Карстен, Август

А́вгуст Ка́рстен (нем. August Karsten; 20 декабря 1888, Пайне — 8 мая 1981, Берлин) — немецкий политик, член СДПГ.

Биография

Август Карстен родился в семье кучера пивоварни. В 1895—1903 годах учился в народной школе в Пайне. Зарабатывал на жизнь рабочим и извозчиком на транспортных предприятиях. В 1905 году Карстен вступил в объединение транспортных рабочих. В 1907 году в результате несчастного случая лишился ноги и соответственно трудоспособности. В июле 1914 году Карстен был назначен рабочим секретарём в Ашаффенбурге. Осенью 1917 года Карстен поступил на работу в союз металлистов в Швайнфурте. Женился в 1918 году.

В 1908 году Карстен вступил в Социал-демократическую партию Германии, в 1917 году — в Независимую социал-демократическую партию. В феврале 1918 году за руководство январской стачкой в Швайнфурте Карстен был выслан в Брюккенау на принудительное проживание. С началом Ноябрьской революции Карстен был назначен председателем совета рабочих и солдатских депутатов в Пайне. В 1919 году Карстен сначала работал комиссаром по демобилизации в Брауншвейге, затем рабочим секретарём в Пайне в июле 1919 года.

По окончании войны Карстен возглавил отделение НСДПГ в Пайне. С июля 1919 по октябрь 1923 года вновь находился на должности рабочего секретаря в Пайне. Позднее с декабря 1923 до 1933 года возглавлял имперский союз инвалидов труда и вдов, а также работал в редакции газеты Deutsche Invalidenzeitung.

Карстен был избран в рейхстаг от НСДПГ на выборах в июле 1920 года, вновь вернулся в ряды СДПГ и соответственно вошёл во фракцию СДПГ в рейхстаге. На выборах в мае 1924 года Карстен был избран депутатом рейхстага от СДПГ и неоднократно переизбирался, проработав в рейхстаге непрерывно в течение 13 лет. В июне 1933 года Карстен официально лишился парламентского мандата после запрета СДПГ.

Карстен был одним из депутатов, выступивших с речью 7 декабря 1932 года во время последнего заседания рейхстага перед приходом к власти национал-социалистов. В своей речи Карстен полемизировал против мер недавно подавшего в отставку правительства Папена. В марте 1933 года Карстен был среди 94 депутатов рейхстага, проголосовавших против принятия Закона о чрезвычайным полномочиях, ставшего основой для создания нацистской диктатуры.

После прихода к власти Гитлера в 1933 году Имперский союз инвалидов труда подвергся процедуре уравнивания, Карстен лишился своей должности и вскоре оказался под защитным арестом. После освобождения проживал в Одерберге, где у него было крестьянское хозяйство. В 1944 году Карстен был вновь арестован.

После 1945 года Август Карстен проживал в Берлине. Работал на должности казначея СДПГ, восстановленной в Советской зоне оккупации Германии, и входил в руководство партии. Ещё в 1945 году он высказывался против объединения КПГ и СДПГ в единую СЕПГ, в особенности на нижних партийных уровнях. Выступив 15 декабря 1945 года с речью в Ораниенбауме, Карстен даже был задержан представителем советской комендатуры.

Весной 1946 года Карстен был назначен казначеем СЕПГ. Летом 1948 года получил взыскание на секретном заседании правления СЕПГ за ошибки в ведении партийной кассы. В июле 1950 года был выведен из состава правления СЕПГ и больше не занимал политических постов.

Ссылки

• [bundesstiftung-aufarbeitung.de/wer-war-wer-in-der-ddr-%2363%3B-1424.html?ID=1643 Биография  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Карстен, Август

Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.