Каска

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ка́ска (от фр. casque — шлем) — кожаный, металлический или пластмассовый защитный шлем для защиты головы военнослужащих, пожарных и представителей ряда иных категорий лиц, действующих в опасных условиях[1] (шахтёры, строители, спелеологи, спасатели, спортсмены, парашютисты, мотоциклисты и так далее).

Каска используется, как правило, в военных действиях для защиты от осколков снарядов, бомб, а также пуль с малой пробивной силой.





История

Исторически каска являлась этапом в развитии защитного шлема, и своё название получила от латинского слова, обозначавшего металлический шлем.

В связи с распространением огнестрельного оружия, к XVIII веку металлические шлемы утратили своё значение, хотя сохранялись в регулярных армиях до XIX века[2].

В Российской империи кожаные каски как элемент военной формы были впервые введены Г. А. Потёмкиным, отменены Павлом I, но позднее восстановлены для отдельных частей[3]

К началу XIX века каски оставались элементом защитного снаряжения в тяжёлой кавалерии (драгун и кирасир), сражавшейся преимущественно холодным оружием, а также в качестве элемента парадной формы одежды. Также, в XIX веке в колониальных войсках нескольких европейских держав получили распространение пробковые шлемы[3].

Позднее, в начале XX века кожаные противоударные шлемы получили распространение в авиации и среди автомобилистов.

Первая мировая война

К началу Первой мировой войны каски были введены только в немецкой армии, однако их «пикельхельмы» были сделаны из кожи и носили скорее декоративную функцию. После того, как маневренную войну 1914 года в 1915 году сменила окопная война, голова солдата стала основной мишенью — если тело укрыто окопом, то голову высовывать все равно приходится.

Первыми над созданием защитных шлемов стали работать французы. В итоге, ими была разработана каска Адриана. Французская каска собиралась из трёх частей — колпака, юбки и гребня. Её переняли другие страны Антанты: Румыния, Российская Империя, Италия, Португалия и пр. Каска Адриана стала своего рода символом солдата Антанты.

После вступления в войну Италии в мае 1915 года, в действовавшие на Итальянском фронте пехотные подразделения австро-венгерской армии начали поступать кавалерийские кожаные каски (предназначавшиеся для защиты от падающих камней при ведении боевых действий и перемещениях в горах).

Немцы сначала игнорировали каски, полагаясь на «пикельхельм» — знаменитый немецкий островерхий шлем. Однако когда они поняли всю важность вопроса, то не только провели самые тщательные исследования в этой области (эксперименты с пуленепробиваемой каской — в том числе), но и отправили на фронт даже старые драгунские каски, усилив их стальными пластинами.

В 1915 году немцы изготовили значительное число касок самых разнообразных форм, отстреляли их на полигоне и составили технические требования по их форме, толщине металла и весу.

В 1915 году в немецкие войска начали поступать шлемы Pickelhaube обр. 1915 года, выпущенные в условиях военного времени: в отличие от пикельхельмов довоенного образца, не кожаных, а изготовленных из тонкого металлического листа и прессованного картона, однако их защитные свойства были признаны недостаточными. В дальнейшем, в 1915 году в действовавший на Западном фронте штурмовой инженерный батальон капитана Эрнста Рора (Sturmabteilung Rohr) поступили первые стальные шлемы Stahlhelm. Следующие партии шлемов поступали для экипировки наблюдателей, часовых и снайперов[4].

К началу 1916 года Технический университет Ганновера разработал шлем M1916, который начал массово поступать в войска и надолго стал новым символом немецкого солдата. Его форма и защитные качества были признаны лучшими среди воюющих стран. Шлем М1916 приняли армии Центральных держав: Австро-Венгрии, Болгарии, Османской Империи, причём в последнюю поставлялся особый вариант германского шлема без козырька.

