Карлович, Владимир Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Карлович
Род деятельности:

старообрядец белокриницкого согласия, начётчик; духовный писатель-апологет.

Место рождения:

Османская империя

Подданство:

Османская империя Османская империя; Российская империя Российская империя

Дата смерти:

11 сентября 1912(1912-09-11)

Место смерти:

Москва, Российская империя

Влади́мир Миха́йлович Карло́вич (ивр.נַפְתָּלִי קרלוביץ‏‎; идишנפתלי קאַרלאָוויק‏‎; ум. 11 (24) сентября 1912, Москва, Российская империя) — российский старообрядческий историк, писатель, начётчик и публицист.



Биография

Родился в Османской империи при рождении получил имя Нафтали, точное дата и место рождения его — неизвестны, также неизвестно имена родителей Карловича. Родители Карловича — иудеи. Как сам позднее писал сам Карлович, он «был воспитан в духе талмудическом».

Получив светское европейское образование, Карлович заинтересовался христианством и стал распространять книги Лондонского библейского общества. Карлович изучает христианство, причины разделения Восточной и Западной Церквей, убеждаясь, что «последняя не только отступила от догматического принципа церковного домостроительства, но крайне нравственно испортилась». Духовные поиски приводят Карловича к старообрядчеству, с которыми впервые Карлович встретился в Кременчуге.

В 1860-х годах приезжает в Москву, здесь он познакомился с архиепископом Антонием (Шутовым), затем «по долговременном изучении христианских религий нашел… самою истинною религию старообрядцев, приемлющих австрийское священство, и просил совершить над ним крещение», к которому его готовил секретарь архиепископа Антония Онисим Швецов (впоследствии епископ Арсений). 23 декабря 1867 году Карлович пишет прошение для того, чтобы его приняли в старообрядчество. Таинство святого крещения было совершено в 1867 или начале 1868 года, в доме купца Фёдора Свешникова, в котором издавна существовал домовый Троицкий храм. При крещении Карлович и получает новое имя — Владимир. Вскоре была крещена и жена Карловича.

В 1869 году Карлович при посредничестве архиепископа Казанского Антония (Амфитеатрова) присоединяется к господствующему православию. В дальнейшем Владимир Михайлович живёт в Казани, Москве, Астрахани, Аксае, Балакове, Владимире. Карлович служил комиссионером в Библейском обществе. К 1877 году подготовил книгу «Критический разбор талмуда, его происхождение, характер и влияние на верования и нравы еврейского народа», книга была одобрена Московским цензурным комитетом, в 1879 году книга была издана под псевдонимом «В. М. Кирасевский». В книге Карлович разделяет религию Моисея и пророков от религии раввинов. В труде приводится сравнительный анализ текстов книг Ветхого Завета и сочинений раввинов. Тексты приведены на еврейском языке с параллельным переводом на русский. В книге Карлович показывает расхождения Талмуда с книгами Ветхого Завета и делает выводы о том, что Талмуд искажает учение Моисея и пророков. Отдельная глава «Несколько слов об употреблении евреями христианской крови для религиозных целей» книги Карловича посвящена обличению «кровавого навета на евреев», в ней Владимир Михайлович даёт полемический ответ на брошюру И. К. Лютостанского «Вопрос об употреблении евреями-сектаторами христианской крови для религиозных целей в связи с вопросом об отношениях еврейства к христианству вообще» (1876). В конце книги Карлович делает следующий вывод: «Евреи были избраны, возлюблены Богом преимущественно пред всеми другими народами, как свидетельствуют нам Моисей и пророки, но теперь они совершили уже то назначение, ради которого были избраны. Теперь, если они хотят, чтобы и другие признавали в них семя благословенное, то должны и показать себя такими, должны возвыситься до братской любви ко всему человечеству, заповеданной Богом и Христом».

