Хорни, Карен

Карен Хорни
англ. Karen Horney
Карен Хорни, 1938 год.
Место рождения:	Гамбург
Научная сфера:	Психоанализ, Психология
Альма-матер:	Фрайбургский университет
Известна как:	одна из ключевых фигур неофрейдизма.

Ка́рен Хо́рни (англ. Karen Horney; урождённая Даниельсен) (16 сентября 1885, Гамбург — 4 декабря 1952, Нью-Йорк) — американский психоаналитик и психолог, одна из ключевых фигур неофрейдизма. Акцентировала значение воздействия окружающей социальной среды на формирование личности. Основу мотивации человека она усматривала в чувстве беспокойства, которое заставляет человека стремиться к безопасности, и в котором заключена потребность в самореализации.

Биография

Карен Хорни (Karen Horney), урожденная Даниэльсон, родилась в Германии, неподалеку от Гамбурга в 1885 году. Её отец был морским капитаном, глубоко верующим человеком, убежденным в превосходстве мужчин над женщинами. Её мать, датчанка, привлекательная и свободомыслящая женщина была на 18 лет моложе своего мужа. Большую часть детства и отрочества Хорни мучили сомнения в своих достоинствах, усугублявшиеся ощущением внешней непривлекательности. Чувство своей малоценности она компенсировала, став превосходной студенткой. Позднее она призналась: «Поскольку я не могла стать красавицей, я решила стать умной» (Rubins, 1978,р. 14).

В 14 лет Хорни приняла решение стать врачом. Цель была достигнута в 1906 году, когда она поступила в Университет во Фрайбурге и стала первой женщиной в Германии, получившей разрешение изучать медицину. Там она встретила Оскара Хорни, студента-политолога, и вышла за него замуж в 1910 году. Хорни получила медицинскую степень в Берлинском университете в 1915 году. В течение следующих пяти лет она изучала психоанализ в Берлинском психоаналитическом институте. Почти все это время Хорни страдала от тяжелых приступов депрессии и однажды, как сообщают её биографы, была спасена мужем при попытке самоубийства (Rubins, 1978).

К 1926 году брак Хорни начал разрушаться по мере того, как росла лавина её личных проблем. Скоропостижная смерть брата, развод родителей и их смерть в течение одного года, растущие сомнения в ценности психоанализа — все это привело её к совершенно подавленному состоянию. Тем не менее, после развода с мужем в 1927 году она начала делать успешную карьеру как психиатр. Она работала в Берлинском психиатрическом институте и была очень увлечена преподаванием, написанием научных работ и путешествиями.

Карен Хорни переехала в США из Германии в 1932 году для работы в Чикагском психоаналитическом институте. В 1934 она переезжает в Нью-Йорк, где ведёт занятия в Новой школе социальных исследований, а также в Нью-Йоркском психоаналитическом институте. В 1941 году коллеги изгоняют её из института, в связи с её отходом в теории и практике работы от ортодоксального психоанализа, и она основывает собственную Ассоциацию содействия развитию психоанализа (Association for the Advancement of Psychoanalysis).

Научная деятельность

В результате переезда из Германии в США ей удалось проанализировать, в какой мере культурная среда влияет на образование невротического поведения:

Тогда я увидела, что отношения между людьми и неврозы в этой стране во многом отличаются от тех, которые я наблюдала в европейских странах. И что объяснить это может лишь различие в цивилизациях.

— Хорни К. Наши внутренние конфликты

Невроз формируют воздействие окружающей социальной среды и разрушение человеческих взаимоотношений. Ортодоксальный психоанализ же ориентируется на генетические и инстинктивные причины. Например, подавление (культурой) инстинктов приводит к формированию невроза (пример — Эдипов комплекс). В результате меняется смысл терапии. Цель ортодоксального психоанализа — помочь справиться со своими инстинктами. По Хорни цель терапии состоит в восстановлении отношений с людьми и собой, поиска точки опоры в себе, избавления от невротических защитных механизмов, лишь отчасти помогающих человеку справляться с жизненными трудностями, но при более глубоком взгляде закрывающими возможность нормальной жизни.

В основе любого невроза обычно усматривают внутренний конфликт (противоборство между чем-то и чем-то в психике человека). Невротический конфликт по Фрейду — борьба вытесненных (инстинкты) и вытесняющих сил (культура). Хорни в своих ранних работах выдвинула положение о том, что динамическим центром невроза является противоречие между взаимоисключающими невротическими тенденциями личности.

Описанная мною структура неврозов не противоречит в принципе теории Фрейда. … Но хотя я согласна, что конфликт между побуждением человека и социальным давлением составляет необходимое условие для возникновения всякого невроза, я не считаю это условие достаточным. … Невроз возникает лишь в том случае, если этот конфликт порождает тревожность и если попытки уменьшить тревожность приводят в свою очередь к защитным тенденциям, которые, хотя и являются в равной мере настоятельными, тем не менее несовместимы друг с другом.

— Хорни К. Невротическая личность нашего времени // Хорни К. Собр. соч. в 3-х т. — М. : Смысл, 1997. — Т. 1. — Гл. 5. — С. 346.