Для шлема также выпускалась специальная налобная пластина, которая должна была, по мысли её изобретателей, усиливать защиту лобной части, предназначенная для часовых и пулемётчиков. Такая навесная броня не оправдала надежд: даже если пуля с близкого расстояния и не могла пробить шлем, то сила её удара была такова, что не выдерживали шейные позвонки солдата. Подразделения британского экспедиционного корпуса во Франции первоначально получили некоторое количество французских шлемов, но уже в конце 1915 года была разработана и начала поступать в войска стальная каска Mk.I (поначалу получившая наименование "Shrapnel helmet"). До конца войны было выпущено 7,5 млн. таких касок, которые поступали на вооружение доминионов Британской империи[5]. У английской каски, похожей на средневековые капеллины, имелись развитые поля. Каска мало защищала голову от удара спереди (слишком неглубоко она надевалась), зато широкие поля прикрывали от шрапнели или удара сверху.

Англичане подсчитали, что их каски снизили потери убитыми на 12 %, а ранеными на 28 %. Доля ранений головы в общем числе ранений снизилась с 25 % до 3 %. Аналогичные результаты получили французы со своей каской Адриана.

В 1916 году штурмовые подразделения итальянской армии "arditi" начали получать стальные каски "Farina".

В 1917 году под наименованием M1917 английская каска была принята на вооружение в США.

Примечательно, что каски того периода своей формой демонстрировали противошрапнельное назначение. От винтовочной пули каска не спасала. Были попытки усилить каски и сделать их пуленепробиваемыми. Однако выяснилось, что удар винтовочной пули по каске (даже без её пробития) приводит к тяжёлым травмам шеи. Таким образом, каска в основном предохраняла от осколков, шрапнели, пуль на излёте, а также от ударов различных твёрдых предметов, разлетавшихся при взрывах снарядов.

Русская армия (1914 - 1917)

В 1915 году русский военный атташе во Франции полковник граф А. А. Игнатьев сообщил в Петроград о использовании каски Адриана во французской армии и настоял на немедленном введении шлемов в русской армии, однако на демонстрации французской каски Николай II выступил против введения шлема в русской армии[7] и исполнение решения затянулось.

В 1915 году Генеральный штаб Российской империи принял решение о начале разработки первого русского стального шлема на основе конструкции французской каски Адриана модели 1915 года[8].

Весной 1916 года французские шлемы Адриана получили прибывшие на Западный фронт военнослужащие экспедиционного корпуса Русской армии, обеспечение экипировкой которых взяла на себя французская сторона.

Весной 1916 года был вновь поставлен вопрос о оснащении касками Адриана русской армии на Восточном фронте, но Николай II отказался утвердить это решение и только летом 1916 года[9] во Франции были заказаны 1 млн. шлемов Адриана для русской армии[7]. Единственное отличие шлемов русского заказа от шлемов французской армии состояло в том, что на передней части у них был помещён рельефный русский двуглавый орел.

Шлемы отечественного производства русская армия начала получать только к концу 1916 года. За основу была взята французская каска Адриана. Но русские конструкторы сделали свой шлем более простым в производстве[8] - цельным, а не сборным из трёх частей. Металл на шлеме стал значительно прочнее. Вместо обычной стали была использована броневая. Под наименованием «шлем стальной образца 1916 года» шлем стал к ноябрю поступать в войска. Революционные события начала 1917 года сорвали план производства шлемов. Небольшое количество поступивших шлемов выдавалось в основном в ударные батальоны. Так, их получил Ударный отряд штаба 8-й армии (позднее Корниловский ударный отряд, а с августа 1917 года Корниловский ударный полк).

В 1917 году заказ на производство шлемов был размещен в Финляндии на заводах Sohlberg-Oy и V.W. Holmberg. В России шлем получил маркировку Модель 1917 (Sohlberg), в соответствии с годом начала выпуска шлемов, однако этот шлем так и не был официально введён. Революция 1917 года помешала поставкам изготовленных в Финляндии шлемов в Россию. В русскую армию была поставлена относительно небольшая партия заказанных шлемов. Всего на заводе Sohlberg-Oy успели изготовить 500 000 шлемов, а на заводе V.W. Holmberg — 100 000 шлемов. В 1918 году Финляндия объявила независимость, и выпущенные, но не отправленные в Россию шлемы остались в распоряжении финского правительства. На большей части оставшихся шлемов не было установлено подтулейное устройство, так как изначально его установка планировалась на заводах в России.

