века, но особенно сильно они получили распространение после Второй мировой войны. Члены культа обычно не понимают в полной мере значимость производства или коммерции. Их понятия о современном обществе, религии и экономике могут быть фрагментарными.

В наиболее известных культах карго из кокосовых пальм и соломы строятся «точные копии» взлётно-посадочных полос, аэропортов и радиовышек. Члены культа строят их, веря в то, что эти постройки привлекут транспортные самолёты (которые считаются посланниками духов), заполненные грузом. Верующие регулярно проводят строевые учения («муштру») и некое подобие военных маршей, используя ветки вместо винтовок и рисуя на теле ордена и надписи «USA»[1].

Исследователи Захария Ситчин и Алан Элфорд указывают на карго-культ как аргумент в пользу своей теории о том, что многие мифологические тексты описывают реальные события, то есть являются формой исторических свидетельств.

История

Первые культы карго были зафиксированы в конце XIX и начале XX веков. Самый ранний — движение Тука, зародившееся на Фиджи в 1885 году. Другие ранние культы возникали в основном на Папуа — Новой Гвинее — это культ Таро на севере и безумство Вайлала.

Классические культы карго были распространены во время Второй мировой войны и после неё. Огромное количество грузов было десантировано на острова во время Тихоокеанской кампании против Японской империи, что внесло коренные изменения в жизнь островитян. Произведённые промышленным образом одежда, консервы, палатки, оружие и другие полезные вещи в огромных количествах появились на островах в целях обеспечения армии, а также и островитян, которые были проводниками военных и гостеприимными хозяевами. В конце войны воздушные базы были заброшены, а груз («карго») больше не прибывал.

Чтобы получить товары и увидеть падающие парашюты, прилетающие самолёты или прибывающие корабли, островитяне имитировали действия солдат, моряков и лётчиков. Они делали наушники из половинок кокоса и прикладывали их к ушам, находясь в построенных из дерева контрольно-диспетчерских вышках. Они изображали сигналы посадки, находясь на построенной из дерева взлётно-посадочной полосе. Они зажигали факелы для освещения этих полос и маяков. Приверженцы культа верили, что иностранцы имели особую связь со своими предками, которые были единственными существами, кто мог производить такие богатства.

Островитяне строили из дерева в натуральную величину самолёты, взлётно-посадочные полосы для привлечения самолётов. В конце концов, поскольку это не привело к возвращению божественных самолётов с изумительным грузом, они полностью отказались от своих прежних религиозных воззрений, существовавших до войны, и стали более тщательно поклоняться аэродромам и самолётам.

За последние 75 лет большинство культов карго исчезли. Однако культ Джона Фрума до сих пор жив на острове Танна (Вануату)[2]. На том же острове в деревне Яохнанен проживает одноименное племя, которое исповедует культ поклонения принцу Филиппу[3].

Термин получил широкую известность отчасти благодаря речи физика Ричарда Фейнмана, произнесённой в Калифорнийском технологическом институте и озаглавленной «Наука самолётопоклонников»[4], которая позже вошла в книгу «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман». В своей речи Фейнман заметил, что самолётопоклонники воссоздают облик аэродрома, вплоть до наушников с «антеннами» из бамбуковых палочек, но самолёты не садятся. Фейнман утверждал, что некоторые учёные (в частности, психологи и психиатры) часто проводят исследования, имеющие все внешние атрибуты настоящей науки, но в действительности составляющие псевдонауку, не достойную ни поддержки, ни уважения.

Другие примеры культов карго

Похожий культ, танец духов, зародился при контакте индейцев и англо-американцев в конце XIX века. Пророк Вовока народа паюте проповедовал, что если танцевать определённым образом, предки вернутся по железной дороге, а новая земля покроет белых людей.

Во время Вьетнамской войны часть народа хмонг верила в скорое второе пришествие Иисуса Христа, который приедет одетым в камуфляж за рулём военного джипа, чтобы забрать их на нём в землю обетованную.

На протяжении истории восстаний Машона и Матабеле в 1896—1897 годах против английской колонизации в Южной Родезии возникали мессианские поверья, напоминающие карго-культ. Один из лидеров восстания жрец Мквати и его соратники твердо придерживались принципа, что их воины должны убивать европейцев, но не должны брать их вещи[5].

Некоторые индейцы Амазонки вырезали из дерева модели кассетных аудиоплееров, с помощью которых они разговаривали с духами.

Карго-культ в массовой культуре

  • Карго-культ подробно описан в романе Виктора Пелевина «Empire V».
  • В фильме «Безумный Макс 3: Под куполом грома» присутствует подобие карго-культа, когда дети ждут возвращения Капитана Уокера, который должен починить их самолёт и вернуть их к цивилизации.
  • В фантастическом рассказе Роберта Шекли «Ритуал» описан космический вариант культа карго.
  • В фантастическом романе Дмитрия Глуховского «Метро 2033» описан культ Великого Червя, являющийся, по сути, тем же самым культом карго.
  • В фильме «Водный мир» присутствует подобие карго-культа, когда курильщики («smokers») поклоняются портрету капитана нефтяного танкера Exxon Valdez Джозефа Хазелвуда (Joseph Hazelwood), на котором они живут и пользуются остатками благ цивилизации: консервами, сигаретами, топливом.
  • В романе «Форрест Гамп» герои попадают на остров с приверженцами культа карго.
  • В фильме Дмитрия Венкова «Безумные подражатели» показано современное племя, исповедующее карго-культ.
  • В фантастическом романе Альфреда Бестера «Тигр! Тигр!» главный герой Гулливер Фойл попадает к потомкам научной экспедиции, дикарям XXIV века, исповедующим карго-культ.
  • Песня «Карго-культ» издана на музыкальном альбоме «Несусветное» российского рэп-исполнителя Влади, участника группы «Каста».

См. также

Напишите отзыв о статье "Карго-культ"

Примечания

  1. [scisne.net/a-1690 Культ карго — религия самолетопоклонников]
  2. Кэл Мюллер. [nat-geo.ru/article/759-samoletopoklonniki/ Самолетопоклонники] (рус.). National Geographic Россия (1 июня 2010). Проверено 22 августа 2013.
  3. Joël Bonnemaison, Les gens et les lieux — Histoire et géosymboles d’une société enracinée : Tanna, Editions de l’ORSTOM, Paris 1997, p. 418-19  (англ.)
  4. Фейнман Р. Ф. Наука самолётопоклонников // [lib.ru/ANEKDOTY/FEINMAN/feinman.txt_with-big-pictures.html#51 Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман] = Surely You’re Joking, Mr. Feynman! (Adventures of a Curious Character). — М.: Регулярная и хаотическая динамика, 2001. — С. 336. — ISBN 5-93972-087-0.
  5. Дэвидсон Б. Африканцы. Введение в историю культуры. М., 1975. С. С. 229—230

Литература

Ссылки

  • [www.youtube.com/watch?v=J6qxREv-EyM Фильм о культе карго]
  • [postnauka.ru/video/10779 Религиовед Ивар Максутов о происхождении термина, поклонении самолетам и недолговечности культа]

Отрывок, характеризующий Карго-культ

– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…