Кардифф, Джек

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джек Кардифф
Jack Cardiff

Джек Кардифф за камерой. Конец 1970-х
Имя при рождении:

Джек Кардифф

Дата рождения:

18 сентября 1914(1914-09-18)

Место рождения:

Грейт-Ярмут, Норфолк, Великобритания

Дата смерти:

22 апреля 2009(2009-04-22) (94 года)

Место смерти:

Или, Кембриджшир, Великобритания

Гражданство:

Великобритания Великобритания

Профессия:

кинооператор
кинорежиссёр

Карьера:

1918—2007

Награды:


Оскар (1948 и 2001)
Золотой глобус
(1948 и 1961)

Джек Кардифф (англ. Jack Cardiff, 1914—2009) — английский кинооператор и режиссёр кино.

Сотрудничал с Майклом Пауэллом, Эмерихом Прессбургером, Альфредом Хичкоком. Наиболее известен как оператор легендарных «Красных башмачков» (1948). Офицер ордена Британской империи (ОВЕ, 2000 год), Лауреат премии Оскар (1948 и 2001 годы) и Золотой глобус (1948 и 1961 годы).





Биография

Кардифф родился в Грейт-Ярмуте, Норфолк в семье Флоренции и Джона Джозефа Кардиффов, артистов мюзик-холла.[1] Уже с 4 лет выступал в представлениях с родителями и снимался в немых фильмах. В 15 лет он стал помощником кинооператора, а в семнадцать работал в этом качестве в съёмочной группе фильма «Нечестная игра» (англ. The Skin Game, 1931 год) А. Хичкока. С 1935 года Д. Кардиф — самостоятельный оператор. С началом Второй мировой войны был задействован в съёмках социальных и агитационных роликов правительства. Важным этапом в карьере стало участие вторым оператором в создании фильма «Жизнь и смерть полковника Блимпа» (англ. The Life and Death of Colonel Blimp, 1943 год). Режиссёры М. Пауэлл и Э. Прессбургер остались довольны его работой и пригласили уже главным оператором в свой следующий фильм «Вопрос жизни и смерти» (англ. A Matter of Life and Death, 1946 год). В продолжение сотрудничества был снят «Чёрный нарцисс» (англ. Black Narcissus, 1947 год), который принёс Д. Кардифу премии «Оскар» и «Золотой глобус» за операторскую работу.

Во второй половине 1950-х годов Д. Кардиф самостоятельно занялся режиссурой. После нескольких фильмов, которые не имели громкого успеха, он снимает «Сыновья и любовники» (англ. Sons and Lovers, 1960 год), фильм, который претендовал на «Оскар» в семи главных номинациях (получен один — за работу оператора) и позволил Кардифу получить «Золотой глобус» за режиссуру. К началу 1970-х годов кинематографист практически полностью прекратил постановку новых фильмов и вернулся к операторской работе, большей частью в коммерческом кино США.

В 1995 году Британское общество кинематографистов вручило режиссёру приз за вклад в кинематограф на протяжении всей карьеры. В 2001 году Академия кинематографических искусств и наук США вручила ему премию «Оскар», в специальной номинации — Мастеру цвета и освещения.

Джек Кардиф скончался в возрасте 94 лет в результате непродолжительной болезни в своем имении на востоке Англии, пережив всю семью — жену и четырёх сыновей. Он умер в один день с режиссёром Кеном Эннакином, у которого работал в 1979 году над фильмом «Пятый мушкетёр».

В 2010 году в Великобритании вышел фильм «Оператор: Жизнь и творчество Джека Кардифа» (англ. Cameraman: The Life and Work of Jack Cardiff), которая чрезвычайно тепло и полно рассказывает о жизни творчестве кинематографиста в воспоминаниях его коллег.[2][3]

Избранная фильмография

Д. Кардиф в качестве оператора снял 73 картины, в качестве режиссёра — 15.

Напишите отзыв о статье "Кардифф, Джек"

Примечания

  1. [www.rg.ru/2009/04/23/smert-anons.html Создатель «Рэмбо» Джек Кардифф] (рус.). Российская газета (23.04.2009). Проверено 14 сентября 2011.
  2. [www.imdb.com/title/tt1626811/ Cameraman: The Life and Work of Jack Cardiff at IMDb]
  3. Frank Scheck. [www.hollywoodreporter.com/review/cameraman-life-and-work-jack-30152 Cameraman: The Life and Work of Jack Cardiff] (англ.). The Hollywood Reporter (10.14.2010). Проверено 14 сентября 2011. [www.webcitation.org/6AFepD2qH Архивировано из первоисточника 28 августа 2012].

Ссылки

Отрывок, характеризующий Кардифф, Джек

– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!