Гилон, Карми
| Карми Гилон ивр. כרמי גילון | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1995—1996 | |||
| Глава правительства: | И. Рабин / Ш. Перес | ||
| Предшественник: | Яаков Пери | ||
| Преемник: | Ами Аялон | ||
| Партия: | Кадима | ||
| Образование: | магистр | ||
Карми Гилон (ивр. כרמי גילון; род. 1950, Иерусалим) — израильский государственный деятель. Директор Общей службы безопасности (ШАБАК) в 1995—1996 годах, посол Израиля в Дании, председатель местного совета Мевасерет-Цион.
Биография
Военная служба и ШАБАК
Карми Гилон родился в 1950 году в семье иерусалимских юристов. Службу в Армии обороны Израиля начал в бронетанковых войсках, но впоследствии был переведён в артиллерию. Получил ранение в ходе Войны на истощение, но вернулся в строй. Завершил военную службу в 1971 году, после чего поступил в Еврейский университет в Иерусалиме по специальности «политология и управление». По ходу учёбы, в 1972 году, был мобилизован на службу в Общую службу безопасности (ШАБАК) и, уже находясь на службе, окончил также вторую степень по этой специальности в колледже национальной безопасности[he][1]. Темой магистерской диссертации Гилона, защищённой в 1990 году, была радикализация в правом идеологическом лагере Израиля[2].
Начав службу в ШАБАК с отряда по охране высших должностных лиц[2], с 1982 года Гилон возглавлял в ШАБАК Еврейский отдел[1]. В период его нахождения в этой должности было раскрыто так называемое Еврейское подполье — радикальная организация, ответственная за подготовку и проведение ряда терактов против арабского населения Иудеи и Самарии[2]. Ещё одним успехом Еврейского отдела под руководством Гилона был арест Йоны Аврушми, бросившего в 1983 году гранату в мирную демонстрацию в Иерусалиме (в результате этого теракта погиб левый активист Эмиль Гринцвейг)[3]. В 1989 году он назначен главой учебного отдела ШАБАК, в 1990 году — директором ШАБАК по Северному округу (в рамках этой должности также координируя деятельность организации в Ливане). С 1993 года Гилон занимал должность руководителя административного отдела ШАБАК, неся ответственность за кадры, финансы и логистику. Когда в 1994 году директор ШАБАК Яаков Пери был направлен на 4-месячные учебные курсы, Гилон был назначен исполняющим обязанности директора, и в 1995 году занял этот пост уже на постоянной основе[1]. Премьер-министр Ицхак Рабин долго не мог сделать выбор между Гилоном и возглавлявшим Арабский отдел ШАБАК Гидеоном Эзрой и даже предлагал пост директора командующему ВМС Израиля Ами Аялону, но тот отклонил предложение, и в итоге Рабин утвердил кандидатуру Гилона[2].
Журналист-международник Дан Эфрон пишет, что назначение Гилона директором ШАБАК было символическим жестом, призванным показать, что отныне службы безопасности Израиля будут уделять внутренней угрозе (со стороны радикальных еврейских националистов) не меньше внимания, чем внешней (со стороны палестинцев). В правых кругах Израиля в свете разворачивающегося израильско-палестинского мирного процесса уже звучали угрозы убийства премьер-министра. Но попытки Гилона ужесточить меры по защите Рабина натолкнулись на сопротивление самого премьера: боевой генерал Рабин отказывался носить в своей стране бронежилет и ездить на роскошном бронированном «Кадиллаке», приобретённом по настоянию главы ШАБАК[2]. В итоге пребывание Гилона на посту директора ШАБАК оказалось недолгим: в начале ноября 1995 года Рабина застрелил еврейский террорист-одиночка Игаль Амир. Гилон назначил комиссию по внутреннему расследованию, в течение трёх дней после убийства подготовившую отчёт с выводами и рекомендациями, и представил этот отчёт исполняющему обязанности премьер-министра Шимону Пересу вместе с заявлением об отставке. Он вышел в отставку в феврале 1996 года после короткого периода передачи дел Ами Аялону, назначенному новым директором ШАБАК[1]. Накануне увольнения Гилон успел ещё санкционировать ликвидацию организатора многочисленных терактов против израильтян Яхьи Аяша, известного под прозвищем «Инженер»[3]: Аяш был уничтожен зарядом взрывчатки, заложенным в его сотовый телефон.
Дальнейшая карьера
После увольнения из ШАБАК Гилон в течение трёх лет занимал административный пост в частной страховой компании, а в 2000 году возглавил Центр мира Шимона Переса[en][4]. В 2001 году он был назначен послом Израиля в Дании. Это назначение вызвало протесты как в Дании[5], так и в самом Израиле (в частности со стороны правозащитной организации «Бецелем»), связанные с тем, что бывшего директора ШАБАК обвиняли в поощрении применения пыток по отношению к арестованным палестинцам. Как минимум один из арестованных в период нахождения Гилона на посту директора ШАБАК умер в результате применения к нему «встряски» — одной из разновидностей физического воздействия[6]. Несмотря на попытки добиться ареста Гилона в соответствии с Конвенцией ООН против пыток, дипломатическая неприкосновенность посла позволила этого избежать[7].
