Картуш (Египет)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

В древнеегипетских иероглифах картуш — это продолговатый закругленный контур с горизонтальной линией внизу, который указывает на то, что написанный в нём текст является царским именем. Картуш входит в обиход в начале Четвёртой династии при фараоне Снофру. Предшественником картуша был серех[en]. На древнеегипетском языке картуш назывался шену и, по сути, являлся увеличенным кольцом шен[en]. В демотической письменности картуш выродился в пару скобок и вертикальную линию.

Из пяти титульных имён фараонов в картуш обрамлялось тронное имя (преномен) и собственное имя (номен), которое давалось при рождении[1].

Иногда в форме картушей исполнялись амулеты, которые изображали имена фараонов и клались в гробницы. Эти артефакты имеют большое значение для археологов в связи с тем, что позволяют определить время захоронения и его принадлежность[2]. В определённые периоды истории Египта на таких амулетах имена не изображались в связи с опасением, что человек, который завладел картушем с именем, может получить власть над носителем имени[3].

Напишите отзыв о статье "Картуш (Египет)"



Примечания

  1. Allen, James Peter, Middle Egyptian: An Introduction to the Language and Culture of Hieroglyphs, Cambridge University Press 2000, p. 65
  2. cf. Thomas Eric Peet, William Leonard Stevenson Loat, The Cemeteries of Abydos. Part 3. 1912—1913, Adamant Media Corporation, ISBN 1-4021-5715-0, p. 23
  3. Alfred Wiedemann, Religion of the Ancient Egyptians, Adamant Media Corporation 2001, ISBN 1-4021-9366-1, pp. 293—295

Отрывок, характеризующий Картуш (Египет)

Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.