Хофмайстер, Карел

Карел Хофмайстер Karel Hoffmeister
Карел Хофмайстер (1899)
Основная информация
Дата рождения	26 сентября 1868(1868-09-26)
Место рождения	Либлице
Дата смерти	23 сентября 1952(1952-09-23) (83 года)
Место смерти	Глубока-над-Влтавой
Страна	Чехословакия
Инструменты	фортепиано

Карел Хофмайстер (чеш. Karel Hoffmeister; 26 сентября 1868, Либлице — 23 сентября 1952, Глубока-над-Влтавой) — чешский пианист, музыковед и музыкальный педагог.

Учился в Пражской органной школе у Ф. З. Скугерского, в Пражской консерватории у Индржиха Каана фон Альбеста, изучал также эстетику в Карловом университете у Отакара Гостинского. С 1891 г. преподавал в Любляне. В 1899—1902 гг. выступал в составе Чешского трио. С 1902 г. профессор Пражской консерватории, среди учеников Хофмайстера — Вальтер Зюскинд, Оскар Моравец, Йозеф Паленичек, Вилем Петржелка. В 1926 г. впервые ввёл в Пражской консерватории курс клавесина. Занимал пост ректора консерватории в 1923—1924, 1930—1933, 1935—1936 и 1937—1938 гг.

В 1907—1919 гг. вместе с Карелом Штекером редактировал газету «Музыкальное обозрение» (чеш. Hudební revue). Опубликовал монографию об Антонине Дворжаке (чеш. Antonín Dvořák, 1924, несколько переизданий, английский перевод 1928), книгу воспоминаний о Витезславе Новаке (чеш. 50 let s Vítězslavem Novákem, 1949), учебник по фортепиано (чеш. Klavír; 1939).

Ссылки

• [hudebnirozhledy.scena.cz/www/index.php?page=clanek&id_clanku=949 Libor Kvasnička. 200 let Pražské konzervatoře] // Hudební Rozhledy, 2010, № 6.  (чешск.)

Отрывок, характеризующий Хофмайстер, Карел

Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.