Карлов университет

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карлов университет
Оригинальное название

Univerzita Karlova v Praze

Международное название

Charles University in Prague

Прежние названия

Universitas Carolina Pragensis, Karls-Universität Prag

Год основания

1348

Студенты

53 тыс.[1]

Иностранные студенты

7 тыс.[1]

Бакалавриат

20 тыс.[1]

Магистратура

25 тыс.[1]

Докторантура

8 тыс.[1]

Расположение

Прага, Чехия Чехия

Юридический адрес

Ovocný trh 5, 116 36 Praha 1

Сайт

[www.cuni.cz/ www.cuni.cz/]

Координаты: 50°05′18″ с. ш. 14°24′13″ в. д. / 50.0884° с. ш. 14.4037° в. д. / 50.0884; 14.4037 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.0884&mlon=14.4037&zoom=17 (O)] (Я)К:Учебные заведения, основанные в 1348 году

Ка́рлов университе́т в Праге (чеш. Univerzita Karlova v Praze, лат. Universitas Carolina, нем. Karls-Universität Prag; также часто упоминается как Пражский университет) — главный университет Чехии, старейший университет Центральной Европы и один из старейших университетов мира, был основан императором Карлом IV в 1348 году[1]. Предметы преподаются на чешском и английском языках.

В настоящее время в университете учатся более 53 тыс. студентов, из которых около семи тысяч — иностранцы[1], причём больше всего выходцев из Словакии, Греции и Великобритании.

Университет сотрудничает со многими высшими учебными заведениями Америки, Европы и Азии. В том числе с 23 в США, 19 в Германии и 11 — во Франции. Также университет входит в ассоциацию главных европейских вузов вместе с Оксфордом, Сорбонной, Болоньей, Университетом Женевы и др. На его факультетах читают лекции преподаватели ведущих университетов мира.

В настоящее время в так называемом «Шанхайском рейтинге» лучших вузов мира университет входит в третью сотню (по состоянию на 2016 год[2]), а среди чешских учебных заведений занимает первое место[2]. Также в 2012 году вуз впервые вошёл в рейтинги двухсот лучших в области математики и физики, а в 2016 году — в двести лучших медицинских высших школ мира[2].

На посту ректора с 2014 года находится Томаш Зима.





История

Основание

Благоприятные условия для создания университета начали складываться в Праге в конце XIII века. Некоторые монашеские ордены, в том числе августинцы и доминиканцы, к тому времени уже осуществляли самостоятельную учебную деятельность. Король Вацлав II размышлял о преобразовании влиятельной школы при соборе cв. Вита в университет («studium generale»), но этой идее воспрепятствовала аристократия, боявшаяся роста влияния церкви, как исключительного центра образования[3].

Одной из причин, сделавшей возможной возникновение в Праге высшей школы (лат. universitas), стало преобразование в 1344 году пражского епископства в архиепископство. Богемия полностью перестала церковно зависеть от германских земель, первым архиепископом стал Арношт[3]. Возможно, именно ему принадлежала идея создания университета.

В 1346 году начал своё правление император Карл IV. К тому времени ему исполнился тридцать один год, начальное образование он получил во Франции. Нет достоверных подтверждений, но, вероятно, юный Карл посещал лекции в Сорбонне и был знаком с её структурой. Впоследствии именно Сорбонна стала примером для нового университета, в отличие от так называемых «университетов болонского типа»[прим. 1][3].

Первым этапом в становлении университета можно считать буллу, полученную Карлом IV в 1347 году в Авиньоне от папы римского Климента VI, которая разрешала создание в Праге высшего учебного заведения с возможностью преподавания любых наук. Таким образом, в Пражском университете было создано четыре факультета: факультет права, факультет свободных искусств, медицинский, а также достаточно редкий теологический. Это позволило охватить весь спектр официальной средневековой науки[4].

Законодательно создание высшей школы было закреплено Карлом IV указом от 7 апреля 1348 года, что является официальной датой основания Карлова университета. Архиепископом Арноштом был введён специальный налог для духовенства, на доходы от которого приобреталось первое университетское имущество и жили преподаватели[5]. Для проведения учебных занятий император впоследствии выкупил несколько зданий в квартале Старе-Место, получивших по его имени название Каролинума.

Начало работы

Изначально университет не имел собственных помещений, а студенты жили совместно с профессорами. Постепенно, во второй половине XIV века начали создаваться общежития. Средневековые общежития предоставляли студентам и преподавателям полное обеспечение, одним из условий проживания был обязательный обет безбрачия, отменённый лишь в начале XVII века[5].