Русский шлем имел некоторую внешнюю схожесть с французской каской Адриана, но в то же время оставался уникальным. Шлем изготавливался из сплава стали и никеля путём штамповки. В верхней части купола шлема располагалось вентиляционное отверстие, прикрытое выпуклой треугольной накладкой, прикрепленной к поверхности шлема тремя клёпками. Вес шлема составлял 800—850 грамм, толщина стали 1,2 мм. Подтулейное устройство (некоторые неправильно называют его "подшлемник") изготавливалось из ткани и крепилось с помощью гофрированных алюминиевых полос, так же, как на каске Адриана, предназначенных для вентиляции и прикрепленных к поверхности шлема с помощью восьми клёпок. В верхней части подтулейное устройство имело круглое отверстие, размер которого регулировался с помощью шнура. Подбородочный ремень изготавливался из кожи, его размер регулировался прямоугольной пряжкой. Крепление подбородочного ремня осуществлялось с помощью прямоугольных металлических колец, прикрепленных к полям шлема двумя парами клёпок. Шлемы, выпущенные для русской армии, были окрашены в цвет хаки.

Шлемы этой модели так и не были широко использованы русской армией. В период гражданской войны небольшая часть шлемов использовалась армиями Белого движения.

РККА (1920-е - 1945)

В 20-30-е годы М17 получил распространение в Красной армии. Иногда в Красной армии на шлем прикрепляли красную звезду — либо большую жестяную, такую же, как на каске Адриана М15, используемой в Красной армии, либо звезду меньшего размера; часто звезда была просто нарисована. Для советского правительства использование шлемов, принятых также в армии недружественной Финляндии, было скорее вынужденной мерой, прежде всего из-за нехватки экипировки, однако существуют доказательства перевыпуска в Ленинграде в начале 1930-х годов небольшой партии шлемов этой модели. М17 имел слабые защитные свойства, и поэтому уже во второй половине 1920-х годов были начаты работы по созданию нового стального шлема.

В СССР к теме средств индивидуальной защиты военнослужащих, в том числе и стальных шлемов обратились в начале 1930-х годов. Однако поначалу немногочисленные «каски Адриана» французского и русского производства можно было увидеть лишь на парадах на бойцах привилегированных частей (например, Пролетарской дивизии).

В 1934 году было выдано задание на разработку стального шлема нового образца. Образец, представленный на рассмотрение военному руководству, лично испытывал маршал Буденный, рубя шлем шашкой. Несмотря на то, что этот эпизод принято рассматривать как анекдотический, в действиях маршала был здравый смысл. Стальной шлем со времен Первой мировой рассматривался как средство защиты от шрапнели (составлявшей в 1930-е 50 % боекомплекта полевой артиллерии). Удар шашкой имитировал попадание шрапнели (Буденный прокомментировал, что шлем недостаточно защищает плечи бойца от поражения сверху).

Переделанный шлем (с увеличенными полями) был принят на вооружение РККА под названием «красноармейский шлем стальной обр. 1935 г.», в других источниках — СШ-36. В таком виде он немного напоминал немецкий шлем 1916 года. «Каски Адриана», хранившиеся на складах, передали в пожарную охрану — они прослужили пожарным как минимум до 1950-х годов. Стальные шлемы в СССР обычно окрашивались матовой краской защитного цвета. В РККА на обычные стальные шлемы не наносилось никаких знаков различия, а на парадные — красные звезды. Впоследствии выяснилось, что большие поля нового СШ создают большую парусность. При сильном ветре, а также при движении на лошади, мотоцикле, в кузове грузовика это приводило к тому, что СШ сдувало набок. К тому же шлем был слишком тяжёл, хотя особой пулестойкостью не отличался.

Недостатки СШ-36 были слишком очевидны, и необходимо было произвести дополнительные исследования для создания лучшего шлема. Снова было протестировано множество шлемов, созданных в западных странах. В 1937—38 несколько экспериментальных моделей было создано и протестировано на Ржевском полигоне. В 1938 году был сделан окончательный выбор. Характерный гребешок был снят со шлема, и контур шлема приобрел новые очертания. Этот шлем известен как СШ-39. Силуэт русского солдата в нем стал образом воина-победителя на многие годы. Форма нового советского шлема напоминала стальной итальянский шлем М33. Вероятнее всего, именно эта модель была взята за основу при создании шлема. Шлем изготавливался из стали намного лучшего качества, чем та, из которой изготавливался СШ-36, его вес составлял 1 250 грамм, толщина стенок 1,9 мм.

