Картезианцы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Картезианцы
Полное название

Орден картезианцев

Латинское название

Ordo Cartusiensis

Сокращение

OCart

Церковь

Католическая Церковь

Девиз

Крест стоит, пока вращается мир (Stat crux dum volvitur orbis)

Основатель

св. Бруно Кёльнский

Дата основания

1084

Год утверждения

1133

Количество монашествующих

296 (2014)

[www.chartreux.org/ Сайт ордена]
К:Появились в 1084 году

Картезиа́нцы (картузиа́нцы) (лат.  Ordo Cartusiensis, OCart) — монашеский орден Римско-католической церкви, основанный в 1084 св. Бруно Кёльнским в Шартрёзских горах близ Гренобля (Франция). Официально орден картезианцев был утверждён папой римским Иннокентием III в 1133 году.

Название ордена происходит от названия первой обители — Великой Шартрёзы (фр. La Grande Chartreuse, лат. Cartusia). Картезианские монастыри называют словом картезия.





Цели и духовные основы ордена

  • «Главная цель и наука наша: в тиши уединения искать Бога» (Правила).
  • «усердно искать, скоро найти и обрести Господа Бога», придя таким образом «к совершенной любви» (Правила).
  • «Удаленные от всех, но в связи со всеми пребывающие, мы стоим от имени всех пред Богом Живым» (Правила).

Организация

В 2014 г. в ордене состояли 296 монахов, из них 152 священника[1]. Ордену принадлежат 17 монастырей во Франции, других европейских странах, а также США и Бразилии.

Высшим органом власти является генеральный капитул, собирающийся каждые два года. Между капитулами власть в ордене осуществляет настоятель монастыря Великая Шартреза.

Картезианцы делятся на братьев-священников и братьев-монахов[2]. Священники или те, кто готовится ими стать, живут в уединённых кельях, откуда выходят трижды в день для совместного богослужения и раз в неделю на общую прогулку.

В картезианских монастырях нет спальных корпусов; они заменяются рядами келий[3]. Келья представляет собой двухэтажное помещение с прилегающим садом. Каждый монах живет в своей келье, которая состоит из нескольких помещений: на первом этаже находятся маленькая галерея для прогулок, небольшой садик, дровяной сарай, мастерская со столярными принадлежностями. На втором находятся две комнатки, где собственно живёт картезианец: меньшая, украшенная статуей Пресвятой Девы, называется «Аве Мария», здесь монах читает молитву Аве Мария каждый раз когда поднимается на второй этаж; и вторая комната для молитв, занятий и размышлений. Здесь картезианец ест и спит[4].

Братья-священники получают еду дважды в день через маленькое оконце, а во время поста (с 14 сентября до Пасхи) — единожды в день. В случае необходимости в каком-либо предмете монах оставляет в оконце записочку и в случае удовлетворения его просьбы на следующий день забирает предмет через это оконце. По древней традиции картезианцы не едят мяса, а во время поста — молочных продуктов.

Братья-монахи посвящают больше времени физической работе, потому их питание несколько лучше, а количество обязательных богослужений — меньше. Тем не менее, их распорядок составлен так, чтоб и они могли жить уединённо.

Кроме того, иногда в картезиях есть донаты (люди, которые не приносят обетов), но живут как монахи, аналог средневековых конверзов. Обычно им поручают работу, которая может нарушить одиночество братьев.

В 2005 г. о жизни картезианцев вышел фильм Филиппа Грёнинга «Великая тишина» («Великое безмолвие») (нем. Die große Stille), вызвавший к ним массовый интерес. После этого картезия Селиньяк (Sélignac) была переделана в место, куда могут приехать миряне и некоторое время пожить по картезианскому уставу.

Основа духовности картезианцев — суровая аскеза, уход от мира, созерцательная и уединённая жизнь, практика безмолвия, постоянная молитва. Исторически картезианцы уделяют много внимания физическому и интеллектуальному труду, содержат при монастырях великолепные библиотеки. 7 картезианцев причислены к лику святых, 22 беатифицированы.

Одеяние картезианцев — длинное белое платье с белым капюшоном, вне монастыря — чёрное.

