Карл Август Гольштейн-Готторпский

Карл Август Гольштейн-Готторпский (нем. Karl August von Schleswig-Holstein-Gottorf; 26 ноября 1706, Готторп — 31 мая 1727, Санкт-Петербург) — принц Гольштейн-Готторпского дома, жених цесаревны Елизаветы Петровны, умерший в преддверии свадебной церемонии.

Старший сын Христиана Августа Гольштейнского и Альбертины Фридерики Баден-Дурлахской. После захвата датчанами родового замка Готторп его отец добился избрания епископом Любека и перебрался с семьей в Эйтинский замок на территории епископства. После смерти отца в апреле 1726 года 19-летний принц заступил его место в качестве князя-епископа Любека (в русских источниках того времени «бископ энтинский» или «гетинский»), но короноваться не успел.

В начале следующего года из Петербурга в Эйтин прислали портрет цесаревны Елизаветы Петровны. Карл Август был знаком со старшей сестрой принцессы, Анной Петровной, которая вышла замуж за его двоюродного брата — герцога Голштинского. Он изъявил предварительное согласие на брак и отплыл для знакомства с невестой в Петербург. Русское правительство исходило из того, что при всей незначительности земельных владений принца он обладал неплохими шансами на наследование шведского престола, который в любую минуту мог стать вакантным. Умирая, Екатерина I наказала дочери не тянуть с браком. Жених и невеста, по-видимому, приглянулись друг другу, однако в разгар приготовлений к свадьбе принц Голштинский заразился оспой и умер. Его тело было перевезено морем в Любекский собор, где его захоронили в епископской капелле (рядом с отцом).

После смерти Карла Августа любекскую епископскую, а затем и шведскую королевскую короны унаследовал его младший брат Адольф Фридрих. Благосклонность Елизаветы Петровны к семейству несостоявшегося мужа проявилась в том, что при поиске невесты для своего наследника она остановила выбор на Софии Августе Фредерике, которая приходилась ему племянницей Выбор оказался перспективным: в далёком будущем жена наследника русского престола станет самодержицей, которую народ, наравне с Петром I, прозовёт Великой...

Отрывок, характеризующий Карл Август Гольштейн-Готторпский

– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.