Карпов, Геннадий Фёдорович

Геннадий Фёдорович Карпов
Дата рождения:	2 (14) февраля 1839(1839-02-14)
Место рождения:	Углич, Ярославская губерния
Дата смерти:	24 апреля (6 мая) 1890(1890-05-06) (51 год)
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	история
Место работы:	Харьковский университет
Учёная степень:	доктор русской истории
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Московский университет
Известен как:	специалист по истории Украины

Геннадий Фёдорович Карпов (1839—1890) — русский историк, специалист по истории Украины XV—XVII веков.

Биография

Родился 2 февраля 1839 года в городе Угличе Ярославской губернии в семье смотрителя местного народного училища. Учился в Борисоглебском духовном училище, в Ростовском уездном училище и в Ярославской гимназии. В 1855 году поступил в Демидовский лицей, но через два года оставил его.

Не имея никаких средств, пешком пришёл в Москву и поступил на Юридический факультет Университета. Зарабатывая себе средства к существованию тяжёлым трудом, Г. Ф. Карпов в 1861 году окончил курс и, по рекомендации С. М. Соловьёва, обратившего внимание на даровитого и прилежного слушателя, был назначен репетитором в Александровское военное училище; вместе с тем он причислен был к университету для приготовления к профессорскому званию.

В 1867 году он защитил диссертацию на степень магистра русской истории «История борьбы Московского государства с польско-литовским (1462—1508)» и был назначен доцентом в Харьковский университет. В 1870 году он получил степень доктора за диссертацию «Критический обзор разработки главных русских источников, до истории Малороссии относящихся». В 1871 году он оставил службу в университете; в это время в материальном отношении положение его значительно улучшилось; он переселился в Москву и отдался научным занятиям.

15 октября 1866 года он был избран членом Общества истории и древностей, 6 мая 1873 года — членом Археографической комиссии, 17 марта 1880 года — членом Русского исторического общества. В занятиях этих учёных обществ и учреждений он принимал живое и деятельное участие. Под его редакцией вышло несколько изданий; в Археографической комиссии он постоянно принимал участие в разборе и оценке различных древних документов, в Обществе истории и древностей в течение 12-ти лет был казначеем.

После смерти Г. Ф. Карпова 24 апреля 1890 года его вдова, A. T. Kapпова, урождённая Морозова, внесла в Общество истории и древностей 11 500 рублей с тем, чтобы ежегодно проценты с этих денег выдавались в виде премии за учёные исследования в области русской истории, причём преимущество отдавалось трудам, посвящённым истории Малороссии.

Научная деятельность

Один из ближайших учеников С. М. Соловьёва, Г. Ф. Карпов направил своё внимание преимущественно на изучение процесса образования и устроения русского государства; последовательно он изучал самые решительные кризисы, какие пережила Московская Русь в работе над государственным объединением русского народа. Богатство и свежесть данных о древней русской жизни, извлеченных С. М. Соловьёвым из его архивных работ, привлекли внимание и Г. Ф. Карпова преимущественно к изучению материала архивного. Первый учёный труд Г. Ф. Карпова «Очерки из истории российской церковной иерархии» (напечатан в 1864 году) посвящён изучению церковно-нравственных сил, поддерживавших в русском народе стремление объединиться. В магистерской диссертации (напечатана в 1864 году), автор рассмотрел объединительную деятельность великого князя Ивана Васильевича III и дал оценку многих источников для истории того времени.

Впоследствии Г. Ф. Карпов обратился к вопросу о воссоединении Малой России и Великой России; но состояние источников, необходимых для этой работы и в особенности ошибки некоторых прежних исследований по тому же вопросу, потребовали стольких предварительных критических исследований, что Г. Ф. Карпов целую докторскую диссертацию посвятил «Критическому обзору разработки главных русских источников, до истории Малороссии относящихся за время 8 января 1651 г. — 30 мая 1672 г.». Тут он выделил первоначальную, фактическую основу в повествованиях о Богдане Хмельницком, от позднейших прибавлений и баснословий; нередко ему приходилось не только опровергать вымыслы, но ещё и указывать, как и даже для чего в иных учёных трудах эти вымыслы поддерживались. Многие выводы и замечания Г. Ф. Карпова вызвали против него упрёки в слишком пристрастном, «московском» отношении.

