Карл Омальский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Шарль Омальский
(фр. Charles Ier d'Aumale
герцог Омальский
1573 год — 1595 год
Предшественник: Клод II Омальский
Преемник: герцогство конфисковано
 
Рождение: 25 января 1555(1555-01-25)
Смерть: 1631(1631)
Брюссель, Бельгия
Род: Гизы
Отец: Клод II Омальский
Мать: Луиза де Брезе
Супруга: Мария Лотарингская (д’Эльбеф)
Дети: Шарль, Генрих, Маргарита, Анна и Мария

Карл де Гиз (Шарль д’Омаль) (фр. Charles Ier d'Aumale; 25 января 1555 — 1631, Брюссель) — 3-й герцог Омальский в 15731595 годах, пэр Франции (1573 год), из французского рода Гизов. Второй сын Клода Омальского (15261573), 2-го герцога Омальского, и Луизы де Брезе (15181577).



Биография

В марте 1573 года после смерти своего отца, Клода Лотарингского, герцога Омальского, 18-летний Шарль Лотарингский стал третьим герцогом д’Омалем и пэром Франции.

Великий егермейстер Франции1573 года) и губернатор Пикардии, один из руководителей Католической лиги во Франции, созданной герцогами Гизами для борьбы с гугенотами.

В 1587 году губернатор Пикардии герцог Шарль д’Омаль присоединил свою провинцию к Католической лиге. На стороне Генриха де Гиза сражался против короля Франции Генриха III Валуа.

В 1589 году после смерти короля Франции Генриха III герцог Шарль Омальский участвовал в борьбе Католической лиги против его преемника, короля Наварры Генриха де Бурбона. После ряда поражений от королевских войск герцог Шарль Омальский отступил в свою провинцию Пикардию, где продолжал оказывать сопротивлению Генриху Наваррскому.

В июле 1595 года Парижский парламент объявил о конфискации герцогства Омальского в пользу французской короны. Шарль д’Омаль бежал в Испанские Нидерланды (Бельгию), где скончался в изгнании в 1631 году.

Семья и дети

10 ноября 1576 года Карл Омальский женился в Жуанвиле на Марии Лотарингской (15551605), дочери Рене II Гиза-Лотарингского (15361566), маркиза д’Эльбеф (15501566) и графа д’Аркур (15571566), от брака с Луизой де Ре (15311570). Дети:

Напишите отзыв о статье "Карл Омальский"

Отрывок, характеризующий Карл Омальский

Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.