Подтулейное устройство имело купольную форму, изготавливалось, как правило, из ткани (также подтулейник мог быть изготовлен из кожи, кожзаменителя или вощеной ткани), обрамленной в нижней части полоской кожи или кожзаменителя. Под тканью устанавливалась подкладка из сукна или фетра. Размер подтулейника регулировался с помощью шнура, расположенного в верхней части его купола. Крепление тканевой основы осуществлялось к стальному обручу, который, в свою очередь, с помощью держателей крепился к поверхности шлема тремя клепками, таким образом, предотвращая соприкосновение подтулейника со стенками шлема, обеспечивая тем самым вентиляцию и выполняя амортизационные функции. Шлем окрашивался в оливковый цвет или в цвет хаки, иногда на фронтальной части шлема изображался контур пятиконечной звезды. С внутренней стороны шлема, в затылочной части около нижней кромки, на советских шлемах проставлялся штамп завода-изготовителя, а также штамп с указанием размера шлема.

В послевоенное время оставшиеся СШ-39 проходили заводской ремонт на заводе ЛМЗ (г. Лысьва), сферы перекрашивались заново и на них ставился подтулейник с СШ-40 (три подушки); как правило, на штампе стоит 1950 год. Такие шлемы передавались в учебные заведения и подразделения Гражданской обороны.

В 1940 году был принят на оснащение стальной шлем нового образца — «Шлем стальной обр. 1940 г.» (СШ-40), который без особых изменений просуществовал несколько десятилетий. По сути, он используется в ВС России до сих пор. Один из разработчиков нового стального шлема, М. И. Корюков вспоминал впоследствии:

«Работу принимала комиссия, которую возглавлял Семен Михайлович Буденный. Он внимательно осмотрел изготовленный сотрудниками лаборатории шлем и …взялся за шашку. Удивленный выбором оружия, я усмехнулся. Заметив это, Семен Михайлович пояснил, что шашкой хороший кавалерист разрубает врага от плеча до пояса, — пуля такой силы не имеет. Конечно, Буденный был опытный „рубака“, и клинок из закаленной златоустовской стали, подаренный ему рабочими, был сильным испытательным оружием в его руках. Но тут, если можно так выразиться, коса нашла на камень. Свистнул рассекаемый шашкой воздух — и тут же звякнул шлем. Буденный с удивлением осмотрел место удара: „Скажи, пожалуйста, ему хоть бы что!“, и он взялся за наган. Стрелял Семен Михайлович сначала с двадцати пяти метров, затем — с десяти, почти в упор. После каждого выстрела шлем подскакивал, пули рикошетили, и я очень боялся, как бы они не попали в Буденного. За судьбу шлема я был спокоен и не волновался. „Молодцы! — сказал, наконец, маршал, — хорошо поработали“».[10]

Конструкция СШ-40 отличается от предыдущего образца, СШ-39, используемым подтулейным устройством или подтулейником, более простым и крепким. Отсюда и главное их внешнее отличие: в СШ-40 для крепления подтулейника применялось шесть заклёпок, в СШ-39 — три. Подтулейник состоит из трёх частей-«лепестков», изготовленных из искусственной кожи или ткани, которые в верхней части шлема соединяются шнурком, предназначенным для регулировки посадки. С внутренней стороны каждого лепестка находится амортизационная подушечка, изготовленная из ваты. Брезентовый подбородочный ремень состоит из двух частей-половин, присоединенных к кольцам на боковых сторонах шлема. Одна из частей на свободном конце имеет скользящую пряжку; конец другой половины обжат полукруглой металлической оправкой. В отличие от предыдущих образцов стальных шлемов, СШ-40 выпускался только трёх размеров («номеров»). Масса стальной части шлема (без подтулейного устройства) самого большого размера — 800 г.

В Германии

После окончания первой мировой войны, стальные шлемы остались не только на вооружении созданных 6 марта 1919 года вооружённых сил Веймарской республики, но и иных вооружённых военизированных формирований.

