Каринский, Николай Михайлович

Николай Михайлович Каринский
Дата рождения:	22 марта (3 апреля) 1873(1873-04-03)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	14 декабря 1935(1935-12-14) (62 года)
Место смерти:	Москва
Страна:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Научная сфера:	филолог-славист, палеограф, диалектолог
Учёная степень:	доктор филологических наук
Учёное звание:	член-корреспондент РАН → АН СССР (с 1921)
Альма-матер:	Санкт-Петербургский университет
Награды и премии:

Никола́й Миха́йлович Кари́нский (22 марта (3 апреля) 1873, Санкт-Петербург — 14 декабря 1935, Москва) — российский и советский филолог-славист, палеограф, диалектолог. Член-корреспондент АН СССР (1921, до 1925 — РАН), доктор языкознания (1934).

Биография

Родился в Санкт-Петербурге 22 марта 1873 года.

Потомственный дворянин; его отец Михаил Иванович Каринский (1840—1917) — известный логик и философ; мать — Маргарита Викторовна Каринская (урожд. Зотикова) (1849 — ?). Младший брат — Владимир (1874—1932) — профессор философии Харьковского университета, сестра — Нина (1878—1957), жена П. Н. Луппова.

После окончания 7-й Петербургской классической гимназии (1892) поступил на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета, который окончил в 1896 году с дипломом 1-й степени. По окончании университета был оставлен при университете «для приготовления к званию профессора» на кафедре русской словесности.

В 1900—1906 годах работал в Публичной библиотеке: секретарь, с 1904 — младший помощник библиотекаря; занимался древнерусскими рукописями. В последующие годы продолжал работать с материалами рукописного отдела; принимал участие в подготовке издания «Палеографические снимки с некоторых греческих, латинских и славянских рукописей Публичной библиотеки» (1914), в котором написал пояснения к славянским рукописям XI—XIV веков.

Преподавал с 1899 года: в Ксенинском институте (1899—1900), Екатерининском и Археологическом институтах (с 1900), в Санкт-Петербургском университете (1903—1918) и Женском педагогическом институте (1911—1917), Историко-филологическом институте (1913—1917). В 1909 году в университете защитил магистерскую диссертацию «Язык Пскова и его области в XV веке». Профессор.

В 1919 году переехал в Вятку, где преподавал в Вятском институте народного образования (1919—1923); им был организован исследовательский институт по изучению местного края.

В 1923 году переехал в Москву. Работал учёным специалистом Исторического музея. Преподавал во 2-м МГУ (1924—1930), Московском государственном педагогическом институте им. А. С. Бубнова (с 1930). С 1931 года возглавлял Московскую диалектологическую комиссию Институте языка и мышления им. Н. Я. Марра АН СССР.

Труды

Опубликовал 75 печатных работ в виде книг и статей в научных журналах и сборниках («Сборник ОРЯС», «Западный историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета», «Русский филологический вестник», «ЖМНП», «Летописи занятий Археографической комиссии», «Библиографическая летопись» и др.) по истории русского и древнеболгарского языков, русской диалектологии, славянской палеографии.

Исследование современных ему диалектов начал ещё студентом (в 1898 году опубликовал первую научную работу). Изучал говоры Костромской, Петербургской, позже — Московской губерний, Вятского края, а после переезда в Москву с использованием фонографических записей — и других регионов.

Исследуя Остромирово Евангелие (Остромирово Евангелие как памятник древнерусского языка // ЖМНП. — 1905, № 5; Письмо Остромирова Евангелия: Палеографический очерк // Сборник РПБ, том 1, выпуск 1. — Пг., 1920), пришёл к выводу, что оно написано не одним писцом, а тремя.

Каринский первым по диалектологическим данным установил псковское происхождение дошедшего до первых издателей списка Слова о полку Игореве (1916).

• Образцы глаголицы. — СПб., 1908. (25 снимков)
• Язык Пскова и его области в XV в. — СПб., 1909
• Хрестоматия по древнецерковнославянскому языку. 1. Древнейшие памятники — 1911.
• Славянская палеография. — 1915.
• Очерки из истории псковской письменности и языка. / Выпуски 1—2. — Пг., 1916—1917.
• Образцы письма древнейшего периода истории русской книги. — Л., 1925. (68 снимков)
• Очерки языка русских крестьян. — М. — Л., 1936.

Личный архив Каринского за 1895—1935 годы — 360 единиц хранения — находится в Архиве РАН.

Награды

• Орден Святого Владимира 4-й степени (1906)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1912), 3-й степени (1906)
• Орден Святого Станислава 2-й степени (1912), 3-й степени (1904)

Литература, ссылки

• Абашник В. А. [www.nbuv.gov.ua/portal/Natural/vkhnu/Fp/2012_1012/29_Abash.pdf Харьковский профессор философии В. М. Каринский (1874—193?)]. Вісник ХНУ імені В. Н. Каразіна. — № 1012. Серія «Філософія. Філософські ерипетії». (2012). Проверено 25 октября 2012. [www.webcitation.org/6BwsWEs2G Архивировано из первоисточника 5 ноября 2012].
• Шилов Л. А. [www.nlr.ru/nlr_history/persons/info.php?id=243 Каринский Владимир Михайлович]. Сотрудники РНБ — деятели науки и культуры. Биографический словарь. Проверено 25 октября 2012. [www.webcitation.org/6BwsUfLV4 Архивировано из первоисточника 5 ноября 2012].
• Сидорчук И. В., Ростовцев Е. А. [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/414.html Каринский Николай Михайлович] // Биографика СПбГУ
• [isaran.ru/?q=ru/fund&ida=1&guid=187FD1AE-4449-FCC8-4B9C-D0D4EA38DCE2 Каринский Николай Михайлович]. Сайт Архива РАН. Проверено 25 октября 2012. [www.webcitation.org/6BwsXYR3P Архивировано из первоисточника 5 ноября 2012].

Отрывок, характеризующий Каринский, Николай Михайлович

Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.