Труды

• Очерки из истории российской церковной иерархии XIV—XV столетий («Чтения Московского общества истории и древности», 1864)
• [new.runivers.ru/lib/book3115/ Отношения Московского государства к Крыму и Турции в 1508—1517 годах]. — М.: Университетская типография, 1865.— 32 с.
• История борьбы Московского государства с польско-литовским (1462—1508) (магистерская диссертация, «Чтения», 1866)
• [new.runivers.ru/lib/book4412/ Критический обзор разработки главных русских источников, до истории Малороссии относящихся, за время: 8-е января 1654 — 30-е мая 1672 года]. — М.: Тип. Грачева, 1870.— 191 с. (докторская диссертация)
• Митрополия Киевская и московское правительство во время объединения Малороссии с Великою Россией («Православное Обозрение», 1871, № 8, 9)
• Костомаров, как историк Малороссии (Москва, 1871; Карпов враждебно относился к Костомарову)
• Переговоры об условиях соединения Малороссии с Великою Россией (1872)
• [new.runivers.ru/lib/book4413/ Начало исторической деятельности Богдана Хмельницкого]. — М.: Тип. Грачева, 1873. — 265 с.
• Мефодий Филимонович, епископ мстиславский и оршанский, блюститель киевской митрополии («Православное обозрение» 1875, № 1, 2, 4, 6, 11 и 12)
• Дионисий Балабан, митрополит киевский. Из истории отношений киевской церковной иерархии к московскому правительству («Православное Обозрение», 1874 г. № 1)
• О крепостном праве в Малороссии (1875)
• Малороссийские города в эпоху соединения с Великою Россиею (1876)
• О малорусских городах в эпоху присоединения Малороссии к Великороссии («Летопись западного археографического комитета», 1877, VI).
• статья о Богдане Хмельницком («Чтения», 1889, I)

Кроме того, под редакциею Г. Ф. Карпова напечатаны

• «Акты, относящиеся к истории южной и западной России», тт. X и ХІТ
• четыре тома «Сборника Императорского Русского исторического общества»:
  • тома 35 и 54, заключающие «Памятники дипломатических сношений России с Польско-Литовским государством» 1482—1560
  • том 41, заключающий «Памятники дипломатических сношений России с Крымскою и Ногайскою ордами и Турциею» 1487—1533
  • том 53, заключающий «Памятник сношений с Немецким орденом за 1533—1558 гг.»

На средства Г. Ф. Карпова сделано издание фотографического снимка с Изборника 1073 года великого князя Святослава.

Семья

Геннадий Фёдорович женился на Анне Тимофеевне Морозовой (1849—1924), дочери купца Тимофея Саввича Морозова и Марии Фёдоровны, урождённой Симоновой. Венчание произошло 8 января 1869 года в Троицком храме на Яузе, причём невесте пришлось отречься от старообрядчества и принять православие.

Генваря 8-го дня повенчан Жених Доцент Императорского Харьковского Университета Геннадий Федоров Карпов 28 лет, холост Православного Вероисповедания первым браком. Невеста - Потомственная Почетная Гражданка девица Анна Тимофеевна Морозова 19 лет Православного вероисповедания первым браком. Поручители Жениха - Действительные статские советники Сергей Михайлович Соловьев, Иван Кондратьевич Бабст; Невесты - Коллежский Советник Яков Стефанов Филевский, Кандидат Коммерции Аркадий Петров Мякишев.

В браке родилось 15 детей:

• Тимофей Геннадьевич (1870—1932, погиб в тюрьме)
• Елена Геннадьевна (1871—1942) — супруга Александра Васильевича Кривошеина (1857—1921);
• Анна Геннадьевна (1871?—1919),
• Наталья Геннадьевна (1873—1960) — супруга Николая Петровича Лихачёва (1862—1936);
• Фёдор Геннадьевич (1874—1937) — женат на троюродной племяннице Маргарите Давыдовне Морозовой (1880—1934), внучке А. С. Морозова;
• Александр Геннадьевич (1875—1944) — женат на Елизавете Павловне Рябушинской (1878—1936), дочь П. М. Рябушинского;
• Алевтина Геннадьевна (1876—1919) — супруга владимирского вице-губернатора Николая Васильевича Ненарокова (1868—сентябрь 1919, расстрелян в Бутырской тюрьме);
• Николай Геннадьевич (1878—1912);
• Мария Геннадьевна (1879—1961) — с 14 апреля 1903 года супруга Алексея Николаевича Смольянинова (1879—1932, в ссылке). Их праправнук — актёр Артур Смольянинов;
• Георгий Геннадьевич (1881—?),
• Клавдия Геннадьевна (1882—1967) — супруга Бориса Сергеевича Головнина (1878—1920);
• Ольга Геннадьевна (1885—1972) — супруга полковника Александра Михайловича Кавелина (1879—1947);
• Зинаида Геннадьевна (1886—1977) — супруга нотариуса В. А. Спешнева;
• Геннадий Геннадьевич (1888—1952) — женат на Вере Николаевне (1892—1965), дочери московского городского головы Н. И. Гучкова;
• Варвара Геннадьевна (1889—1954) — супруга Владимира фон Мекка, внука Н. Ф. фон Мекк.

Источники

• Карпов, Геннадий Федорович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=3089 Карповы, обществ. деятели, ученые, предприниматели]

Отрывок, характеризующий Карпов, Геннадий Фёдорович

Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.