В 1933 году был начат выпуск специального облегченного шлема из вулканизированной фибры с алюминиевым каркасом для военнослужащих подразделений, участвующих в парадах.

В середине 1930-х годов немецкие военные специалисты пришли к выводу, что каска образца 1916 года не вполне соответствует требованиям времени: она была разработана для защиты в первую очередь от свинцовых шрапнельных пуль, однако в 1930-е годы шрапнель уже не являлась основным типом артиллерийских снарядов к полевой артиллерии и армейская каска должна была обеспечивать защиту от более крупных и тяжёлых осколков осколочно-фугасных снарядов[11].

Для разработки нового варианта стального шлема были привлечены конструкторы, которые совместно с военными сумели подобрать оптимальное сочетание защитных свойств шлема при уменьшении его веса, попутно были решены некоторые другие вопросы: удешевление и технологичность производства.

В 1935 году на вооружение вермахта был принят новый шлем М35. Изменение роли пехоты в войне, увеличение её мобильности, отказ от позиционных боев, при которых максимальная защита головы была главной функцией шлема, привели к уменьшению размеров козырька и назатыльников. Шлем стали штамповать из легированной углеродистой стали с добавлением молибдена. Толщина листа колебалась от 1 до 1,15 мм. Каска из такой стали выдерживала давление до 220 кг на мм², что обеспечивало защиту даже от крупных осколков и пистолетных пуль. В результате каска М35 визуально стала более обтекаемой и пластичной, а её контур — более изысканным и стильным. Образ солдата вермахта с резкой тенью, отбрасываемой козырьком на мужественное лицо, превратился в расхожий штамп немецкой пропаганды.

Для воздушно-десантных частей в 1936 году был разработан специальный шлем. Его вес был максимально уменьшен, габаритные размеры минимизированы за счет уменьшения ширины полей. Десантный шлем М38 инженера Хайслера, принятый на вооружение в 1938 г., почти не имел полей, так как оказалось, что в случае жесткого приземления назатыльник наносил травму в районе шеи и плеч, а козырек шлема создавал во время прыжка нежелательные аэродинамические завихрения, что часто приводило к срыву шлема с головы десантника и он приземлялся в одном подшлемнике. Изменилась и форма ремешка: он стал Y-образным. Дополнительный фиксирующий ремень крепился к затылочной части каски, что резко увеличивало плотность посадки шлема на голове во время прыжка. Теперь воздушные потоки не раскачивали голову парашютиста из стороны в сторону, что улучшало общее самочувствие «зеленого дьявола» (прозвище немецких парашютистов), прыгающего в опасную неизвестность. Вместо армейского подшлемника стал применяться интегральный колпак с 11 большими отверстиями. Сшитый из двух кусков бараньей кожи (которую впоследствии, из-за дороговизны и сложности выделки, заменили свиной) и армированный пробковым деревом, он вместе с каркасом-обручем обеспечивал дополнительную защиту от травм во время посадки. Вскоре вместо пробки в качестве амортизатора стали применять каучук (вспененную резину). Подшлемник стал наборным — семь разных по толщине резиновых сегментов, крепившихся к алюминиевому кольцу, ещё точнее отслеживали профиль головы десантника.

В 1938 году на базе шлема модели М34 была создана каска для подразделений противовоздушной обороны Luftschutz (нем.), получившая в кругах коллекционеров название «гладиатор», из-за своей оригинальной формы. Основная сфера каски имела аналогичную М34-форму, а конусные поля были значительно видоизменены. По линии соединения сферы шлема и конусных полей располагался бортик полукруглой формы, выполненный в процессе штамповки изделия. Подобные бортики можно встретить на шлемах для гражданских военизированных структур, изготовленных на базе более поздних моделей армейских касок — М35, М40.

На шлемах Luftschutz и других военизированных формирований можно встретить все виды подшлемников, использовавшихся на германских шлемах. Встречаются подшлемники образца 1931 года, шлемы с подшлемником, изготовленным по образцу М16 из трех кожаных сегментов, закрепленных на обруче, а также подшлемники, состоящие из отдельных кожаных лепестков, закрепленных на обруче. Способы крепления подшлемника использовались как на четыре кламмера, так и на три.

