Касл, Марселлус
| Марселлус Касл | |
  Портрет и факсимиле подписи М. Касла | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Место смерти: | |
| Награды и премии: | |
Марселлус Пернелл Касл (иногда Марцелус Кестл; англ. Marcellus Purnell Castle, известный также как M. P. Castle; 1849—1917) — английский филателист, президент Королевского филателистического общества Лондона (1913—1917), первый редактор журнала «The London Philatelist» («Лондонский филателист», 1892—1917)[1].
Содержание
Образование и род занятий
Выпускник Школы[en] Кингс-колледжа в Лондоне[1]. По роду занятий Касл был владельцем пивоварни «Альбион» (Albion Brewery) в Брайтоне[2], а также служил мировым судьёй[1].
Вклад в филателию
М. Касл был президентом двух филателистических обществ — Хартфордшира (Hertfordshire Philatelic Society) и Брайтона и Суссекса (Brighton & Sussex Philatelic Society)[1].
В 1879 году он вступил в Королевское филателистическое общество и был избран членом совета общества в 1881 году. Касл стал вице-президентом в 1891 году после смерти Томаса Таплинга. В 1902 году Касл ушёл в отставку с поста вице-президента[2], и его преемником был Линдси, Джеймс, 26-й граф Кроуфорд[2][3]. Касл также входил в экспертный комитет общества[1].
В 1913 году М. Касл стал президентом Королевского филателистического общества и занимал этот пост до самой своей смерти в 1917 году[2].
В период с 1892 по 1917 год Марселлус Касл был также первым редактором журнала «The London Philatelist», кроме десяти номеров в 1892—1893 годах, когда он состоял членом редакционной коллегии[1].
Филателистическими интересами Касла было коллекционирование почтовых марок штатов Австралии и Европы; в этих областях он создал крупные коллекции[4]. В частности, его специализированная коллекция Австралии и британских колоний в Океании была продана в 1894 году за 10 тысяч фунтов стерлингов, после чего Касл сконцентрировался на собирании марок Европы. Европейская коллекция Касла разрослась до 67 томов и была продана в 1900 году У. У. Манну (W. W. Mann; 1848—1915) за 27,5 тысяч фунтов стерлингов. Вторую свою коллекцию Австралии Касл реализовал в 1905 году за 5750 фунтов стерлингов[1].
М. Касл выиграл золотую медаль за свой экспонат почтовых марок Нового Южного Уэльса[en] на Лондонской филателистической выставке 1890 года[en][4].
Почётные звания и награды
Касл удостоился чести быть внесённым в «Список выдающихся филателистов» в качестве одного из «отцов филателии». Он был также награждён медалью Линденберга[en] в 1909 году[1].
В 1911 году Марселлус Касл был удостоен членства в Королевском Викторианском Ордене короля Георга V и получил соответствующую награду[2].
См. также
Напишите отзыв о статье "Касл, Марселлус"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.abps.org.uk/Home/Who_Was_Who/index.xalter#C Who Was Who in British Philately], Association of British Philatelic Societies, 2010.
- ↑ 1 2 3 4 5 Butler A. R.[en] An Economy of Editors // The London Philatelist. — 1992. — Vol. 101. — January—February. — P. 15. (англ.)
- ↑ См. также статью Библиотека Кроуфорда.
- ↑ 1 2 Holmes H. R.[en] British International Stamp Exhibitions // The London Philatelist. — 1970. — Vol. 79. — No. 932—933 (August—September). — P. 166—170. (англ.)
Литература
- Левитас Й. Я., Басюк В. М. Кестл Марцелус // Все про марки / Й. Я. Левитас, В. М. Басюк. — К.: Реклама, 1975. — С. 17. — 238 с. — 30 000 экз. (укр.)
Отрывок, характеризующий Касл, Марселлус
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
