Шпицвег, Карл

Карл Шпицвег
нем. Carl Spitzweg
Карл Шпицвег, около 1860
Дата рождения:	5 февраля 1808(1808-02-05)
Место рождения:	Гермеринг
Дата смерти:	23 сентября 1885(1885-09-23) (77 лет)
Место смерти:	Мюнхен
Стиль:	бидермайер
Работы на Викискладе

Карл Шпицвег (нем. Carl Spitzweg, 5 февраля 1808 года, Гермеринг — 23 сентября 1885, Мюнхен) — немецкий художник, рисовальщик и иллюстратор, один из ярчайших представителей стиля бидермайер.

Жизнь и творчество

Получил университетское образование фармацевта, работал сначала помощником аптекаря, а затем аптекарем. В то же время изучает живопись, учится на полотнах голландских мастеров ХVII столетия, выставленных в мюнхенской Старой пинакотеке. В 30-е и 40-е годы XIX века работает рисовальщиком и иллюстратором для сатирических журналов, например для «Летящих листьев» («Fliegende Blätter»). Созданные им в этот период картины ироничны в изображении городской идиллии, жизни мелкого бюргера. Эти работы указывают на большой талант наблюдателя особенностей человеческой натуры, имеют ясную композицию и отображение игры света и тени, как и у голландских жанровых художников XVII века. В конце 40-х годов Шпицвег совершает серию поездок за границу, в том числе в Прагу, Париж и Лондон, где открывает для себя пейзажную живопись Джона Констебля, а также творчество Эжена Делакруа и художников барбизонской школы. С этого момента пейзажная живопись начинает играть большую роль в творчестве художника.

В 1850 году едет снова со своим братом Эдуардом и другом Э. Шлейхом за границу — в Венецию, Париж, Лондон и в Бельгию. По возвращении из Парижа, с 1851 года живёт постоянно в Мюнхене, лишь изредка выезжая в Берлин (1856) и на летние месяцы в Поммерсфельден (1853 и 1855 годы).

Скончался в возрасте 77 лет, в собственной постели от инсульта. Вначале картины Карла Шпицвега не пользовались признанием у публики, поворотный момент наступил после Парижской всемирной выставки в 1867 году, после которой художник стал очень популярен. Творческое наследие мастера огромно: он оставил после себя более 1500 картин, акварелей и набросков.

Избранные полотна

• «Бедный поэт», 1839, Мюнхен, Новая пинакотека.
• «Любитель кактусов», 1845, частное собрание.
• «Любовное письмо», 1845/46, Берлин, Новая национальная галерея.
• «Почтальон в Розентале», Марбург, Университетский музей искусств и истории искусств.
• «Прощание», 1855, Мюнхен, Новая пинакотека.
• «Испанский концерт», 1856, Мюнхен, Новая пинакотека.
• «Пикник», 1864, Мюнхен, Новая пинакотека.
• «Сенокос в горах», 1865, частное собрание.
• «В Альпах», 1880, Лейпциг, музей изобразительного искусства.
• «Алхимик», Штутгарт, Вюртембергская государственная галерея.
• «Книжный червь», 1850, Швайнфурт, собрание Георга Шефера.

Литература

• «Carl Spitzweg», G. Roennefahrt, Мюнхен 1960
• «Spitzweg», H. Feldbusch, Бергиш-Гладбах 1968
• «Die Welt der Malerei», Кёльн 1990

Ссылки

• [de.wikiquote.org/wiki/Carl_Spitzweg Карл Шпицвег] в Викицитатнике (нем.)

Отрывок, характеризующий Шпицвег, Карл

– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.