Наибольшей популярностью в то время пользовался факультет свободных искусств, символом которого стал глобус. Предметы там подразделялись на две ветви: artes formales, куда входили грамматика, риторика и диалектика и artes reales — арифметика, геометрия, астрономия и музыка. Таким образом, факультет давал разносторонние знания по многим областям жизни. Было обычной практикой, когда будущие студенты права, медицины и теологии сначала учились на этом факультете, а потом поступали на свой[6].

Факультет права символизировали весы. Учебный процесс строился на основе программ Болонского и Падуанского университетов, по итальянской традиции декан избирался из числа студентов. При этом факультет всегда был задействован в управлении университетом: в случае, если ректором выбирали представителя «артистического» факультета, проректором назначался представитель факультета права и наоборот[7].

Символом медицинского факультета стал пеликан. В первое время это был самый непопулярный факультет. Его профессора часто выполняли функции придворных врачей. Учёба на последнем, теологическом факультете состояла из двух частей по шесть лет каждая. Докторская степень, получение которой требовало ещё несколько лет учёбы, была большой редкостью. Символом факультета стал голубь (Святой Дух)[7].

Первоначально чехи составляли лишь 20% от общего числа студентов, т.к. здесь обучалось большое количество иностранцев - в основном немецкого происхождения, но после Кутнагорского декрета многие немецкие студенты и преподаватели покинули университет в качестве знака протеста.[8]

Карлов университет стал первым немецким университетом вообще и первым университетом Центральной Европы, в частности. Поскольку он был основан представителями немецкой общины Чехии, то обслуживал в первую очередь её интересы. Образование в университете велось на немецком языке до конца XIX века, пока Прага оставалась в составе Австро-Венгрии. В отличие от многих других университетов, образование не имело религиозного уклона, так как у католической церкви в Праге имелось собственное учебное заведение — Клементинум, куда в 1622 году была переведена университетская библиотека.

Вслед за венгерской элитой чешская интеллигенция города («будители») начала решительные выступления против политики германизации австрийских властей, поэтому в 18821939 годах Карлов университет был разделён на два: чешский и немецкий.

Разделение университета

В соответствии с законом № 24/1882 от 28 февраля 1882 года, университет был разделён на два: K.k. немецкий университет Карла-Фердинанда и K.k. чешский университет Карла-Фердинанда. Каждому профессору было предложено выбрать, в каком из двух университетов он продолжит свою деятельность. Библиотека, большой актовый зал и ботанический сад перешли в совместное пользование обоих университетов. Оба философских факультета продолжили работу в здании Клементинума, а оба юридических факультета — в здании Каролинума. Историческая эмблема университета перешла немецкому университету, в то время как для чешского университета был создан чешскоязычный аналог.

Первым ректором чешского университета стал Вацлав Владивой Томек. В первый год своего существования чешский университет состоял из двух факультетах, на которых обучалось 1055 слушателей, в 1883 году был создан медицинский факультет и общее число слушателей чешского университета достигло 1481 человек, в то время как в немецком университете обучалось 1368 слушателей. В 1891 году произошло разделение также и теологического факультета, чему ранее упорно противился архиепископ Праги Фридрих цу Шварценберг, считавший, что священники должны свободно владеть обоими языками.

Вторая мировая война

Во время оккупации Чехословакии нацистской Германией в ноябре 1939 года Чешский университет был закрыт, а многие его студенты и профессора депортированы в концлагеря. Ректором университета был назначен лингвист Бедржих Грозный. По окончании немецкой оккупации началась депортация немецкоязычного населения города и, соответственно, немецкий поток был закрыт. В октябре 1945 года указом президента Эдварда Бенеша (см. Декреты Бенеша) Немецкий университет в Праге был закрыт, а Чешский восстановлен как единственный Карлов университет.

Настоящее время (с 1945 г.)

Хотя университет начал быстро восстанавливаться после войны, принципы академических свобод не продлились в нём достаточно долго. В 1948 году, с приходом к власти коммунистов, новое правительство Чехии, во главе с К.Готвальдом, стало активно подавлять любые проявления несогласия с официальной идеологией. Такая политика проводилась на протяжении следующих четырёх десятилетий, и только в конце 1980-х ситуация начала улучшаться. На волне революций 1989 года студенты проводили различные мероприятия, в том числе и ряд мирных демонстраций против существующего режима. Вскоре в стране прошла «Бархатная революция», в которой как студенты университета, так и его преподаватели сыграли большую роль. В декабре 1989 года президентом республики был назначен Вацлав Гавел.