Девиз ордена — «Крест стоит, пока вращается мир» (лат.  Stat crux dum volvitur orbis).

История

Орден получил своё развитие сначала лишь во Франции, но в период с конца XII по конец XIV века картезианские монастыри распространились по всей Европе, от Ирландии до Польши. Пик наивысшего развития ордена пришёлся на начало XVI века, когда он насчитывал 196 монастырей.

Картезианцы занимались ремёслами, перепиской книг и т. д. Они славились своим гостеприимством и благотворительностью. Одним из основных источников богатства ордена было приготовление и продажа ликёра «шартрез».

Первый сильный удар был нанесён ордену Реформацией и религиозными войнами. Только во Франции в период войн между католиками и гугенотами было разорено и уничтожено 94 картезианских монастыря. Тем не менее к концу XVII века орден восстановил свои позиции и насчитывал 173 монастыря. Новые бедствия ждали орден во время Французской революции 17891794 годов. Монастырь Великая Шартреза был закрыт (снова открыт в 1816 г.) вместе с другими монастырями, 51 монах ордена погиб мученической смертью. В XIX веке орден восстановил свою деятельность, но былого расцвета достичь ему уже не удалось.

Женский орден

Орден картезианок возник в 1229 году; в 1790 они прекратили своё существование после гонений революционеров. В XIX веке женская ветвь ордена была восстановлена, сейчас насчитывает 52 сестры и 4 монастыря во Франции, Италии и Испании.

Этапы жизни картезианца

  • Постулат (от трех месяцев до года). Постулант живет как монах, но не принося обетов.
  • Новициат (2 года). Новиций носит черный плащ на белом картезианском хабите.
  • Временные обеты (3 года). Монах носит полное картезианское облачение.
  • Обновление временных обетов (2 года).
  • Вечные обеты.

Богослужения

До Тридентского Собора в XVI веке в Католической Церкви было множество обрядов, которые отличались в разных местностях и разных монашеских орденах, имея общую суть. Папа Пий V сделал Римский Миссал обязательным для всех католиков латинского обряда, кроме тех, чьи обычаи старше двухсот лет. Обряд картезианцев был одним из таких, и он до сих пор используется в пересмотренной версии 1981 года, то есть это большей частью обряд Гренобля XII века.

Уникальным элементом картезианской богослужебной практики является то, что епископ дарит монахиням столу и манипулу на церемонии принесения обетов. Это интерпретируется как остатки обряда посвящения диаконисс[5] . Кроме того, на монахиню надевают корону и перстень. После этого раза они одеваются только на юбилей обетов и для погребения. На богослужениях в отсутствии духовенства монахини выполняют некоторые его обязанности, вроде чтения Евангелия и Посланий, надевая столу[6] . До Второго Ватиканского Собора это было уникальным явлением.

См. также

Напишите отзыв о статье "Картезианцы"

Примечания

  1. [catholic-hierarchy.org/diocese/dqcar.html Carthusian Order]
  2. [www.kartuzija-pleterje.si/index_rus.htm Картезианцы и Картезия Плетеръе]
  3. Алтухова Н. И., Шукурова А. Н. Аббатство // Большая российская энциклопедия / С. Л. Кравец. — М: Большая Российская энциклопедия, 2005. — Т. 1. — С. 13. — 768 с. — 65 000 экз. — ISBN 5-85270-329-X.
  4. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/History_Church/Mulen_lifeMonah_06.php Лео Мулен. Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (Х-ХV вв.)]
  5. www.ewtn.com/library/LITURGY/AROSEBY.TXT
  6. [www.newadvent.org/cathen/03388a.htm CATHOLIC ENCYCLOPEDIA: The Carthusian Order]

Литература

Ссылки

  • [www.chartreux.org/ Официальный сайт картезианцев]
  • [www.catholic-hierarchy.org/diocese/dqcar.html Статистика ордена]
  • [www.cartusialover.altervista.org Sito sull’universo certosino  (итал.)]
  • [carthusian.narod.ru/ordo.html Информация об Ордене картезианцев на русском языке]

Отрывок, характеризующий Картезианцы

– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.