Карнбург

Деревня Карнбург нем. Karnburg Страна АвстрияАвстрия Федеральная земля Каринтия Ярмарочная коммуна Мариа-Заль Координаты 46°41′00″ с. ш. 14°19′00″ в. д.46.68333° с. ш. 14.31667° в. д. / 46.68333; 14.31667    Прежние названия Крнски Град Высота центра 510 м Часовой пояс UTC+1, летом UTC+2 Показать/скрыть карты

Ка́рнбург (нем. Karnburg, словен. Krnski grad, Koroški grad) — деревня на юге Австрии. В составе ярмарочной коммуны Мариа-Заль федеральной земли Каринтии.

Население — 540 человек (2001 год). Расположен на равнине Цолльфельд в межгорной Клагенфуртской котловине у подножия горы Ульрихсберг; в 1,5 км к северу от Клагенфурта. В истории известен как столица Карантании Крнски Град.

История

В непосредственной близости от современного Карнбурга в древности располагался римский город Вирун — столица провинции Норик, по которому проходила дорога через Альпы Via Giulia Augusta, подключённый к Янтарному пути. Во время Великого переселения народов население, вероятно, покинуло Вирун.

Крнски Град

В Средние века на месте современного Карнбурга существовал славянский город Крнски Град, в VII—IX веках являвшийся столицей древнейшего государства словенцев — Карантании, которое получило своё название от города. Впервые упоминается в 860 году под названием Карантана (лат. Carantana), в 888 году — как Curtis Carantana. Название Крнски Град, вероятно, кельтского происхождения с первоначальным значением «камень, скала». Часовня Петра и Павла впервые упоминается в 927 году, предположительна построенная около 888 года; ныне — старейшая в Каринтии. С XI века наряду с Госпа Света являлся историческим ядром Каринтии. Сохранился Княжеский камень.

После завоевания земель Карантании Баварией в 772 году под горой Ульрихсберг возник королевский пфальц (лат. Curtis Carantana), от которого сохранились остатки крепостной стены. После образования герцогства Каринтия в 976 году здесь существовал княжеский замок (нем. ottonische Großburg).

Отрывок, характеризующий Карнбург

Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.