Кастельяно, Рамон Хосе
| Рамон Хосе Кастельяно Ramón José Castellano | ||
| ||
|---|---|---|
| 26 марта 1958 год — 19 января 1965 год | ||
| Церковь: | Римско-Католическая церковь | |
| Предшественник: | архиепископ Фермин Эмилио Лафитте | |
| Преемник: | архиепископ Рауль Франсиско Приматеста | |
| Рождение: | 15 февраля 1903 | |
| Смерть: | 27 января 1979 (75 лет) | |
| Принятие священного сана: | 18 сентября 1926 год | |
| Епископская хиротония: | 28 ноября 1946 год | |
Рамон Хосе Кастельяно (исп. Ramón José Castellano, 15.02.1903 г., Вилья-Долорес, провинция Кордова, Аргентина — 27.01.1979 г., Кордова, Аргентина) — католический прелат, архиепископ Кордовы с 26 марта 1958 года по 19 января 1965 года. Рукоположил в священника Хорхе Марио Бергольо, будущего Римского папу Франциска.
Биография
Рамон Хосе Кастельяно родился 15 февраля 1903 года в коммуне Вилья-Долорес провинции Кордова, Аргентина. 18 сентября 1926 года он был рукоположён в священника.
24 ноября 1945 года Римский папа Пий XII назначил Рамона Хосе Кастельяно вспомогательным епископом архиепархии Кордовы и титулярным епископом Флавиаса. 28 ноября 1946 года состоялось рукоположение Рамона Хосе Кастельяно в епископа.
26 марта 1958 года Римский папа Пий XII назначил Рамона Хосе Кастельяно архиепископом Кордовы.
Участвовал в работе I и II сессиях II Ватиканского собора.
19 января 1965 года Рамон Хорхе Кастельяно подал в отставку и был назначен титулярным архиепископом Иомниума. Этот титул он носил до 20 декабря 1970 года. 13 декабря 1969 года рукоположил в священника Хорхе Марио Бергольо, ставшего 13 марта 2013 года Римским папой Франциском.
27 января 1979 года Рамон Хосе Кастельяно скончался в Кордове.
Напишите отзыв о статье "Кастельяно, Рамон Хосе"
Ссылки
- [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bcastra.html Информация] (англ.)
| Предшественник: архиепископ Фермин Эмилио Лафитте |
Архиепархия Кордовы 26 марта 1958 — 19 января 1965 |
Преемник: архиепископ Рауль Франсиско Приматеста |
Отрывок, характеризующий Кастельяно, Рамон Хосе
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