После окончания срока полномочий как посла, в 2003 году, Гилон был избран председателем местного совета Мевасерет-Цион; его список получил на местных выборах 5 мест в совете из 13[8]. В 2004 году Гилон был обвинён в расизме после того, как заявил, что дети выходцев из Эфиопии, проживающих в Мевасерет-Цион, склонны к насилию, в том числе сексуальному, хулиганству и вандализму[9]. В 2006 году, в связи с накопившейся задолженностью возглавляемого Гилоном местного совета, в МВД Израиля было принято решение назначить в Мевасерет-Цион бухгалтера, напрямую подчинённого министерству. Гилон, объяснявший дефицит бюджета значительными инвестициями в образование и социальное обеспечение и расценивший это как демонстрацию недоверия лично к нему, подал в отставку[10]. После личной просьбы министра внутренних дел Гилон согласился продолжать исполнять обязанности председателя местного совета, но месяц спустя всё же уволился в знак несогласия с предлагаемой программой оздоровления экономики Мевасерет-Цион[11].
В июне 2007 года Еврейский университет в Иерусалиме объявил о назначении Гилона вице-президентом по внешним сношениям. Это назначение снова вызвало протесты; около 30 преподавателей университета направили его руководству письмо, в котором утверждалось, что оно противоречит гуманистическим целям, которые призван пропагандировать вуз[12]. Тем не менее Гилон оставался на посту вице-президента Еврейского университета до 2013 года. Он также занимал место в советах директоров ряда финансовых компаний, включая Арабо-израильский банк, и общественных некоммерческих организаций[4].
Напишите отзыв о статье "Гилон, Карми"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.shabak.gov.il/heritage/heads/Pages/gilon.aspx Биография] (иврит) на сайте ШАБАК
- ↑ 1 2 3 4 5 Dan Ephron. [books.google.ca/books?id=2udwBgAAQBAJ&lpg=PP1&pg=PT81#v=onepage&q&f=false Under-the-Window Tales] // Killing a King: The Assassination of Yitzhak Rabin and the Remaking of Israel. — Norton & Company, 2015. — ISBN 0393242102.</span>
- ↑ 1 2 [www.thegatekeepersfilm.com/carmi-en.html Carmi Gillon/1994-1996] (англ.). The Gatekeepers. Проверено 2 января 2016.
- ↑ 1 2 [www.ict.org.il/Worker.aspx?ID=105 Gilon, Carmi] (англ.). International Institute for Counter-Terrorism. Проверено 1 января 2016.
- ↑ Andrew Osborn. [www.theguardian.com/world/2001/aug/16/israel Danish protests greet Israeli envoy] (англ.). The Guardian (16 August 2001). Проверено 1 января 2016.
- ↑ [www.btselem.org/press_releases/20010617 B'Tselem: Do not appoint Gillon as Ambassador] (англ.). B'Tselem (17 June 2001). Проверено 1 января 2016.
- ↑ Charlotte Hallé. [www.haaretz.com/danes-political-infighting-spurred-protest-against-israeli-envoy-1.68582 Danes' Political Infighting Spurred Protest Against Israeli Envoy'] (англ.). Haaretz (August 31, 2001). Проверено 1 января 2016.
- ↑ Шимон Асор. [www.zmz.co.il/news.aspx?cid=69&aid=914 «Авода» в её глазах] (иврит). Зман Мевасерет (4 апреля 2008). Проверено 1 января 2016.
- ↑ Тали Липкин-Шахак. [www.nrg.co.il/online/1/ART/774/208.html Провал и ответственность] (иврит). NRG (26 августа 2004). Проверено 1 января 2016.
- ↑ Рои Мандель. [www.ynet.co.il/articles/0,7340,L-3345400,00.html Карми Гилон ушёл с поста главы Мевасерет-Цион] (иврит). Ynet (27 декабря 2006). Проверено 1 января 2016.
- ↑ Йехонатан Лис. [www.haaretz.co.il/1.1381780 Карми Гилон ушёл с поста главы совета] (иврит). Га-Арец (27 января 2007). Проверено 1 января 2016.
- ↑ Stan Cohen. [www.theguardian.com/commentisfree/2007/nov/22/acolourfulpastindeed A 'colourful past' indeed] (англ.). The Guardian (22 November 2007). Проверено 1 января 2016.
</ol>
Ссылки
- [www.shabak.gov.il/heritage/heads/Pages/gilon.aspx Биография] (иврит) на сайте ШАБАК
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Гилон, Карми
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
