Карл IV (герцог Лотарингии)

Карл IV Лотарингский фр. Charles IV de Lorraine нем. Karl IV von Lothringen<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
герцог Лотарингии
1624 — 1634
Монарх:	Людовик XIII, король Франции
Предшественник:	Франсуа II
Преемник:	Никола II Франсуа
1641
Монарх:	Людовик XIII, король Франции
Предшественник:	оккупация Францией
Преемник:	оккупация Францией
1659 — 1670
Монарх:	Людовик XIV, король Франции
Предшественник:	оккупация Францией
Преемник:	оккупация Францией
герцог де Бар-лё-Дюк
1624 — 1634
Монарх:	Людовик XIII, король Франции
Предшественник:	Франсуа II
Преемник:	Никола II Франсуа
1641
Монарх:	Людовик XIII, король Франции
Предшественник:	оккупация Францией
Преемник:	оккупация Францией
1659 — 1670
Монарх:	Людовик XIV, король Франции
Предшественник:	оккупация Францией
Преемник:	оккупация Францией
Рождение:	5 апреля 1604(1604-04-05) Нанси
Смерть:	18 сентября 1675(1675-09-18) (71 год) Алленбах
Род:	Дом де Водемон
Имя при рождении:	фр. Charles de Vaudémont
Отец:	Франсуа II
Мать:	Кристина де Сальм
Супруга:	1) Николь</br>2) Беатрис де Кюзанс</br>3) Мария Луиза д'Аспремон
Дети:	Франсуа, Анна, Шарль Генри

Карл IV (фр. Charles IV de Lorraine, нем. Karl IV von Lothringen; 5 апреля 1604, Нанси — 18 сентября 1675, Алленбах) — герцог Лотарингии и герцог Бара с 1625 года (в действительности — в 1624—1634 годах, в 1641 году и в 1659—1670 годах).

Биография

Карл провёл детство при французском дворе и был там другом Людовика XIII. После его возвращения в Лотарингию он объявил, что рассматривает себя — в соответствии с завещанием герцога Рене II, по которому был возможен только мужской порядок наследования — наследником Лотарингии. Вражда его дяди Генриха II, который хотел оставить герцогство своей дочери Николь, привела к тому, что Карл снова покинул страну. Он поступил на военную службу к императору, за которого сражался в битве на Белой Горе (8 ноября 1620 года).

После длительных переговоров он женился в 1621 году на своей двоюродной сестре Николь, разумеется, с расчётом, что получит власть над Лотарингией лишь благодаря жене. Генрих II умер 31 июля 1624 года. Карл, тем не менее, не был удовлетворён положением принца-супруга. В ноябре 1625 года Франсуа де Водемон, отец Карла, ссылаясь на завещание Рене II, потребовал герцогство для себя. Генеральные штаты Лотарингии приняли его право, так что Франсуа де Водемон стал 21 ноября 1625 года Франсуа II, герцогом Лотарингии. Через 5 дней он отрёкся в пользу сына, который поднялся на трон как Карл IV и оттеснил таким образом свою жену от правления.

Процессы вокруг смены правительства ухудшали отношения между Францией и Лотарингией, так как Людовик XIII не был готов принять образ действий Карла. Кроме того, Карл тайно поддерживал противников кардинала Ришельё и прятал их от французской юстиции. И, наконец, французская политика была направлена на расширение восточных границ королевства до Рейна, что обусловливало приобретение Франш-Конте и Эльзаса, и, естественно, Лотарингии. Теперь Карл IV был в поисках союзников, боролся — после разочарования поддержкой Баварии и Австрии — с ультракатолической политикой своих предшественников, и находил союзниками французских гугенотов, Англию и Савойю. В сентябре 1629 года Гастон Орлеанский, брат короля, сбежал в Лотарингию и без согласия Людовика XIII сочетался там браком с Маргаритой, сестрой Карла.