Большой популярностью в Карловом университете сейчас пользуются медицинские факультеты, где учится около 8 тыс. студентов, также популярны философский (около 6,5 тысяч) и юридический (около четырёх). Самый большой конкурс при поступлении по психологической специализации — свыше 30 человек на место.[9]

Факультеты университета

  • три теологических (католический, евангелистский и гуситский);
  • шесть медицинских (из них три в Праге, по одному в Пльзене и Градце-Кралове и фармацевтический факультет);
  • физико-математический (физика, математика, информатика);
  • юридический;
  • философский;
    • Институт общей лингвистики
    • Институт этнологии
    • Институт транслатологии (переводоведения)
    • Институт философии и религиоведения
    • Институт фонетики
    • Кафедра логики
    • Кафедра педагогики
    • Кафедра театроведения
    • Кафедра киноведения
    • Кафедра физической культуры
    • Кафедра психологии
    • Кафедра социологии
    • Языковой центр
    • и другие
  • педагогический;
  • социальных наук (экономика, менеджмент, журналистика, дизайн, международные отношения);
    • Институт политологии и международных отношений (Международные отношения, Политология)
    • Институт международных страноведений (Международное страноведение)
    • Институт экономических наук (Экономическая теория, Экономика)
    • Институт социологии (Социология и социальная политика)
    • Институт коммуникации и журналистики (СМИ (массмедиа) и коммуникация, журналистика)
  • природоведческий;
  • физической культуры и спорта (менеджмент);
  • гуманитарных наук.

Также в составе университета

Известные люди, связанные с университетом

См. также

Напишите отзыв о статье "Карлов университет"

Примечания

  1. В управлении Сорбонной были задействованы, как правило, люди, уже имеющие магистерский титул. В болонских же университетах этим чаще занимались сами студенты.
Источники
  1. 1 2 3 4 5 6 7 [www.cuni.cz/UKEN-10.html About the University]. CU in Prague (официальный сайт).
  2. 1 2 3 [www.shanghairanking.com/World-University-Rankings/Charles-University-in-Prague.html Charles University in Prague — страница университета на сайте рейтинга]. ARWU.
  3. 1 2 3 Štemberková, 2011, с. 17.
  4. Štemberková, 2011, с. 17-22.
  5. 1 2 Štemberková, 2011, с. 19.
  6. Štemberková, 2011, с. 21.
  7. 1 2 Štemberková, 2011, с. 21-22.
  8. [en.wikisource.org/wiki/Catholic_Encyclopedia_(1913)/University_of_Prague "University of Prague". Catholic Encyclopedia]. New York: Robert Appleton Company. (1913).
  9. [www.globaldialog.ru/chech/secondary_education/karlov_universitet Карлов Университет (Прага)]. Глобал Диалог. [www.webcitation.org/6CIW4571H Архивировано из первоисточника 19 ноября 2012].

Литература

На чешском языке

  • Štemberková, Marie. Univerzita Karlova Historický přehled. — Karolinum, 2011. — 199 с.
  • Goll, Jaroslav. Rozdělení pražské univerzity Karlo-Ferdinandovy a počátek samostatné univerzity české. — Praha: Historický klub, 1908. — 151 с.
  • Kubiček, Alois — Petráňová, Alena — Petráň, Josef. Karolinum a historické koleje Univerzity Karlovy v Praze. — Praha: SNKLHU, 1961. — 217 c.
  • Míšková, Alena. Německá (Karlova) univerzita od Mnichova k 9. květnu 1945. — Praha: Karolinum, 2002. — 280 c.
  • Pasák, Tomáš. 17. listopad 1939 a Univerzita Karlova. — Praha: Karolinum, 1997. — 208 c.
  • Štemberková, Marie. Universitas Carolina Pragensis. — Praha: Karolinum, 1995 — 142 c.

На других языках

  • Beránková, Eva. Petite histoire de l'Université Charles. — Prague: Karolinum, 2002. — 229 c.
  • History of Charles University. 1, 2. / František Kavka and Josef Petráň. — Prague: Karolinum, 2001.

Отрывок, характеризующий Карлов университет

– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.