Каса маре
Каса маре (молд. Casa mare, букв. «большой дом») — одно из трёх основных помещений в жилом доме молдаван, наряду с сенями и спальней. Каса маре выполняла роль гостиной. В этой комнате принимают гостей, собираются всей семьёй, проводят свадебные обряды и т. д. Бедные крестьяне пристраивали касу-маре не сразу, а только со временем, когда в семье появлялся хоть какой-то достаток. Поэтому наличие хорошо убраной касы-маре долгое время считалось фундаментом всех достижений в жизни простых молдаван.
Содержание
Описание
Каса-маре всегда была чистой и нарядно убраной на случай внезапного приезда гостей или прихода родственников. В ней также проводились важные обряды в жизни семьи и отмечались различные праздники. В каса-маре хранились также самые ценные в доме вещи: ковры, сундуки, в которые годами складывалось приданое будущих невест, нарядно вышитые рушники, дорогие ткани. На стенах висели иконы, а с конца ХIХ века и фотографии. К потолку подвешивали пучки сушёного базилика, лаванды, мяты и других пахучих трав, символизировавших семейное благополучие и достаток. Особую роль каса маре играла перед свадьбой, когда в ней торжественно наряжала невесту её мать. Сама невеста должна была плакать, а её подружки — петь печальные песни.
Отражение в искусстве
В 2004 году группа «Zdob şi Zdub» выпустила песню под названием «Everybody in the Casa Mare».
Также название пьесы Йона Друцэ
См. также
Напишите отзыв о статье "Каса маре"
Ссылки
- [www.ethnomuseum.ru/gallery672/2035/3836_3830.htm/ Российский этнограф. музей. Молдаване. Конец XIX-начало XX в. Каса маре. Иллюстрации интерьера]
Отрывок, характеризующий Каса маре
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