Весной 1631 года король Швеции Густав II Адольф, высадился со своим войском в Германии, после чего Карл послал армию в поддержку императора. В июне 1632 года Людовик XIII занял Лотарингию, так что Карл был принуждён подписать договор, который он, однако, не исполнял. В сентябре 1633 года французские войска снова захватили Лотарингию, что вынудило Карла IV 19 января 1634 года отречься в пользу его брата Никола II Франсуа. Карл присоединился к императорским войскам и с небольшим успехом боролся против шведов и позже — против французов.

В 1635 году он безуспешно пытался отвоевать герцогство, однако в 1638—1640 годах одержал, вопреки вялой установке баварских и австрийских союзников, несколько побед — что привело к возобновлению переговоров с Францией, которая по Сен-Жерменскому договору от 2 апреля 1641 года вернула ему герцогство под французским протекторатом при условии, чтобы он сторонился союза с Австрией. Действуя далее против Ришельё и покрывая заговор Людовика де Бурбон-Конде, он должен был быть арестован после того, как кардинал принял заговорщиков. В июле 1641 года ему удалось спастись бегством. Он снова пошёл на военную службу и в ноябре 1643 года участвовал в битве при Тутлингене, в которой он бил французов вместе с Францем фон Мерси и Иоганном фон Вертом.

Вестфальский мир официально подчинил три лотарингских епископства (Туль, Мец, Верден) французской короне. Карл IV здесь не участвовал, а его переговоры с кардиналом Мазарини потерпели неудачу; однако он снова предпринял военные действия и в 1652 году даже угрожал Парижу. Тем не менее он потерял все выигранные преимущества, а также доверие, так как вёл переговоры одновременно с Мазарини и с фрондой. Испания считала его причиной неудачи восстания и арестовала 25 января 1654 года в Брюсселе, препроводив в Толедский Алькасар. Интервенция и успехи его брата Никола II Франсуа вернули ему 15 октября 1659 года свободу, а по Венсенскому договору от 28 февраля 1661 года — и герцогство.

Он начал приводить в порядок дороги в Лотарингии и Баре, для чего ужесточил налоги в своих владениях, уже разрушенных Тридцатилетней войной.

За 1 млн. талеров и пожалование принцев его дома во французские принцы крови Карл по договору в Монмартре (1662 год) передал Людовику XIV права на лотарингский престол и обещал распустить свою армию. В 1669 году он отказался выполнить предложение Людовика XIV по роспуску армии, и летом 1670 года французские войска снова заняли Лотарингию. Карл IV опять должен был бежать и снова поступил на императорскую службу, чтобы бороться против французов. 11 августа 1675 года вместе с Георгом Вильгельмом он победил маршала Франсуа де Креки в битве у моста Концер. Затем он тяжело заболел и 18 сентября умер в Алленбахе при Виршвайлере, между Биркенфельдом и Бернкастелем.

Семья

23 мая 1621 года он сочетался первым браком с Николь (1608—1657), дочерью его дяди Генриха II и Маргариты фон Мантуа. Брак оставался бездетным. Желая объявить брак недействительным, в 1631 году он обвинил в колдовстве крестившего Николь священника Мельшера. В 1635 году он расстался с Николь, объясняя, что его решение о вступлении в брак было несвободным. Церковь отказала ему в расторжении брака.

Тем не менее 9 апреля 1637 года он сочетался браком с Беатрис де Кюзанс (1614—1663), с которой он тоже расстался после того, как был отлучён от церкви. После смерти Николь он вступил в брак с Беатрис по доверенности (он был арестован в это время в Испании), чтобы узаконить детей, но супруги не возобновили общей жизни. Дети во втором браке:

• Франсуа (1637—1638);
• Анна (1639—1720), с 1660 замужем за Франсуа Мари Лотарингским (1624—1694), принцем де Лиллебонн;
• Шарль Генри (1649—1723), граф и позже — князь Водемон.

После смерти второй жены он в 1665 году вступил в брак с Марией Луизой д’Аспремон (1651—1692); третий брак был бездетным.

Ссылки

• Карл IV, герцог Лотарингский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Карл IV (герцог Лотарингии)

– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.