Каригайло

Каригайло Ольгердович белор. Карыгайла Альгердавіч, лит. Karigaila польск. Kazimierz Olgierdowicz Korygiełło,
князь мстиславский
Преемник:	Лугвений (Семён) Ольгердович
Рождение:	ок. 1369/1370
Смерть:	16 сентября 1390(1390-09-16) Вильно
Род:	Гедиминовичи
Отец:	Ольгерд Гедиминович
Мать:	Ульяна Александровна Тверская

Карига́йло Ольгердович (Корыге́лло) (в православии — Васи́лий, в католичестве — Казими́р) (ок. 1369/1370 — 16 сентября 1390, Вильна) — удельный князь Мстиславский, иногда его принимают за его брата Константина, сын великого князя литовского Ольгерда Гедиминовича (1345—1377) от второго брака с Ульяной Александровной Тверской (ум. 1393).

Биография

Каригайло получил в удельное владение от своего старшего брата, великого князя литовского Ягайло, город Мстиславль. Сначала Каригайло был крещён по православному обряду и получил имя Василий, затем в в феврале 1386 в Кракове принял католицизм и имя Казимир.

Весной 1386 года великий князь смоленский Святослав Иванович (1359—1386) начал войну против Великого княжества Литовского. Смоленская рать осадила Витебск и Оршу, но не смогла их захватить. Святослав Иванович Смоленский опустошил многие приграничные литовские владения и осадил Мстиславль, обороной которого руководил князь Каригайло Ольгердович. Польский король Ягайло отправил на помощь своему младшему брату Каригайло большое польско-литовское войско под командованием князей Скиргайло, Корибута, Лугвения и Витовта. В апреле 1386 года в битве на реке Вихре, под Мстиславлем, литовские князья наголову разгромили войско Святослава Ивановича Смоленского, которые сам погиб в этом сражении. В плен попали два его сына: Глеб и Юрий вместе со многими боярами. Скиргайло с братьями осадил Смоленск и вынудил смолян принять к себе на княжение Юрия Святославича, который признал свою вассальную зависимость от Великого княжества Литовского.

Во время гражданской войны в Литве между Витовтом Кейстутовичем и Скиргайло Ольгердовичем (1389—1392) князь Каригайло мстиславский поддерживал и воевал на стороне последнего против Витовта и его союзников-крестоносцев. В сентябре 1390 года во время нападения крестоносцев Корыгелло оборонял от них Кривой замок в Вильне, погибший в пламени, причем пал и сам Корыгелло. По другому (недостоверному) рассказу, он был взят в плен и, по приказанию великого магистра, казнён.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Литература

Турчинович И. В. Обозрение истории Белоруссии с древнейших времен. — Санкт-Петербург, 1857.

Иловайский Д. И. Собиратели Руси. — Москва: Астрель, 2004.

Барбашев А. И. Витовт и его политики до Грюнвальдской битвы (1410). — Санкт-Петербург, 1885.

Отрывок, характеризующий Каригайло

– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.