Касосская резня
| Касосская резня | |||
| Основной конфликт: Греческая революция | |||
 | |||
| Дата |
27 мая 1824 — 30 мая 1824 | ||
|---|---|---|---|
| Место |
остров Касос | ||
| Итог |
Победа османо-египетских войск | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Разрушение и резня на острове Касос в мае 1824 г. — эпизод Освободительной войны Греции 1821—1829 годов.
Содержание
Касос
Касос — крохотный остров архипелага Додеканес, расположенный северо-восточнее острова Крит. Скалистый островок со скудной природой, практически ничего не производивший. Море кормило остров, а большинство его жителей были моряками. Десятилетиями воюя на море с алжирскими пиратами, касиоты приобрели тем самым и боевой морской опыт.
Остров населялся только греками и к началу Греческой революции (1821 год) его население достигало 3500 человек. Флот этого крошечного острова был четвертым по размеру и значению после флотов островов Идра, Спеце и Псара, насчитывая 15 вооруженных бригов с 1 тысячей моряков.
Греческая революция
Касос восстал первым среди Додеканесских островов. Восстание возглавил капитан Теодор Кантарцоглу.[1].
В отличие от флотов трёх других островов, касиоты, за редкими исключениями, предпочитали действовать самостоятельно, совершая дерзкие налеты на корабли и побережье всего Восточного Средиземноморья. Касиоты долгие годы досаждали Египту, включая их смелый налёт в сентябре 1822 года на Дамиетту, где они захватили 13 египетских кораблей. В октябре того же года касиоты захватили 6 турецких кораблей возле острова Кипр и 5 — возле египетской Александрии. Касиоты не ограничивали себя только мусульманскими кораблями, но захватывали и европейские суда, шедшие с грузами в османские порты.
После греческих побед 1821—1822 годов (осада Триполицы, битва при Дервенакии) султан Махмуд II был вынужден обратится за помощью к своему номинальному египетскому вассалу Мухаммеду Али, обладавшему армией и флотом, организованными по европейскому образцу. Когда Мухаммед Али принял предложение султана, стало более чем очевидно, что кроме основных целей экспедиции, Касос станет одной из первых побочных её целей.
Накануне
В начале 1824 года к населению острова прибавились и 2000 беженцев с Крита. 500 беженцев, под командованием Д. Курмулиса и Астриноса, были вооружены. Так население острова достигло на тот момент 6000 человек. Египетский флот под командованием Измаил-Гибралтара, появился у острова 14 мая. Египетская эскадра насчитывала 4 фрегата, 6 корветов и 10 бригов. Это была пока что только разведка. В своем письме от 17 мая «все жители Касоса, слезно просили правительство об оказании помощи». Ответное письмо правительства от 27 мая гласило: «в казне нет денег для жалованья экипажам, как только будут получены деньги займа». Однако Измаил-Гибралтар не ждал, пока у греческого правительства появятся деньги, чтобы оказать помощь Касосу.[2].
Святая Марина
Флот Измаил-Гибралтара появился снова 27 мая, на этот раз на борту кораблей было 3000 солдат Хусейн-бея. Касиоты и критяне ждали их за наспех сооруженными бастионами на побережье Святой Марины — самом удобном месте для высадки. Двое суток корабли Измаил-Гибралтара обстреливали касиотов, выпустив в общей сложности около 4000 ядер.
К концу вторых суток 14 шлюпов с войсками предприняли высадку. Все касиоты и критяне ринулись отражать высадку. Но с наступлением сумерек Хусейн-бей с 2000 солдат на 24 шлюпах высадился у скал Антиперато, которые защищали только 6 касиотов. Разделавшись с ними, турки, ведомые жившим на Родосе предателем-касиотом, на заре вышли в тыл защитникам Св. Марины. Никакой надежды у защитников не осталось. Часть из них разбежалась, пытаясь каждый в отдельности спасти свою семью, часть сдалась.[3]. Только 40 защитников под командованием Маркоса Маллиаракиса, он же Дьяк Марк, сражались до конца и пали до последнего.
Резня
Резня населения острова продолжалась 24 часа и прекратилась только по приказу Измаил-Гибралтара. Половина касиотов и беженцев была вырезана. Погрузив на свои и захваченные 15 касиотских кораблей 2000 жителей и беженцев, Измаил отправил их на невольничьи рынки Египта. Кроме того, у Измаила не хватало моряков и 500 касиотам пришлось принять предложение служить на его кораблях в обмен на право выкупа своих семей. Остров стал практически необитаемым.
Эпилог
Касос остался вне пределов воссозданного Греческого государства. Касиоты постепенно снова заселили свою скалу. В 1911 году, после поражения Турции в итало-турецкой войне, остров, как и весь архипелаг Додеканес, перешёл под контроль Италии. Острова Додеканес, и Касос в их числе, воссоединились с Грецией после Второй мировой войны, в 1948 году.
Ежегодно островитяне отмечают события 1824 года, поминают погибших в бою и во время резни.
Напишите отзыв о статье "Касосская резня"
Примечания
Ссылки
- [www.greek-costumes.com/history/genocide_of_kasos.htm Genocide of Kasos, Psara]
| ||||||||||||||||||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Касосская резня
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
