Груне, Карл

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Карл Грюне»)
Перейти к: навигация, поиск
Карл Груне
нем. Karl Grune
Дата рождения:

22 января 1890(1890-01-22)

Место рождения:

Вена, Австро-Венгрия

Дата смерти:

2 октября 1962(1962-10-02) (72 года)

Место смерти:

Борнмут, Великобритания

Профессия:

актёр, кинорежиссёр, продюсер

Гражданство:

Австро-Венгрия Австро-Венгрия Австрия Австрия

Карл Груне (нем. Karl Grune; 22 января 1890, Вена2 октября 1962, Борнмут) – австрийский кинорежиссёр.



Биография

Карл Груне родился 22 января 1890 года в Вене. Посещал актёрскую школу. С 1910 года был актёром театра города Будвайза. Затем работал в театрах в Регенсбурге, Лайбахе, Черновцах. В 1914 году с началом Первой мировой войны пошёл добровольцем на фронт. В результате тяжелого ранения на время потерял речь.

С 1918 года играл второстепенные роли в Немецком театре Макса Рейнхардта. В 1919 году состоялся его режиссёрский дебют в кино. Однако его многие ранние фильмы не сохранились.

В 1923 году Груне снял фильм о шахтёрах Рурской области «Бурная погода», который был отмечен чертами натурализма. Большую известность получил его фильм «Улица» (1923), в котором некоторые экспрессионистские приёмы сочетались с реалистичным изображением жизни большого города.

В 1933 году Груне эмигрировал в Великобританию, где продолжил работу в качестве режиссёра и продюсера. Снимал исторические фильмы, среди которых «Абдулла Проклятый» (1934), «Свадьба в Корболе» (1935), «Паяц» (1936).

Напишите отзыв о статье "Груне, Карл"

Литература

Hans-Michael Bock (Hrsg.): CINEGRAPH. Lexikon zum deutschsprachigen Film. edition text + kritik, München 1984.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Груне, Карл

Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».