Ахметжан Касыми

Ахметжан Касыми уйг. ئەخمەتجان ﻗﺎﺳﯩﻤﻰ<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Восточно-Туркестанской Революционной республики
1946 — 1949
Предшественник:	Алихан тура
Преемник:	Должность упразднена
Рождение:	15 апреля 1914(1914-04-15) Кульджа, по другим данным в Жаркенте
Смерть:	27 августа 1949(1949-08-27) (35 лет) СССР
Место погребения:	Кульджа
Супруга:	Махинур
Дети:	сын: Адыл дочь: Адалят

Ахметжа́н Касыми́ (уйг. ئەخمەتجان ﻗﺎﺳﯩﻤﻰ, кит. 阿合买提江·哈斯木; 15 апреля 1914 — 27 августа 1949) — 2-й президент Восточно-Туркестанской Республики, непризнанного государства, существовавшего де-факто на территории будущего Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР с 12 ноября 1944 по 1 октября 1949.

Биография

Ахметжан Касыми родился в 1914 году в махалле Тогракорук города Кульджи, по другим данным родился в Джаркенте, откуда был родом его отец, Надир Махмут. По происхождению илийский уйгур. После смерти отца (1922), родной дядя Омар Касыми забирает Ахметжана в СССР (1926), для обучения, в благодарность дяде меняет фамилию на Касыми (родная Надир). После окончания средней школы в Алма-Ате (1932), работает учителем. В 1934 году поступает на рабфак Среднеазиатского государственного университета в г. Ташкенте. Закончив учёбу в Ташкенте, поступает в 1937 году в Институт восточных языков в г. Москве. Закончив учёбу пишет и защищает диссертацию по истории уйгуров и становится кандидатом исторических наук. В Москве знакомится с советским общественным деятелем уйгурского происхождения Абдуллой Розыбакиевым, под его влиянием вступает в ряды Коминтерна.

В июне 1942 года нелегально переходит советско-китайскую границу и обосновывается в городе Чугучак, где начинает заниматься подпольной политической деятельностью. В 1943 году уезжает в Кульджу, где работает столяром, и стекольщиком, параллельно пишет статьи в газетах. В июне 1943 за свои политические убеждения арестовывается китайскими властями и переправляется в тюрьму г. Урумчи, как особо опасный преступник, в тюрьме подвергается пыткам. В середине октября 1944 в результате переговоров с восставшими в Илийском крае и в целях снизить политическое напряжение в обществе, Ахметжан Касыми вместе с другими политическими заключенными освобождается.

Роль в становлении ВТР

Ахметжан Касыми, по своим политическим взглядам был светским националистом, в противовес группе Алихана тура, которые придерживались исламско-тюркской ориентации, фактически объединил вокруг себя все другие политические группировки ВТР. В январе 1945 года становится членом правительства ВТР, совмещая должности заместителя генерального секретаря ВТР и начальника военного отдела. В августе 1946 года после похищения советскими спецслужбами Алихана тура, возглавляет правительство, став 2-м президентом ВТР.

Изменение геополитической ситуации

По результатам Ялтинской конференции в 1945 г. СССР обязался поддержать восстановление территориальной целостности Китая. На практике, однако, И. В. Сталин не спешил исполнять это обязательство, поскольку не был заинтересован в укреплении позиций Чан Кайши, тогдашнего формального лидера Китая, в борьбе против Мао Цзэдуна. После окончательной победы КПК над Гоминьданом в середине августа 1949 г. во главе делегации ВТР Касыми выехал из Кульджи в Пекин через Алма-Ату и Иркутск на заседание Народного политического консультативного Совета Китая. Скорее всего, такой маршрут был продиктован необходимостью встречи с представителями советского руководства, на которой он надеялся убедить Москву сохранить независимость ВТР. А через несколько дней было объявлено о крушении самолета Ил-12 с правительством ВТР на борту.

Версии смерти членов правительства ВТР

Существует две основные версии смерти членов правительства ВТР, во главе с Ахметжаном Касыми. Первая версия (официальная) — авиакатастрофа на восточном берегу Байкала, в 31 км южнее села Кабанск (Республика Бурятия), на склоне горы Кабанья (хр. Хамар-Дабан).

Вторая версия (неофициальная) — делегация ВТР была арестована советскими органами госбезопасности и затем все делегаты были убиты, а авиакатастрофа была инсценирована посмертно. Однако никаких документальных подтверждений данной версии не найдены.

Останки погибших были выданы представителям ВТР, их похоронили в городском парке Кульджи. Спустя 12 лет тело одного из них — Далелхана Сугурбаева было перезахоронено в Алма-Ате.

Отрывок, характеризующий Ахметжан Касыми

На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.