Карнавал

Карнава́л (из фр. саrnаval от итал. саrnevalе: саrnе «мясо» и vale «прощай») — праздник, связанный с переодеваниями, маскарадами и красочными шествиями, отмечаемый перед Великим постом. Аналогичен восточнославянской Масленице или Мясопусту у славян-католиков (см. Жирный вторник). Распространен в основном в католических странах. Сопровождается массовыми народными гуляньями с уличными шествиями и театрализованными представлениями.

Карнавал появился в IX—X в. К этому времени относятся наиболее ранние упоминания о периодических городских празднествах в разных городах Западной Европы. Первые карнавалы появились в Италии — Венецианский карнавал, где раньше всего появились большие независимые города. Затем появились карнавалы во Франции, позже всего — в Германии: Майнце, Дюссельдорфе и Кёльне.

Этимология

Происхождение слова «карнавал» однозначно не выяснено, предполагается связь либо с итальянским словом «carne» (мясо), либо с «carrus» (повозка). Первая теория предполагает христианское происхождение, а вторая — языческое.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Сторонники происхождения от «carne» указывают на варианты этого слова в итальянских диалектах, утверждая, что источником являются слова carne levare «удалять мясо», запрещённое в Пост.

Существует версия происхождения от римского названия фестиваля Навигиум Исидис — «carrus navalis».

Народная этимология — происхождение слова от carne vale «прощание с мясом» (ср. мясопуст).

Празднование

Народно-праздничные формы обычно составляли вторую, неофициальную половину праздника, тогда как первая была связана с выполнением определённых церковных ритуалов. Лишь в XVIII и XIX вв. они разделились, и карнавал стал существовать как один из видов массовых развлечений.

Главнейшая часть любого карнавала — шествие по главным улицам города. Ведущий его мотив — изобилие, которым надо насытиться перед Великим постом. Оно может быть выражено в огромных кучах сельскохозяйственных продуктов, цветов, кушаний, которыми кормят всех желающих. Всё происходящее во время шествия носит подчёркнуто игровой характер. Основная фигура на карнавале — шут. Он задаёт тон и шествию, и представлению, которое затем развёртывается на центральной площади города.

В каждом городе карнавал развивался по определённому сценарию, сложившемуся за многие годы. Во главе карнавала обычно стояли городские купеческие корпорации. Например, устроителем масляничного карнавала в Нюрнберге традиционно являлась корпорация мясников, а во Франции — виноделов.

Самый знаменитый карнавал в мире проводится в Рио-де-Жанейро. На этот широкомасштабный праздник, тщательно готовящийся в течение года и включающий оценку по конкурсной системе выступлений специальных крупных команд, в Бразилию съезжаются туристы со всего мира.

В прирейнских городах Германии, таких как Кёльн и Дюссельдорф, карнавал связан со множеством ритуалов. Карнавал там является завершением «пятого времени года», которое начинается 11 ноября в 11 часов 11 минут (11.11. 11:11). Затем создаётся карнавальный комитет, который выбирает принца, крестьянина и девушку (Prinz, Bauer und Jungfrau). Все трое всегда играются мужчинами. Вершина карнавала — карнавальное шествие в первый понедельник поста — Rosenmontag. Сходная традиция существовала в 1920—1938 гг. в Великобритании, где была приурочена ко Дню Перемирия.

Известны придворные петровские и екатерининские российские карнавалы. В современной России на манер западно-европейских карнавалы устраиваются в некоторых городах во время шествий как одна из частей празднования Дня города, отдельные гражданские массовые карнавалы проводятся в Санкт-Петербурге—Пушкине (Международный Царскосельский карнавал), Иркутске (Иркутский карнавал «Шагаем вместе»), Самаре (Самарский карнавал), Геленджике (карнавал «Геленджику улыбается Солнце»), Новосибирске (Монстрация).

Города Европы (в том числе некоторые российские), проводящие традиционные карнавалы, объединяет Ассоциация европейских карнавальных городов (FECC).

Подробное описание карнавала имеется в романе Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль».

Исследователи указывают на родство западно-европейского карнавала и русской масленицы. Иностранец, побывавший в Москве при Иване Грозном писал: «Масленица напоминает мне итальянский карнавал, который в то же время и таким же образом отправляется… Карнавал тем только отличается от масленицы, что в Италии день и ночь в это время ходит дозором конная и пешая городская стража и не позволяет излишнего буйства; а в Москве самые стражи упиваются вином и вместе с народом своевольствуют».

См. также

• Мясопуст
• Жирный четверг
• Жирный вторник
• Пепельная среда в славянской традиции
• Фастнахт
• Народное христианство
• Монстрация

Литература

• Бахтин М. М. [philosophy.ru/library/bahtin/rable.html Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса]
• Белкин А. А. [ethnocolocol.ru/load/russkie_skomorokhi/34-1-0-625 Русские скоморохи]. — М.: Наука, 1975. — 192 с. — (Институт истории искусств Министерства культуры СССР).
• Колязин В. Ф. [ec-dejavu.ru/c-2/Carnival.html Карнавал в Германии и других немецкоязычных землях] // Колязин В. Ф. От мистерии к карнавалу: Театральность немецкой религиозной и площадной сцены раннего и позднего средневековья. — М.: Наука, 2002, с. 88-118

Ссылки

• [www.carnivalcities.com/ Federation European Carnival Cities]
• [www.buenolatina.ru/news.php?id=1286 BuenoLatina. Рейтинг лучших карнавалов мира]
• [www.muhranoff.ru/445/ Статья про уругвайский карнавал]
• [www.dw-world.de/dw/article/0,,5237769,00.html Карнавал в Кельне] — сцены народного гулянья. Репортаж Deutsche Welle (недоступная ссылка с 17-02-2016 (2990 дней))
• [kapitan.ru/smth-abt-all/renew060226/01.php «Пятое время года в Европе»]
• [t1.dp.ua/sobytija/karnaval_ljubvi/ «Карнавал любви» Статья про карнавал на Украине]
• [www.websib.ru/fio/works/029/group2/russia.htm Карнавал в России. Из истории]

Отрывок, характеризующий Карнавал

– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.