В своей более поздней работе «Самоанализ» (1942) Хорни назвала эти защитные тенденции «невротическими наклонностями» (neurotic trends), понимая под ними навязчивые, лежащие «в основе психических расстройств… бессознательные побуждения, которые получают развитие, поскольку позволяют человеку справиться с жизнью, несмотря на его страхи, беспомощность и одиночество». Выделив в «Самоанализе» десять таких патогенных стремлений, Хорни в этот период считала, что

основой неврозогенеза… становится конфликт нескольких невротических наклонностей, когда следование одним наклонностям будет постоянно препятствовать осуществлению противоположных. В такой ситуации человек «заходит в тупик».

— Менделевич В. Д., Соловьева С. Л. Неврозология и психосоматическая медицина. — М. : МЕДпресс-информ, 2002. — С. 27-28. — ISBN 5-901712-27-7.

Одними из главных невротических наклонностей Хорни считала компульсивную потребность в любви и компульсивное стремление к власти. В конфликте друг с другом могут находиться невротическое стремление к любви и невротическое соперничество — невозможно идти по головам людей и заботиться о них (рассчитывая получить любовь в ответ). В принципе, даже для здорового человека соперничество будет означать дефицит проявлять любовь и получать любовь (любовь — в широком смысле слова). У невротических наклонностей обычно есть функция (скрытая выгода). В конечном счёте, она сводится к снятию или смягчению тревожности конкретной личности.

Свою трактовку невротических конфликтов Хорни видоизменила в своей главной и наиболее зрелой работе «Невроз и личностный рост: Борьба за самореализацию» (1950). В противоборстве несовместимых невротических наклонностей Хорни стала усматривать лишь частный случай невротических конфликтов. Вводя понятие «центрального внутреннего конфликта» как конфликта между «реальным» и «идеальным» Я, Хорни подчеркивала, что он является более глубоким, чем конфликт различных невротических сил:

Когда ранее, в других своих книгах, я использовала термин «невротический конфликт», я имела в виду конфликт между двумя несовместимыми компульсивными влечениями. Однако центральный внутренний конфликт — это конфликт между здоровыми и невротическими, конструктивными и деструктивными силами. Следовательно, мы должны будем расширить наше определение и сказать, что невротический конфликт может действовать либо между двумя невротическими силами, либо между здоровыми и невротическими. Важность этого различия выходит за пределы терминологического разъяснения. … По аналогии с государством, это различие между столкновением интересов отдельных групп и вовлечением всей страны в гражданскую войну.

— Хорни К. Невроз и развитие личности // Хорни К. Собр. соч. в 3-х т. — М. : Смысл, 1997. — Т. 3. — Гл. 5. — С. 359.

«Невротик нашего времени» (1937) преднамеренно написана доступным неспециалисту языком (самолечение предполагается). Главная ценность книги — системное описание невроза. Последовательно изложен большой объём различных причинно-следственных связей. Основные темы — тревога, враждебность, компульсивное стремление к любви и к власти, невротическое чувство вины.

«Новые пути в психоанализе» (1939) содержит специальную терминологию, что не слишком мешает прочтению.

Библиография

• Хорни К. Собрание сочинений в 3-х т. — М. : Смысл, 1997.
• Хорни К. Невротическая личность нашего времени. — М. : Академический проект, 2006.
• Хорни К. Наши внутренние конфликты. — М. : Академический проект, 2006.
• Хорни К. Невроз и рост личности. — М. : Академический проект, 2008.
• Хорни К. Самоанализ. — М. : Академический проект, 2009.
• Хорни К. Новые пути в психоанализе. — М. : Академический проект, 2009.
• Хорни К. Психология женщины. — М. : Академический проект, 2009.
• Хорни К. Невротическая потребность в любви. — М. : Астер-Х, 2011
• Хорни К. [www.aifet.com/books/transl_v4_Horney.pdf Невротическая личность нашего времени] / пер. с англ. и примечания А. И. Фета. — Philosophical arkiv, Nyköping (Sweden), 2016. — 186 с. — ISBN 978-91-983073-3-7.

Литература

• Хорни К. [flogiston.ru/library/horny Тревожность] // Хорни К. Собр. соч. в 3-х т. — М. : Смысл, 1997. — Т. 2. — С. 174—180. (Это неполный текст 12-й главы из книги К. Хорни «Новые пути в психоанализе» (1939). В Интернете эта книга пока доступна только в подлиннике: Horney K. [www.archive.org/details/newwaysinpsychoa029401mbp New Ways In Psychoanalysis].)
• Rubins J. L. Karen Horney: Gentle rebel of psychoanalysis. — New York : Dial Press, 1978.

Ссылки

• [plaza.ufl.edu/bjparis/ikhs/index.html Международное сообщество Карен Хорни] (англ.)
• [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Psihol/Chern/09.php Отрывок из книги «Невротическая личность нашего времени»]
• Степанов С. С. [hpsy.ru/authors/x166.htm Карен Хорни (Karen Horney) 1885—1952] / Сергей Степанов // HPSY.RU. (Биография Карен Хорни и ссылки на электронные версии её произведений.)

Отрывок, характеризующий Хорни, Карен

Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.