Карцов, Евгений Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Евгений Петрович Карцов
Дата рождения

1 февраля 1861(1861-02-01)

Дата смерти

24 апреля 1917(1917-04-24) (56 лет)

Место смерти

Рига

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

пехота

Годы службы

1877—1917

Звание

генерал-лейтенант

Командовал

1-я стрелковая бригада

Сражения/войны

Первая мировая война

Награды и премии
4-й ст.
1-й ст. 1-й ст. 3-й ст.

Евге́ний Петро́вич Карцов (1861—1917) — русский генерал, герой Первой мировой войны.





Биография

Православный.

Среднее образование получил в Симбирской классической гимназии. В 1880 году окончил Казанское пехотное юнкерское училище, из которого был выпущен прапорщиком в 5-й пехотный Калужский полк.

Чины: подпоручик (1884), поручик (1888), штабс-капитан (1893), капитан (1895), подполковник (1899), полковник (за отличие, 1903), генерал-майор (1913).

В 1893 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду. По окончании академии состоял старшим адъютантом штаба 31-й пехотной дивизии (1894) и помощником старшего адъютанта штаба Киевского военного округа (1894—1899). 6 декабря 1899 года был назначен начальником строевого отдела штаба Брест-Литовской крепости, однако уже 31 декабря того же года переведен на должность старшего адъютанта штаба Киевского военного округа, в каковой состоял до 1904 года.

Затем был начальником штаба 12-й кавалерийской (1904—1905) и 42-й пехотной (1905—1907) дивизий, командиром 75-го пехотного Севастопольского (1907—1908) и 165-го пехотного Луцкого (1908—1913) полков. 28 марта 1913 года произведен в генерал-майоры «за отличие по службе», с назначением помощником начальника штаба Омского военного округа.

19 ноября 1914 года назначен начальником штаба 13-го армейского корпуса, а 24 декабря того же года — начальником 1-й стрелковой бригады. Был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени

За то, что со 2-го по 7-е сентября 1915 года, когда немцы, прорвав расположение наших войск, подошли к Молодечно — важному железнодорожному узлу и уже обстреливали его артиллерийским и ружейным огнём, генерал-майор Карцов, приняв командование всеми частями, подходившими к Молодечно, быстро выработал план обороны и, благодаря своевременно принятым мерам, отбил все атаки противника и, перейдя в наступление, обеспечил прочное удержание за собой важного железнодорожного узла — ст. Молодечно.

11 ноября 1915 года назначен командующим 4-й Сибирской стрелковой дивизией. 24 апреля 1917 года убит в Риге. По воспоминаниям Карла Гоппера, генерал Карцов был убит в июне 1917 года недалеко от Олаине. Его труп с простреленной головой был найден у железнодорожной насыпи в 100 шагах от штаба дивизии. Убийцы найдены не были[1].

5 мая 1917 года тело «злодейски убитого» генерала Карцова было перевезено в Киев, о чём извещала в газете «Киевлянин» его жена Елизавета Михайловна. После панихиды в Военном соборе он был похоронен на Аскольдовой могиле. 20 мая 1917 года посмертно произведен в генерал-лейтенанты по Георгиевскому статуту.

Награды

Напишите отзыв о статье "Карцов, Евгений Петрович"

Примечания

  1. Goppers K. No atmiņu vāceles (латыш.) // Latviešu strēlnieks : журнал. — 1938. — Num. 17. — L. 8.

Источники

  • [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=1056 Карцов, Евгений Петрович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
  • Киевлянин, № 111. — 5-го мая 1917 года.

Отрывок, характеризующий Карцов, Евгений Петрович

Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»