Карпович, Пётр Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Карпович
Пётр Карпович
Род деятельности:

Террорист, деятель РСДРП.

Дата рождения:

3 октября 1874(1874-10-03)

Место рождения:

Гомель

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

13 апреля 1917(1917-04-13) (42 года)

Место смерти:

Северное море

Пётр Владимирович Карпович (18741917) — российский революционер, террорист, член РСДРП, убийца министра народного просвещения Боголепова.





Биография

Пётр Карпович родился 3 октября 1874 года в Гомеле. Проходил обучение в Гомельской и Слуцкой гимназиях. В 18951896 годах учился в Московском университете, затем в 18981899 годах — в Юрьевском (ныне Тартуском), из которых был исключён за участие в студенческих движениях. В промежуток между учёбой в университетах вёл революционную агитацию в ряде городов, в частности, в Гомеле и Несвиже. Карпович являлся одним из ведущих организаторов Гомельского комитета Российской социал-демократической рабочей партии, обеспечивал нелегальные поставки литературы марксистского толка.

В 1899 году эмигрировал в Германию, бежав от преследований со стороны полиции. В 1900 году сблизился с членами партии социалистов-революционеров (эсеров), стал горячим сторонником политического террора[1]. В 1900 году за участие в студенческих волнениях были отданы в солдаты 183 студента Киевского университета. Это вызвало сильную агитацию среди русской молодежи, обучающейся за границей, в том числе в Берлине. В начале февраля 1901 года в Берлине состоялось несколько собраний, на которых присутствующие агитировали в смысле необходимости принятия репрессивных мер против представителей русского правительства. В числе таких агитаторов особенно выделялся Карпович, который под влиянием этих разговоров и выехал 10 февраля 1901 г. в Петербург.[2]

Убийство Боголепова

14 (27) февраля 1901 года Карпович зашёл в приёмную министерства. Изложив министру суть своего прошения об открытии в Чернигове реального училища, он дождался, пока Боголепов повернётся к нему спиной, и выстрелил ему в шею из револьвера. Карпович был схвачен на месте, скрыться он даже не пытался[1]. Раненый Боголепов был доставлен в больницу, но через 16 дней скончался.

В поступке Карповича многие идейно близкие ему люди видели «акт гражданского самопожертвования»[1].

17 марта 1901 года Карпович предстал перед судом Санкт-Петербургской судебной палаты. В преступлении, совершённом им, он не раскаялся[3], в последнем слове заявил:

...Я был уверен, что буду судим военным судом и приговорен к смертной казни. Так я думал, и это не особенно устрашило меня. Но меня судят, оказывается, общеуголовным судом, и смертной казни нет в его распоряжении. Готового к смерти, меня, естественно, каторга не устрашит и уж, конечно, не исправит...[3]

Суд приговорил Карповича к 20 годам каторжных работ. Первые годы он отбывал наказание в Шлиссельбургской крепости, в 1906 году Карпович был сослан в Акатуйскую тюрьму. Карпович попал под два манифеста об амнистии, его срок был значительно сокращен, и в 1907 году он был освобожден из тюрьмы и отправлен на поселение, откуда сразу же бежал.[4]

Дальнейшая судьба

Бежав за границу, Карпович присоединился к Боевой организации эсеров. В 1908 году он принял непосредственное участие в организации провалившегося покушения на императора Николая II. По сведениям Департамента Полиции, в 1909 году Карпович входил в боевую группу, организованную Борисом Савинковым (Чернов, Колосов, Бердо-Долинин, Карпович, Коморский и неизвестный).[2] Через некоторое время, после разоблачения предательства Евно Азефа[4], Карпович отошёл от эсеров.

Жил в Лондоне, работая банщиком-массажистом. Часто встречался с И. М. Майским.[5]

После победы Февральской революции в 1917 году он решил вернуться в Россию, но пароход Zara, шедший из Лондона в Трондхейм был торпедирован немецкой подводной лодкой в Северном море 13 апреля 1917 года, и Карпович погиб.[5][6]

Напишите отзыв о статье "Карпович, Пётр Владимирович"

Примечания

  1. 1 2 3 [will-remember.ru/familii_na_k/karpovich_pyotr_vladimirovich.htm КАРПОВИЧ Пётр Владимирович] (рус.). [will-remember.ru/]. Проверено 5 января 2011. [www.webcitation.org/692LgwMLe Архивировано из первоисточника 10 июля 2012].
  2. 1 2 Политическая полиция и политический терроризм в России (вторая половина XIX — начало XX вв.). Аиро XX. ISBN 5-88735-079-2
  3. 1 2 Варфоломеев Юрий Владимирович. [klio.3dn.ru/publ/37-1-0-125 Судебный процесс по делу П.В. Карповича: Убийство министра народного просвещения Н.П. Боголепова] (рус.)(недоступная ссылка — история). [klio.3dn.ru/] (14.02.2009). Проверено 5 января 2011.
  4. 1 2 М.Спиридонова. Из жизни на Нерчинской каторге. Глава III. П. В. Карпович. // Каторга и ссылка. 1925. № 1-3.
  5. 1 2 Майский И. М. Воспоминания советского посла. Книга 1. М. Наука. 1964.
  6. [www.uboat.net/wwi/ships_hit/6618.html Ships hit during WWI. Zara]

Отрывок, характеризующий Карпович, Пётр Владимирович

– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.