Карнович, Евгений Петрович

Евгений Петрович Карнович
Место рождения:	село Лупандино, Ярославский уезд, Ярославская губерния
Род деятельности:	историк, прозаик, публицист
[az.lib.ru/k/karnowich_e_p/ Произведения на сайте Lib.ru]

Евге́ний Петро́вич Карно́вич (1823 или 1824—1885) — русский писатель, историк, журналист.

Биография

Родился 3 (15) ноября 1823 года (по другим сведениям 28 октября (9 ноября) 1823 или 1824) в селе Лупандино Ярославского уезда Ярославской губернии. Сын богатого помещика (ротмистра), происходившего из малороссийского дворянства. Карнович получил хорошее домашнее образование (свободно владел восемью языками), затем он окончил курс в Санкт-Петербургском педагогическом институте. За три года до окончания учёбы у Карновича умер отец, оставив большие долги. В результате после окончания учёбы в 1844 году Карновичу пришлось зарабатывать себе на жизнь, несмотря на желание заниматься литературой, которую пришлось оставить на полтора десятка лет. По другой версии, Карнович, убеждённый в бесчеловечности крепостного права и предпочитая жить службой, дал крестьянам вольную и остался в стеснённых обстоятельствах.

С 1845 по 1849 год Евгений Карнович служил преподавателем сначала в Тульской гимназии, затем в одной из гимназий Калужской губернии. К этому времени относятся его первые публикации — переводы с греческого комедий Аристофана «Облака» («Пантеон», 1845, кн. 1) и «Лизистрата» («Библиотека для чтения», 1845, т. 73), а также оригинальные стихотворения. Одновременно со службой в гимназии Карнович с 1847 года служил правителем дел в Калужском статистическом комитете и редактировал неофициальную часть Калужских губернских ведомостей.

В 1850 или 1851 году Карнович перебрался в Вильну, где поступил на службу в должности правителя дел в канцелярии попечителя Виленского учебного округа. В 1854 году он был произведён в коллежские советники. С 1856 года Карнович был членом-сотрудником Виленской археологической комиссии.

В 1859 году Карнович вышел в отставку и поселился в Санкт-Петербурге, где до конца жизни был директором тюремного комитета, состоя также членом петербургского Статистического комитета, Общества для пособия нуждающимся литераторам и учёным, Русского географического общества. Карнович, до того уже сумевший напечатать несколько статей и очерков в периодике, всецело занялся литературной деятельностью.

Литературная деятельность

Дебютировав в печати в 1845 году, Карнович после переезда в Петербург занялся напряжённым литературным трудом. С 1860 года стали появляться в разных газетах и журналах многочисленные его статьи публицистические, юридические, исторические, критические и беллетристические.

В 1858—1861 годах вёл отдел «Современное обозрение» в журнале «Современник». В 1861—1862 годах издавал еженедельный журнал «Мировой посредник»; с 1865 по 1871 год был постоянным сотрудником газеты «Голос»; в 1875—1876 годах редактировал «Биржевые ведомости», в 1881—1882 годы — журнал «Отголоски».

В последние годы Карнович занялся исключительно историей, печатая статьи в «Историческом вестнике», «Неделе», «Русской мысли», «Народной школе» и «Нови». Написал ряд исторических романов, посвящённых истории России в XVII—XVIII веках. При советской власти произведения Карновича не издавались, с начала 1990-х широко переиздаются его исторические романы.

---

Умер 25 октября (6 ноября) 1885 года, дослужившись до статского советника. Похоронен на средства Литературного фонда на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

Сочинения

Исторические труды

• «О образовании евреев в России» («Педагогический сборник», 1857, том I и II).
• «О крепостном праве в Польше» («Современник», 1858, № 5).
• "Значение поляков в истории мореплавания" (1858)
• «Санкт-Петербург в статистическом отношении» (СПб.,1860).
• «Исторические и статистические сведения о существующих ныне государствах» (1860).
• «Римские папы в былое и настоящее время» («Рассвет», 1860, № 4-6).
• «Очерки старинного быта Польши» («Современник», 1860, 1861 и 1863 годов).
• «О разработке статистики народного просвещения в России» (1863).
• «Еврейский вопрос в России» (Санкт-Петербург, 1864).
• «О развитии женского труда в Петербурге» (СПб.,1865).
• «Пособие для занятий по судебно-гражданской части» (2 книги, 1872).
• «Очерки наших порядков административных, судебных и общественных» (СПб.,1873).
• «Значение бироновщины в русской истории» («Отечественные записки», 1873, № 10-11).
• "Очерки и рассказы из старинного быта Польши" - СПб., 1873
• «Собрание узаконений Русского государства» (т. 1, 1874).
• «Замечательные богатства частных лиц в России» (Санкт-Петербург, 1874; 2-е изд. — 1884).
• «Фотий Спасский» (1875).
• «Цесаревич Константин Павлович» («Русская старина», 1877; № 6-9 и 1878, № 1-3).
• «Любовь и корона» (исторический роман из времён Анны Иоанновны) (Санкт-Петербург, 1879).
• «Князь Ал. Н. Голицын и его время» («Исторический вестник», 1882, № 4 — 5).
• «Императрица Елизавета Петровна и король Людовик XV» («Исторический вестник», 1884, № 8).
• «Исторические рассказы и бытовые очерки» (Санкт-Петербург, 1884).
• «Замечательные и загадочные личности ХVIІІ и XIX столетий» (первое издание — СПб., 1884, второе — 1893).
• [www.memoirs.ru/rarhtml/1362Karnovic.htm «Мария-Терезия Угрюмова в 1782—1785 гг.» // Русская старина, 1874. — Т. 11. — № 11. — С. 558—571.]
• [www.memoirs.ru/rarhtml/1063Karnovic.htm «Служилые, должностные и сословные знаки отличий в России» // Исторический вестник, 1885. — Т. 22. — № 11. — С. 235—257; № 12. — С. 563—587.]
• [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=2494 «Родовые прозвания и титулы в России и слияние иноземцев с русскими»]

и др.

Исторические романы и повести

• «Мальтийские рыцари в России» (два издания — 1878 и 1880).
• «На высоте и на доле: Царевна Софья Алексеевна» (1879).
• «Любовь и корона» (два издания — СПб., 1879 и 1883).
• «Самозванные дети» (СПб., 1880).
• "Исторические рассказы и бытовые очерки" СПб, 1884
• «Придворное кружево» (СПб., 1883; 2-е изд. - 1885).
• «Сельская жизнь» (1886).
• «Пагуба» (1887).
• «Переполох в Петербурге» (1887).
• «Лимон» (1887).
• «На высоте и на доле».
• «Воспоминания Охотского».
• «Варенька Ченцова».
• «Проблески счастья».

и др.

Литература

• Осьмакова Н. И. Карнович // Русские писатели 1800—1917. Биографический словарь / Гл. ред. П. П. Николаев. — М.: Большая российская энциклопедия, 1992. — Т. 1: Г—К. — С. 488—491. — 623 с. — 60 000 экз. — ISBN 5-85270-064-9.

Ссылки

• Карнович, Евгений Петрович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Карнович // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.

Отрывок, характеризующий Карнович, Евгений Петрович

Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.