Кардинал-епископ

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кардиналы-епископы, или кардиналы епископского сана являются старшими по степени среди кардиналов и прелатов Римско-католической церкви.





Кардиналы-епископы

Первоначально этот термин, определенно и исключительно относился к священнослужителям которых назвали, чтобы они возглавили шесть субурбикарных епархий, которые включают декана Коллегии кардиналов.

В 1965 году папа римский Павел VI, установил своим motu proprio Ad purpuratorum patrum, что патриархи восточного обряда, которые были названы кардиналами, будут также кардиналами-епископами, занимая место после шести кардиналов-епископов субурбикарных епархий (строго титулярными епископами тех епархий, которые были предоставлены папой римским Иоанном XXIII тремя годами ранее). Декан всегда обязательно должен быть одним из шести епископов субурбикарных епархий, хотя сейчас избирается из их числа, раньше обязательно деканом становился старейший по возведению в сан кардинал. Епископы латинского обряда — патриархи Лиссабона и Венеции, в то время как всегда должны быть возведены кардиналами на консистории после того, как они занимают свои епархии, становятся кардиналами-священниками, но не кардиналами-епископами.

Кардиналы-епископы — единственная степень кардиналов, которая всегда требовала, чтобы они были епископами, и в прежние времена, когда кардинал одной из более низких степеней становился кардиналом-епископом, он в этом случае посвящался в епископы. С 1962 года все кардиналы были епископами за редкими исключениями.

В течение периода, заканчивающегося в середине XX века, кардиналы-священники, которые были старейшими по возведению в сан имели право, заместить вакансии, которые возникли среди кардиналов-епископов, также как и кардиналы-дьяконы пробывшие в этом сане десять лет всё ещё имеют право, стать кардиналами-священниками. С тех пор кардиналы были возведены в кардиналы-епископы (если бы не патриархи Восточного Обряда, никто когда-либо не присоединяется к Коллегии кардиналов, как кардиналы-епископы) исключительно папским назначением. Только фигуры близкие к папе римскому могут ожидать быть назначенными.

Ныне живущие кардиналы-епископы

Кардиналы-епископы субурбикарных епархий в настоящее время:

  1. кардинал Анджело Содано, кардинал-епископ Остии и Альбано, декан Коллегии кардиналов, бывший государственный секретарь Святого Престола;
  2. кардинал Роже Эчегарай, кардинал-епископ Порто-Санта Руфины, вице-декан Коллегии кардиналов, бывший председатель Папского Совета Справедливости и Мира;
  3. кардинал Джованни Баттиста Ре, кардинал-епископ Сабины-Поджо Миртето, бывший префект Конгрегации по делам епископов;
  4. кардинал Фрэнсис Аринзе, кардинал-епископ Веллетри-Сеньи, бывший префект Конгрегации богослужения и дисциплины таинств, широко рассматривался как главный африканский папабиль.
  5. кардинал Тарчизио Бертоне, кардинал-епископ Фраскати — бывший камерленго Святой Римской Церкви и бывший государственный секретарь Святого Престола.
  6. кардинал Жозе Сарайва Мартинш кардинал-епископ Палестрины — бывший префект Конгрегации по канонизации святых.

Трое патриархов восточного обряда, которые — теперь кардиналы-епископы — если точнее, то кардиналы-патриархи восточного обряда:

  1. кардинал Насрулла Бутрос Сфейр — бывший маронитский патриарх Антиохии;
  2. кардинал Антоний Нагиб — бывший коптский патриарх Александрии;
  3. кардинал Бешар эль-Раи — маронитский патриарх Антиохии.

См. также

Напишите отзыв о статье "Кардинал-епископ"

Ссылки

  • [www.gcatholic.org/hierarchy/cardinals-title-c1.htm Кардиналы-епископы];
  • [www.catholic-hierarchy.org/bishop/scardx1.html Кардиналы-епископы].

Отрывок, характеризующий Кардинал-епископ

Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.