Кардон, Жан Батист

Жан Батист Кардон (фр. Jean-Baptiste Cardon; 1760, Ретель — 11 марта 1803, Санкт-Петербург) — французский арфист и композитор, большую часть жизни состоявший на русской службе. Сын скрипача и композитора Жана Гильена Кардона; скрипачом и композитором был также его брат Луи Станислас Кардон (1761—1797).

С 1780 года выступал в Париже как арфист-виртуоз — первоначально в качестве придворного музыканта графини д’Артуа, которой посвящены его четыре сонаты для арфы Op. 1. В 1785 году гастролировал в Лондоне. С развитием революционных событий во Франции в 1790 году уехал в Россию, где на протяжении 12 лет состоял придворным арфистом и учителем музыки. Среди партнёров Кардона по камерному музицированию были ведущие западные исполнители, работавшие в России: Эрнест Ванжура, Антон Фердинанд Тиц, Иоганн Йозеф Бер и др. Помимо произведений для арфы соло и с сопровождением (например, Две концертные симфонии для арфы и струнного квартета. Op. 18, 1787) оставил аранжировки популярных лёгких арий для арфового сопровождения, частично вошедшие в «Журнал итальянских и прочих ариетт с аккомпанементом арфы Ж.-Б.Кардона» (СПб., 1797). В 1802 году ненадолго вернулся в Париж по личным делам, затем снова отправился в Россию, но умер почти сразу после приезда.

Многолетняя тяжба за наследство между пережившими Кардона братьями и его второй женой, чей брак, заключённый в России, французская юриспруденция отказывалась признать действительным, стала известным юридическим прецедентом, вошедшим в справочные издания.

Имеется современная запись произведений композитора (Ирина Донская — арфа, Марина Филиппова — вокал, ImLab CD007)

Отрывок, характеризующий Кардон, Жан Батист

– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.