Карлштейн

Замок
Карлштейн
Архитектурный стиль	Готика

Ка́рлштейн (чеш. Karlštejn, нем. Karlstein, также Ка́рлув-Тын, чеш. Karlův Týn) — готический замок, возведённый императором Карлом IV в XIV веке в 28 км юго-западнее Праги в Чехии. Для его украшения были приглашены лучшие придворные мастера, это была одна из самых представительных крепостей, которая предназначалась для хранения чешских королевских регалий, императорских инсигний и реликвий, собранных Карлом IV. Замок возведён на террасах 72-метровой известковой скалы над рекой Бероунка.

Строительство

Замок назван в честь его основателя Карла IV, короля Чехии и императора Священной Римской империи. Основан в 1348 году как летняя резиденция Карла IV, а также хранилище чешских королевских регалий и святых реликвий, собирательство которых было страстью этого монарха. Первый  камень  в  фундамент  Карлштейна  заложил  близкий  друг  и  советник  Карла IV, архиепископ Праги Арношт из Пардубиц. Замок строился под личным надзором императора в сжатые сроки по проекту француза Матье Аррасского (чеш. Matiaš z Arasu). Уже в 1355 году, за два года до окончания строительства, император Карл заселился в свою новую резиденцию.

В основу архитектурного решения замка был заложен принцип ступенчатого расположения зданий,  входящих в архитектурный ансамбль. Каждое последующее сооружение замка возвышается над предыдущим, а вершину этого ансамбля образует Большая башня с часовней святого Креста, в которой хранились королевские реликвии и корона Священной Римской империи. Большая башня в плане имеет размеры 25 на 17 метров, толщина стен 4 метра. Комплекс Верхнего замка образуют Большая башня, императорский дворец, Марианская башня с костёлом Девы Марии, ниже расположен Нижний замок с большим внутренним двором, бургграфством и воротами, к которым ведёт дорога. В самой нижней точке замка находится колодезная башня. Глубина колодца составляет 80 метров, механизм подъёма воды приводился в действие усилиями двух человек.

Помимо ложных донжонов в северофранцузском стиле, в состав Карлштейнского ансамбля входит несколько шедевров культового зодчества XIV века — церковь Девы Марии с росписями, Екатерининская капелла с полихромным готическим витражом и драгоценной облицовкой из яшмы, агата и сердолика и законченная к 1365 году Крестовая капелла с изображениями пророков и святых кисти готического мастера Теодорика — императорский ответ на Сент-Шапель в Париже.

Управление и оборону замка возглавлял бургграф, в подчинении которого находился гарнизон вассалов, имевших вокруг замка усадьбы.

Дальнейшая история

В период гуситских войн в Карлштейне помимо римских императорских регалий хранились также сокровища и регалии чешских королей, вывезенные из Пражского Града (в том числе корона святого Вацлава, которой короновались короли Чехии, начиная с Карла IV. Она была возвращена в Пражский Град только в 1619 году). Осада Карлштейна гуситами в 1427 году продолжалась 7 месяцев, но замок так и не был взят. В период Тридцатилетней войны в 1620 году Карлштейн был осажден шведами, но им также не удалось захватить замок. В 1436 году, по приказу императора Сигизмунда, второго сына Карла IV, королевские сокровища были вывезены из Карлштейна и в настоящее время хранятся частично в Праге и частично — в Вене.

В XVI веке в замке были отведены помещения для хранения важнейших документов императорского архива. В конце XVI века дворцовые покои были переоборудованы в ренессансном стиле, однако после 1625 года начался упадок, связанный с именем императрицы Элеоноры (жены Фердинанда II), которая отдала Карлштейн в залог чешскому дворянину Яну Кавке, что привело к его переходу в частные руки. Вдове императора Леопольда удалось вернуть замок в королевскую собственность, выплатив залог.

Императрица Мария Терезия передала замок во владение Градчанскому пансиону благородных девиц, который считается последним владельцем объекта до перехода его в государственную собственность Чехословакии.

Первым заботу о восстановлении Карлштейна проявил император Франц I (тогда в стене замка был обнаружен клад драгоценностей XIV века), а нынешний свой облик Карлштейн приобрёл после весьма вольной реставрации, предпринятой в 1887-99 гг. Реставрационные работы велись под руководством профессора Венской академии художеств Ф. Шмидта и его ученика Й. Моцкера, который, в числе прочего, сумел закончить строительство Собора Святого Вита в Пражском Граде. Некоторые специалисты утверждают, что Карл IV не узнал бы свой замок после «восстановительных работ» с использованием портлендского цемента; по этой причине ЮНЕСКО не спешит признавать его объектом Всемирного наследия.

После передачи замка Карлштейн в государственную собственность замок открыт для туристов и является одним из самых популярных туристических объектов в Чехии, занимая второе место по популярности в Чехии после Праги.

Литература

• Кубу Н. Замок Карлштейн. — Прага, 1999. ISBN 80-85094-95-9
• Ювалова Е. П. [books.totalarch.com/node/1137 Чешская готика эпохи расцвета (1350—1420)]. — М.: Наука, 1998. — 222 с. — ISBN 5-02-011339-5.

Ссылки

• [www.hradkarlstejn.cz/en/ Официальный сайт Карлштейнского музея]

Отрывок, характеризующий Карлштейн

Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.