В 1873 году Карлович оставляет новообрядчество и присоединяется к старообрядцам, куда его принимают вторым чином, через миропомазание. В 1877 году у Владимира Михайловича умирает жена, а он предпринимает пытается переехать в Москву, чтобы продолжить ещё один начатый им труд — «Исторические исследования, служащие к оправданию старообрядцев». В 1877 году Карлович арестован. Причиной ареста Владимира Михайловича были следующие обстоятельства — во владимирском госпитале, где лежали раненные в русско-турецкой войне, Владимир Михайлович стал свидетелем, как синодский священник укорял одного солдата за то, что тот старообрядец. Карлович вступил в спор и стал объяснять, что старообрядчество ересью не является. По доносу священника Карлович был арестован вместе с шестилетней дочерью в вагоне поезда, в котором они ехали в Москву. Через несколько дней их освободили.

В 1881 году без предварительной цензуры был издан первый том книги Карловича «Исторические исследования, служащие к оправданию старообрядцев». Бо́льшая часть книги посвящена критики системы единоверия, анализу современных событий, связанных с ним, и богословских споров о каноничности единоверия. После издания первого тома Карлович приступил к публикации второго тома, но последовало распоряжение приостановить печать. Это сочинение Карловича напечатано под псевдонимом «В. М. К.». В январе 1883 года обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев сообщал Н. И. Субботину: «О книге, напечатанной Карловичем. По вашему указанию напали на след. В типографии Мартынова захватили 1200 экз. и нашли сведения, что сверх того сдано Карловичу 450. У него сделан обыск, захвачено 407; типография предана суду». Карлович уезжает в Константинополь, затем в Австро-Венгрию и поселился в Черновцах. Здесь вышли второй и третий тома книги «Исторические исследования, служащие к оправданию старообрядцев» в 1883 и в 1886 годах. В 1883 году по распоряжению Министерства Внутренних Дел было предписано выслать Карловича из России. Владимир Михайлович находился за границей и не знал о данном распоряжении, он с двумя дочерями приехал в Россию, где был арестован и около полугода провёл в заключении. Его дети также были лишены свободы и содержались в детском тюремном отделении под арестом. Карлович получил свободу с тем условием, чтобы уехать из страны. Виновником своего ареста он считал книготорговца С. Т. Большакова, ошибочно предполагая, что тот является тайным членом антистарообрядческого миссионерского братства св. Петра митрополита и другом Н. И. Субботина. Еще в бытность Карловича в Москве, в Черновцах был издан его «Критический разбор Окружного послания и все оттенки направления автора его» (1880). В этой сочинении Карлович выступает как критик послания Ксеноса Кабанова. Выпуск большинства этих книг финансировал из Москвы беспоповец Викула Елисеевич Морозов; кроме того, до своей кончины он посылал Карловичу ежегодно по 500 руб. В 1894 г. в Черновцах Карлович издал сочинение «Апология Саватия, старообрядческого архиепископа Московского». Работа была посвящена разоблачению злостных вымыслов синодального миссионера С. Ф. Рыскина и редактора «Братского слова» Н. И. Субботина, опубликованных для компрометации первосвятителя старообрядцев белокриницкого согласия. Находясь в России, архиепископ Саватий не имел возможности выступить сам против них в печати. После 1905 года Владимир получил возможность вернуться в Россию. Был снят и запрет на его книги . В 1907 года в Москве вышла ещё одна его книга — «Краткий обзор преследования христиан первых веков в тесной связи с печальной судьбой старообрядцев». Карлович участвовал во Втором съезде старообрядческих начётчиков. Его смерть была отмечена сочувственными некрологами в старообрядческой прессе. Похоронен Владимир Михайлович на Рогожском кладбище в Москве, могила не сохранилась.

Сочинения

Напишите отзыв о статье "Карлович, Владимир Михайлович"

Ссылки

  • [samstar.ucoz.ru/load/6-1-0-37 Карлович В. М. ]
  • [www.portal-credo.ru:12000/site/?act=lib&id=2065 В. В. Боченков Владимир Карлович: к вопросу об изучении апологетического и эпистолярного наследия. От иудаизма к староверию.]

Отрывок, характеризующий Карлович, Владимир Михайлович

– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.