Существуют много вариантов шлема, отличающихся способом изготовления: составной из трех частей, составной из двух частей, цельный, цельный с бортиком, цельный с бортиком без полей, напоминающий шлем парашютистов, цельный с особым гребнем для пожарной полиции и экспериментальный шлем SA.

Помимо подразделений ПВО, «Гладиаторы» успешно использовались и другими организациями, например, гражданским ополчением Фольксштурм и штурмовыми отрядами SA.

В других странах

В 1926 году во Франции модернизировали каску Адриана (новый вариант М-26 отличался от М-15 тем, что его купол штамповался из одного листа стали, а не из трёх).

В 1931 году польская армия приняла на вооружение стальной шлем обр. 1931 года (Hełm wz. 31).

В 1932 году японская армия приняла на вооружение каску "тип 92" образца 1932 года - из хромо-молибденовой стали, с кожаным ремнём. В дальнейшем, к каске был разработан матерчатый маскировочный чехол (выпускался в нескольких вариантах: песочного, зелёного или грязно-оливкового цвета)[12].

В Чехословакии была разработана стальная каска обр. 1932 года (přilba vzor 32).

В 1932 году прошли испытания новой каски для итальянской армии, по результатам которых в ноябре 1934 года на вооружение была принята стальная каска образца 1933 года (Elmetto Mod. 33).

В 1936 году на вооружение болгарской армии вместо немецкой каски обр.1916 года была принята стальная каска обр.1936 года. Новые каски начали поступать в войска с начала 1937 года, однако немецкие каски также продолжали использовать (в резервных частях)[13].

Английская армия во Вторую мировую войну воевала в касках Mk.II, представлявших собой незначительно модифицированные образцы времен Первой мировой. Британские воздушно-десантные войска приняли в качестве снаряжения новую упрощённую каску по типу немецкой М38.

В США также первоначально использовали каски M1917, но к 1941 году разработали собственную каску М1, похожую на советскую, но более простой формы. У американцев и тогда, и сейчас принято на каске наносить знаки различия по воинским званиям.

После 1945

Во второй половине ХХ века происходит определённая стандартизация шлемов среди стран НАТО и их союзников, в армиях социалистических государств получают распространение шлемы советского образца.

В то же время, продолжается разработка новых образцов: так, в 1950-е годы новые шлемы введены в армиях Франции и ГДР, в 1960-е - в СССР (шлемы СШ-60 и СШ-68) и Польше (шлем wz.67)...

До начала 1980-х годов на вооружении армий всех государств находились каски, изготовленные из листовой стали[14].

В 1980 году в США на вооружение сухопутных войск была принята каска PASGT[15] (получившая неофициальное прозвище «Fritz», поскольку почти полностью повторяет формы немецкой каски образца 1916 года) - первый образец неметаллического защитного шлема. В 1985 году неметаллический шлем Mk.6 был принят на вооружение в Великобритании.

В СССР в 1980-е годы было начато производство титанового шлема СТШ-81 "Сфера".

В конце 1990-х годов в НИИ Стали разработали первую российскую тканево-полимерную каску П7 (индекс 6Б7) обр. 1999 года (в 2008 был представлен её улучшенный вариант 6Б7-1М), однако по экономическим причинам в 2000 году началось производство модернизированного варианта шлема СШ-68 - новый стальной шлем СШ-68М (индекс 6Б14) имел защиту, усиленную баллистической тканью изнутри каски[16]. Вместе с тем, в войсках продолжали использовать шлемы СШ-60 и СШ-68.

С 2003 в армии США используется кевларовый шлем модели MICH TC-2000 Combat Helmet.

В 2006 году в России были приняты на вооружение армейские каски нового образца – 6Б26 и 6Б27.

В мае 2015 года в ходе анализа причин гибели, ранений и травм военнослужащих вооружённых сил Украины в зоне боевых действий на востоке Украины было установлено, что ранения и травмы головы составляли 18,8-22,6% от общего количества смертельных и несмертельных ранений и травм военнослужащих вооружённых сил Украины, однако анализ эффективности средств индивидуальной защиты затруднён, поскольку в исследуемый период в войсках использовались шлемы различных типов и моделей[17].

