Карно, Ипполит Лазар

Ипполит Лазар Карно

Лазар-Ипполит Карно (фр. Lazare Hippolyte Carnot; 6 октября 1801, Сент-Омер — 16 марта 1888, Париж) — французский политический деятель. Второй сын Лазара Карно и отец будущего президента Сади Карно.

Биография

После разгрома Наполеона и второй реставрации Бурбонов с 1815 до 1823 года находился в эмиграции вместе с отцом. Готовился в адвокаты, но не пожелал принести присягу на верность королю, которая требовалась при вступлении в адвокатское сословие. Примкнул к школе Сен-Симона (сенсимонистам) и стал активным участником одного из её органов, газеты «Le Producteur».

Принимал деятельное участие в Июльской революции 1830 года, потому что не разделял мнения Анфантена, ставшего единоличным главой сенсимонистов, о независимости социальной организации от формы правления; когда же Анфантен пожелал создать из сенсимонизма особый культ, Карно окончательно порвал с ним. В эти годы Карно участвовал в деятельности Общества для распространения начального образования, основанного его отцом, и сотрудничал в «Globe», «Organisateur» и «Revue Encyclopedique».

В 1839 года избран членом палаты депутатов от Парижа. В парламенте принадлежал к левым, хотя иногда и оказывал поддержку Тьеру. Во время Февральской революции 1848 года выступил в поддержку республики. Временное правительство 1848 года назначило Карно министром народного просвещения. Он сохранял эту должность только до 5 июля, но и в столь короткое время успел изготовить законопроект о бесплатности и обязательности начального обучения; ввёл обучение земледелию и физические упражнения в начальных школах; заботился об организации среднего женского образования и основал светский коллеж по подготовке учителей и национальную школу управления для подготовки к политической деятельности — «административную школу» (она просуществовала недолго; идея её впоследствии возродилась и получила осуществление в частном предприятии — Ecole libre des sciences politiques).

Забаллотированный на общих выборах 1849 года, он в 1850 году стал членом законодательного собрания. После декабрьского переворота Луи Наполеона Карно участвовал в попытках организовать вооружённое сопротивление и одним из семи подписался под последним протестом народного представительства. Несмотря на это, Карно не попал в списки изгнанных. В 1852 году Карно был избран членом законодательного корпуса, но отказался заседать в нём, не желая приносить присягу. По той же причине он отказался заседать и после нового избрания в 1857 году. Будучи избран в третий раз, в 1863 году, Карно вступил в законодательный корпус и был одним из 35 членов оппозиции.

После падения Второй империи временное правительство назначило Карно мэром VIII округа Парижа, а в 1871 году он был избран членом Национального собрания. При введении в действие конституции 1875 года. Карно был избран несменяемым сенатором. Несмотря на свой преклонный возраст, Карно принимал деятельное участие в работах Сената, председательствуя в нём при открытии сессий, в качестве старейшины — в последний раз в 1888 году, через несколько дней после избрания сына его, Карно, Мари Франсуа Сади, президентом республики. В 1887 г. был избран в Академию моральных и политических наук. Незадолго до своей смерти Карно основал общество для изучения истории французской революции.

Важнейшие сочинения Карно

• «Exposé de la doctrine saint-simonieinne», (1838);
• «Devoirs civiques des militaires» (1838);
• «Les prisons et le système pénitentiaire» (1840);
• «L’esclavage colonial» (1845);
• «Le ministère de l’instruction publique et des cultes depuis le 24 fév. jusqu’au 5 juil. 1848» (1849);
• «Mémoires sur Carnot, par son fils» (1861-64);
• «La révolution française, résumé historique» (1867); «Lazare Hoche» (1874).

Ссылки

• Дерюжинский В. Ф. Карно, Лазарь-Ипполит // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Карно, Ипполит Лазар

До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.