Мать Картли
| |
| Элгуджа Амашукели | |
| Мать Грузия. 1958—63 | |
| Алюминий. Высота 20 м | |
| Тбилиси | |
«Мать - Грузия» (груз. ქართლის დედა) — монумент в столице Грузии, городе Тбилиси, ставший одним из символов Тбилиси.
Монумент был построен на вершине холма Сололаки в 1958 году, когда город Тбилиси отмечал свой 1500-летний юбилей. Автором монумента высотой 20 метров является грузинский скульптор Элгуджа Амашукели. Первоначально, в 1958 году монумент был выполнен из дерева. В 1963 году он был заменён на алюминиевый[1].В 1990-е годы старый монумент был демонтирован, и установлен новый монумент. Мать Грузии сменила платье с удлиненными рукавами на более современное, а также получила новый головной убор – менее традиционную косынку и лавровые листья.
За скульптуру Мать Картли Элгуджа Амашукели был удостоен в 1965 году Государственной премией Грузинской ССР им. Ш. Руставели[1].
Статуя символизирует грузинский национальный характер: женская фигура держит в левой руке чашу с вином для приветствия тех, кто пришёл как друг, а в правой руке меч для тех, кто пришёл как враг.
Напишите отзыв о статье "Мать Картли"
Примечания
- ↑ 1 2 Амашукели Элгуджа Давидович — статья из Большой советской энциклопедии.
Ссылки
- [www.gwz-berlin.de/download/gwz-jb08_gwz.pdf Denkmalkultur in Georgien] in GWZ Berlin, Das Forschungsjahr, 2008.
Координаты: 41°41′17″ с. ш. 44°48′16″ в. д. / 41.68805598583° с. ш. 44.8047220361° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=41.68805598583&mlon=44.8047220361&zoom=14 (O)] (Я)
Отрывок, характеризующий Мать Картли
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