Рабочие каски

Строители начали использовать защитные каски в начале XX века. Первые каски были алюминиевыми. Но затем от таких касок решили отказаться, поскольку алюминий – хороший проводник электричества. Каски стали делать из стекловолокна. В 1970-х годах каски начали изготовлять из полиэтиленового пластика.[18].

По используемому в России ГОСТу выпускаются каски следующих цветов: белого — для руководящих работников, красного — для прорабов и мастеров, желтые и оранжевые — для работников из числа младшего и обслуживающего персонала.[19].

Фотогалерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Каска"

Примечания

  1. Каска // Советский энциклопедический словарь. редколл., гл. ред. А. М. Прохоров. 4-е изд. М., "Советская энциклопедия", 1986. стр.555
  2. Шлем // Советская военная энциклопедия. / ред. Н.В. Огарков. том 8. М., Воениздат, 1980. стр.522
  3. 1 2 Каска // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  4. Ian Drury, Gerry Embleton. German Stormtrooper, 1914-18. London, Reed International Books Ltd., 1995. pages 8-9
  5. Martin Pegler, Mike Chappell. British Tommy 1914 - 1918. Weapons, armour, tactics. London, Osprey Publishing Ltd., 1996. pages 13-14
  6. Дерябин А.И., Паласиос-Фернандес Р. Гражданская война в России 1917—1922. Белые армии. — М.: АСТ, 1998. — 46 с. — (Солдатъ). — ISBN 5-237-00041-х.
  7. 1 2 А. А. Игнатьев. Пятьдесят лет в строю. том II (кн. 4-5). М., "Правда", 1989. стр.218-219
  8. 1 2 Форма военного времени // В. Н. Шунков, А. Г. Мерников, А. А. Спектор. Русская армия в Первой мировой войне 1914 - 1918. М., АСТ, 2014. стр.48-51
  9. А. Б. Асташов. Русский фронт в 1914 - начале 1917 года: военный опыт и современность. М., "Новый хронограф", 2014. стр.102
  10. [www.nwpi.ru/if/person/korukov.html Биографические сведения o Корюкове М. И.]
  11. Юстров. К спору о каске // "Военный зарубежник", № 2 (19), 1936. стр.105
  12. Пехота Японии 1937 - 1945. // "Солдат на фронте", № 10, 2006. стр.9
  13. N. Thomas, K. Mikulan. Axis Forces in Yugoslavia 1941 — 45. London, Osprey Publishing Ltd., 1995. page 46
  14. Дмитрий Купрюнин, Александр Егоров, Евгений Чистяков. Шлем будущего // "Арсенал", № 2, 2012. стр.42-45
  15. П. Могутов. Разработка в США нового комплекта индивидуальной защиты // "Зарубежное военное обозрение", № 3, 1980, стр.36-37
  16. Мамонтов Д. [www.popmech.ru/article/1197-chugunnyiy-lob/ Чугунный лоб: Берегите голову] // Популярная механика. февраль 2007
  17. О. В. Чернозубенко (ЦНДІ ОВТ ЗС України). Шляхи розвитку захисних шоломiв // Перспективи розвитку озброєння та військової техніки Сухопутних військ. Збірник тез доповідей Міжнародної науково-технічної конференції (Львів, 14-15 травня 2015 року). Львів: АСВ, 2015. стор.96-97
  18. [stroy-talks.ru/sredstva-individualnoj-zashhity/stroitelnaya-kaska-kak-golovnoj-ubor.html Строительная каска как головной убор]
  19. [blog.ppe-in-china.com/protective-helmets-yellow-who-owns-it/ Защитная каска желтая — кому она принадлежит?]

Литература

  • Шлем // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Петров Э., Чусов С., Щербаков А., Яньков В, Егоров А. Проблемы создания шлемов с высоким уровнем защиты (рус.) // Техника и вооружение вчера, сегодня, завтра. — 2012. — Август (№ 08). — С. 2-6.
  • Brian C. Bell, Kevin Lyles. Wehrmacht combat helmets, 1933 - 1945. London, Osprey Publishing Ltd., 2004.
  • Купрюнин Д., Егоров А., Чистяков Е. Шлем будущего (рус.) // Арсенал : журнал. — 2012. — Т. 32, № 02. — С. 42-45.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Каска

Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.