Карлинский, Семён Аркадьевич

Семён Аркадьевич Карлинский (англ. Simon Karlinsky — Саймон Карлинский; 22 сентября 1924 года, Харбин, Китай — 5 июля 2009 года, Кенсингтон, Калифорния, США) — американский славист, литературовед, историк русской литературы, популяризатор русской литературы, доктор наук, почётный профессор, заведующий кафедры Славянских языков и литературы Калифорнийского университета (Беркли).

Биография

Родился в 1924 году в Харбине в семье русских эмигрантов-евреев. Отец был фотогравировщиком, а мать (урождённая Левитина) — управляющей магазином пошива женской одежды. Он был единственным ребенком в семье, учился в русской школе, где проявил литературные и музыкальные способности. В 1932 году Япония оккупировала Маньчжурию, обосновавшиеся в городе русские фашисты стали нападать на еврейское население. В 1938 году семья эмигрирует в Лос-Анджелес, Калифорнию, США. Саймон учится в Бальмонтской средней школе, а в 1941-43 годах в Лос-Анджелескои городском колледже.

В 1944 году во время Второй мировой войны Карлинский поступает на службу в американскую армию и отправляется на европейский фронт. В 1945 году он служит армейским переводчиком в Берлине, в 1946 году увольняется из армии, но остаётся работать переводчиком при американском представительстве. В 1951 году он переезжает в Париж и учится у Артюра Онеггера в Нормальной школе музыки, однако через год возвращается в Берлин на прежнее место, однако продолжил своё музыкальное образование в Берлинской высшей школе музыки у Бориса Блахера.

В январе 1958 года Карлинский вернулся в США. Не видя для себя перспектив в музыкальной карьере он занялся литературой, хотя продолжал интересоваться музыкой и позже отметился некоторыми музыковедческими трудами. В 1960 году он закончил с красным дипломом Калифорнийский университет в Беркли по славянским языкам и литературе. Затем в 1961 году прошёл магистратуру в Гарвардском университете. Однако вскоре вернулся преподавать в Беркли, где в 1964 году получил докторскую степень (докторская диссертация по Марине Цветаевой). В 1967 году Карлинский стал полным профессором, в этом же году он стал заведующим кафедрой истории славянских языков и литературы Калифорнийского университета. Вышел на пенсию в 1991 году..

Область научных интересов: русская литература восемнадцатого и девятнадцатого веков, русский модернизм, русский театр и драма, А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, А. П. Чехов, М. И. Цветаева, В. В. Набоков, П. И. Чайковский, И. Ф. Стравинский, взаимодействие русской литературы с французской, английской и немецкой культурами, женские и ЛГБТ-исследования. Его работы были в СССР под табу.

Семён Карлинский был открытым геем, состоял в браке с Питером Карлтоном (Peter Carleton), прожив с ним 35 лет до самой своей смерти. Он принимал участие в ЛГБТ-движении.

Саймон Карлинский стал прототипом героя романа Эдуарда Лимонова «Смерть современных героев».

Библиография

Саймон Карлинский автор более 200 научных работ и книг:

• Simon Karlinsky. [books.google.com/books?id=w7zaheeT8lgC&dq=inauthor:%22Simon+Karlinsky%22&hl=ru&source=gbs_navlinks_s The Sexual Labyrinth of Nikolai Gogol]. — University of Chicago Press, 1992. — 344 с. — ISBN 0226425274.
• Simon Karlinsky. Marina Tsvetaeva: the woman, her world, and her poetry. — CUP Archive, 1985. — 289 с. — ISBN 0521275741.
• Simon Karlinsky. [books.google.com/books?id=Vk8XRRYl938C&dq=inauthor:%22Simon+Karlinsky%22&hl=ru&source=gbs_navlinks_s Anton Chekhov's life and thought: selected letters and commentary]. — Northwestern University Press, 1997. — 494 с. — ISBN 0810114607.
• Vladimir Zlobin, Simon Karlinsky. [books.google.com/books?id=gqBTqd2w9uUC&dq=inauthor:%22Simon+Karlinsky%22&hl=ru&source=gbs_navlinks_s A difficult soul: Zinaida Gippius]. — University of California Press, 1980. — 197 с. — ISBN 0520038673.
• Simon Karlinsky, Alfred Appel. [books.google.com/books?id=pEfHbChsgn4C&dq=inauthor:%22Simon+Karlinsky%22&hl=ru&source=gbs_navlinks_s The Bitter air of exile: Russian writers in the West, 1922-1972]. — University of California Press, 1977. — 473 с. — ISBN 0520028953.
• Edmund Wilson, Simon Karlinsky. [books.google.com/books?id=oiwNTMTjDjIC&dq=inauthor:%22Simon+Karlinsky%22&hl=ru&source=gbs_navlinks_s Dear Bunny, Dear Volodya: the Nabokov-Wilson letters, 1940-1971]. — University of California Press, 2001. — 388 с. — ISBN 0520220803.
• Саймон Карлинский (редактор и составитель). Дорогой Пончик, Дорогой Володя: Владимир Набоков — Эдмунд Уилсон, переписка, 1940-1971. — КоЛибри, 2013. — 492 с. — ISBN 978-5-589-05485-1. (перевод предыдущей Сергея Таска)

Ссылки

• [www.svobodanews.ru/content/backgrounderfullpage/1773993.html Кучер русской литературы]. Независимая газета (1993). Проверено 17 октября 2011. [www.webcitation.org/67iVXOEjX Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
• Семен Карлинский, «[www.litcentr.ru/person/?id=9 Два солнца — соперники]»
• Семен Карлинский, «[www.gay.ru/science/history/russia/xx-xxi/karlinsk.html Гомосексуализм в русской литературе и культуре ]», Риск 1, 2, 1992 год.
• Нина Берберова, Малькольм Браун, Симон Карлинский, «[az.gay.ru/articles/bookparts/slav1b.html Смерть Чайковского]»

Отрывок, характеризующий Карлинский, Семён Аркадьевич

Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.